Киоко Мори - Одинокая птица
— Наш родной город, — патетически произнес Тору, сделав рукой театральный жест.
— Ты рад, что вернулся?
Тору прижался спиной к дверце, чтобы смотреть мне прямо в лицо.
— Не знаю. — Между его тонких дугообразных бровей пролегла еле заметная складка.
Мы с Такаши вернулись, потому что отец хочет, чтобы мы окончили колледж, женились и осели здесь, а не в Токио. Он не знает, что у меня совершенно другие планы. Мне не нужен колледж, не нужна жена и, наверное, не нужен наш город.
— Не нужен колледж?
— Два года назад, окончив полную среднюю школу, я в колледж не стал поступать. И сейчас не собираюсь.
Если бы я отправилась работать в бар, вместо того чтобы поступать в колледж, отец и бабушка отреклись бы от меня. Неважно, что отец встречается с женщиной, у которой свой бар и квартира над этим заведением. Это совсем другое дело, а девушка из респектабельной семьи не может работать в баре. Правда, летом некоторые выпускницы одиннадцатого и двенадцатого классов из нашей школы подрабатывают официантками, но они обслуживают столики в кафе, куда приходят на ленч. Такие кафе располагаются в центре города. Подают в них только кофе и сандвичи. Заглядывают туда в основном пожилые, далеко не бедные дамы, чтобы передохнуть во время прогулки по магазинам. У мальчиков возможностей больше. Например, старший брат моей подруги Миёко прошлым летом подрабатывал официантом в заведении, где подавали коктейли. Ему разрешали даже по вечерам работать. Самой же Миёко родители такого бы не позволили. Я давно заметила: у мальчиков в нашей среде свободы значительно больше, чем у девочек. Они могут позже приходить домой, могут летом путешествовать с друзьями без родительского присмотра. Но, следует признать, будь я даже парнем, мое семейство не на шутку обеспокоилось бы нежеланием отпрыска поступать в колледж.
— А как отреагировала твоя родня? — спросила я Тору. — Наверное, недовольны были, что ты не пошел в колледж?
— Недовольны — не то слово. Отец и дед сначала психанули, но что они могут сделать? Не загонять же меня в колледж силой.
— Почему? Они, например, могли пригрозить, что вышвырнут тебя из дома или даже отрекутся от тебя.
Если бы отец с бабушкой отреклись от меня, моя жизнь круто бы переменилась. Я уехала бы к маме и дедушке и стала, конечно, обузой для них. Они бы вечно корили себя за то, что так бедны и не могут дать мне тех благ, которые давал отец. Ребята из дедушкиной деревни не ходят в полную среднюю школу. Они заканчивают учебу после девятого класса и работают, помогая родителям на фермах или в ткацких мастерских. Деревенские девушки моего возраста уже трудятся, часами копаясь на огороде или стоя у ткацкого станка в темном помещении. Большинство из них рано выходят замуж, но от этого ничего не меняется: другая ферма, другая мастерская. А я бы и с такой работой не справилась. И замуж меня бы там никто не взял. Так что с отцом ссориться не надо.
Тору, не догадываясь о моих тягостных мыслях, тряхнул головой и весело засмеялся.
— Отец и дедушка действительно угрожали, что отрекутся от меня. Дедушка заявил, что, если я не пойду в колледж, он выставит меня из дома. Но это меня не особенно волновало. У меня были в Токио приятели — постарше, которые жили в меблированных комнатах, и я договорился с одним из них, что временно перееду к нему. Ну вот, возвращается однажды вечером дед из своего шахматного клуба и видит, как я укладываю свои сумки в машину приятеля. Он спросил, что я делаю. Я ответил, что переезжаю. У него челюсть отвисла: не ожидал, что я поймаю его на слове. Пожил я у приятеля месяц, и отец с дедом пошли на попятную. Я вернулся в дом дедушки в основном из-за Такаши: мне было его жаль. Остался в одиночестве — что хорошего?
В наш город я вернулся по той же причине: не хотел оставлять Такаши одного, наедине с отцом. Побуду здесь еще некоторое время, пока Такаши не освоится.
Хорошо, если бы у меня был старший брат, который бы так заботился обо мне. Вслух я эту мысль не высказала: зачем выглядеть несчастным созданием?
— Я не собираюсь здесь долго задерживаться, — продолжал Тору, — мне уже хочется отсюда сбежать, а прошло ведь всего несколько недель.
— Чем же ты будешь заниматься?
Не представляю, что делают молодые люди, которые не поступили в колледж и не устроились на работу.
— Не знаю. Отправлюсь путешествовать. Я всегда мечтал побывать в Южной Америке и, пожалуй, в Индии. Хочу постранствовать и ни от кого не зависеть, не чувствовать ответственности ни перед кем.
Никто из моих знакомых никогда не помышлял о столь дальних поездках. Вздумай я уехать из отцовского дома, куда бы я подалась? Один вариант — только к дедушке. Как я буду зарабатывать на жизнь? Тору — другое дело. Он старше, у него больше сил. А главное — ему повезло, что он парень. Даже у девушки старше меня, если она не хочет жить под отчим кровом, вариантов немного. Например, студенческое общежитие или меблированная комната, которую подыщут ей родители. У меня даже нет подруги, к которой я могла бы переехать. А уж путешествие за рубеж в одиночку — это вообще немыслимо. Большинство наших женщин, в том числе моя мать и госпожа Като, никогда бы не отправились путешествовать одни. Если они выходят из дома, то лишь за покупками или на прогулку, ну и, конечно, в школу и церковь. Иногда они вдвоем ездят в центр города, ходят по магазинам, смотрят кино, сидят в кафе. Вот и все нехитрые развлечения.
Доктор Мидзутани — совершенно другой человек. Это единственная женщина, которая — я в этом уверена — способна совсем одна отправиться хоть на край света. Я живо представляю себе, как она летит и в Индию, и в Южную Америку, если только захочет. Но доктор Мидзутани — человек особой породы. На нее равняться бессмысленно.
— Я стараюсь особо не думать о будущем, — сказал Тору. — Пока живу здесь, поскольку отец считает, что мы с Такаши уже взрослые и можем сами о себе позаботиться. Мы умеем готовить, стирать, убирать в доме — и даже лучше отца. Кроме того, пока я здесь, надеюсь, у нас с тобой будет немало возможностей поболтать о том о сем.
— Я не против. — На самом деле у меня на языке вертелись другие слова: «Ты бы мог рассказать мне так много!» Но я сдержала себя, чтобы не показаться навязчивой.
— Ну что, пойдем прогуляемся? — произнес Тору, открывая дверцу автомобиля.
Пустой школьный двор освещают лишь несколько фонарей. На игровой площадке все, как раньше: качели, горка, шесты для лазания. Все покрашено в тот же светло-зеленый цвет. В отдалении, в северном углу, возвышается голубой помост, на который каждое утро взбирался директор нашей школы и держал перед учениками краткую речь. Когда я училась в первом классе, Тору ходил уже в шестой и был председателем школьного совета. Каждую среду он тоже взбирался на этот помост и отчитывался перед нами о своей работе. Через пять лет и меня выбрали на этот пост. Я стала первой девочкой — председателем школьного совета.
— Кстати, ты знаешь, что я тоже была председателем школьного совета? Как и ты, стояла каждую среду на этом помосте. Я тогда училась в шестом классе. Вы с Такаши к тому времени уже жили в Токио.
— Понятия не имел. — Повернувшись ко мне, он взял меня за руку. — Давай заберемся туда снова.
Держась за руки, мы побежали через двор. Туфли вязли в белом песке. У помоста он выпустил мою руку, мы поднялись по ступенькам и теперь стояли бок о бок. Я попыталась представить себе лица детей и учителей, глядящих на нас. Год назад один из наших старых преподавателей умер от сердечного приступа. И сейчас я подумала что его дух, наверное, блуждает где-то здесь в темноте. Сотни людей, когда-то учившихся в этой школе, уже умерли. Может быть, нас окружает целое сонмище духов? Высокие деревья, растущие по периметру двора, смыкают свои кроны над нами, шевелятся ветви. Слегка вздрогнув, я повернулась к Тору. Наши глаза встретились, и мы одновременно, ни с того ни с сего, расхохотались.
— Попробуй догони, — хлопнула в его но плечу сбежала вниз и помчалась к качелям, Догнав, он уселся рядом. Мы продолжали смеяться.
Вглядываясь в огни города, я пыталась отыскать квартал, где живет Тору — это в нескольких милях к югу от нашего дома. Нашла его квартал без особого труда: цепочка белых и оранжевых огней вокруг темного пятна. Это пятно — лес, вдоль которого мы иногда гуляли с матерью. Лес обнесен забором, поскольку в IV веке в нем похоронили сына императора. Когда я была маленькой, думала, что весь лес — огромная могила принца-великана. Его колени — там, где со сосны, а ноги — где луга. Я полагала, что в старину люди были гигантами, и считала, что ничего удивительного в этом нет.
В воскресной школе нам читали отрывки из Ветхого Завета. Там говорится о людях, доживавших до тысячи лет. И хотя в Библии описаны события, происходившие в Египте и Израиле, я думала, что в те далекие времена во всем мире жили очень подолгу. А значит, за такой огромный срок люди становились великанами. Ознакомившись с моей гипотезой, мать долго смеялась, но не иронически, а добродушно. Примерно так же смеялся Тору, когда я ему объяснила причину своего ухода из волейбольной команды. Их смех говорит о добром отношении ко мне, несмотря на то что я порой высказываю довольно странные мысли. Впрочем, почему «несмотря на»? Пожалуй, более уместно «потому что».
