Дафна дю Морье - Прощай, молодость
Официант принес коктейли, в которых слишком сильно чувствовался лимонный привкус — как я обнаружил позже, в них было слишком много джина. Каждый выпил по три коктейля, потом еще белое вино, которое подали в закупоренных бутылках. Кэрри попросила шампанского, но никто не обратил на нее внимания. Я видел все лица будто сквозь дымку. Наверное, и у всех было подобное ощущение. Вечеринка удалась на славу.
— Может, возьмем напрокат машины и съездим куда-нибудь? — предложил Билл.
— Нет, — возразила Мэри, — давайте останемся здесь и потанцуем.
— А ты забыла, что собиралась показать первый класс по плаванию? — напомнил Мэтти.
— О нет, вода недостаточно теплая, чтобы купаться.
— Поехали кататься, как предлагает Билл.
— Мне ужасно хочется куда-нибудь съездить, — сказала Кэрри. — Как остальные?
— Я согласен на все, — ответил я.
Мэри повернулась к брату.
— Ты у нас главный, — сказала она. — Пойди узнай, нет ли там какого-нибудь автомобиля.
Люди за другими столиками начали поглядывать в нашу сторону. Мы сильно шумели.
— О боже! Вы только посмотрите на эту женщину в платье персикового цвета! — закричала Кэрри. — Она словно вышла из Ноева ковчега!
Все мы засмеялись. Я так хохотал, что повалился на стол. Но во всем этом не было ничего смешного.
— Давайте споем хором, мальчики, — предложил Мэтти. — Ну, давайте! Раз-два-три! «Я хочу кого-нибудь люби-и-ть…»
Мы вступили в разных тональностях. Это была настоящая какофония. Мы раскачивались из стороны в сторону в такт музыке.
— А куда же исчез твой приятель? — спросил Билл.
Я огляделся, Джейк исчез.
— Не беспокойтесь о нем, — ответил я. — Давайте петь дальше.
К нам подошел официант и попросил прекратить пение. Мы зашлись от смеха и велели ему убираться.
В дверях появился брат Мэри — он помахал нам.
— Идите сюда! — орал он. — У меня тут экипажи. Я не смог раздобыть ни одного автомобиля.
Все с шумом поднялись из-за стола. Кэрри схватила меня за руку.
— Нам ни к чему идти с ними, — прошептала она, — пусть они уйдут первыми. Подожди меня здесь — я схожу в гардероб.
Я как-то странно себя чувствовал. Пришлось прислониться к колонне в зале. Мне станет лучше на воздухе. Да, мне определенно нельзя пить. Я услышал, как остальные зовут нас с улицы. Послышался шум отъезжающих экипажей и смех Мэри. Интересно, кто оплатил счет? Джейка нигде не было видно. Впрочем, с какой стати мне о нем беспокоиться? Вероятно, он уехал вместе со всеми. Из гардероба появилась Кэрри.
— Они уехали? — спросила она.
— Да, — ответил я. — Пошли.
Остался один экипаж, в который был впряжен осел.
— Эй, вы нам не нужны, — обратился я к вознице. Кэрри рассмеялась, и мы влезли в экипаж.
— Куда поедем? — осведомился я.
— Наверх — туда, где маленькая тропинка ведет в лес, — ответила она.
Мы не знали, каким путем поехали остальные. Я взял в руки вожжи и тронул осла кнутом. Он очень бодро рванул вперед. Кэрри прислонилась ко мне, ее волосы трепал ветерок. Она не надела шапочку. Солнце уже зашло, и все окутал белый свет. Правда, над водой и в горах был туман.
Мы видели желтые огни парохода, стоявшего на якоре. Он четко вырисовывался на фоне воды. Тропинка вела все время вперед. Я не видел, куда еду. Я совсем ничего не видел. Только слышал, как бешено колотится мое сердце, и едва удерживал в руках вожжи, потому что дрожали руки. Тропинка свернула в лес. Стало темнее. Осел шел гораздо медленнее — тропинка теперь поднималась в гору. Вокруг нас была трава; деревья стояли плотно, и я не мог ничего разглядеть.
— Мне страшно! — сказала Кэрри.
Я обнял ее за плечи, и она нащупала мою руку, но мне нужно было держать вожжи. Я остановил экипаж у края тропинки. Осел принялся щипать траву.
— Наверное, здесь повсюду люди, — прошептала Кэрри.
— Нет никого, — ответил я.
Мне было все равно, даже если бы кто-нибудь был. Я знал, что это в любом случае не имеет значения, и продолжал ее целовать. Она вынула у меня из рук вожжи. Не слышно было ни звука. Наверное, наша компания была уже далеко.
— Что же это за пикник? — вдруг произнесла Кэрри.
Я взял ее за руки — она определенно не возражала. Окинув взглядом тесно стоявшие деревья, я предложил:
— Давай выйдем из экипажа.
Пароход дал гудок как раз перед наступлением полуночи. Нужно было доставить экипаж с ослом к отелю и присоединиться к остальным пассажирам на пристани.
Не знаю, что произошло с нашей компанией. Может быть, они уже были на борту парохода. Мы сели на катер с группой немцев. Все они были немного навеселе и очень сентиментальны. Обняв друг друга за плечи, они распевали народные песни. Я был трезв как стеклышко. «Как презренны мы все здесь, — подумалось мне, — сгрудившиеся на пыхтящем катере, который быстро движется по спокойной поверхности воды к пароходу с его сверкающими огнями». Пронзительный гудок так сильно отдавался у меня в ушах, что я прикрыл их руками. Я знал, что это бесполезно и что мне навсегда запомнится этот ужасный звук. Он походил на гудок ярмарочной карусели. Если ко всему этому добавить лодочные качели, палатки, и разбросанные повсюду бумажки, и, конечно, пустые пивные бутылки, и разгоряченные тела, прижатые друг к другу, уставшие за день, и хмельное дыхание в лицо. Все эти образы были навеяны ревущим пароходным гудком, гортанными голосами немцев.
Но вместо этого вокруг были гладкая, спокойная вода, печальные горы, окутанные белым светом, и девственный снег на их вершинах.
Мы были здесь ни к чему, нас вообще не должно быть здесь.
Немки были очень уродливыми, платья почти трескались на их огромных бюстах, а крылья носа блестели от жира. Наверное, они выглядели более привлекательно в начале вечера, но сейчас от их красоты остались лишь следы пудры на лице, которые они даже не потрудились стереть. Немецкие мужчины прижимались к ним, заглядывали в вырез платья и гладили их руки, и казалось невероятным, что они нравятся друг другу.
Они смотрели на нас, а мы — на них, и я знал, что мы похожи, и у нас одинаковые улыбки, и все мы сошли на берег, чтобы заняться одним и тем же.
Кэрри натянула джемпер поверх платья. В спешке она надела его задом наперед, и джемпер оттопыривался на спине. Она пудрилась без зеркала, и лицо ее походило на белую маску; растрепавшиеся рыжие волосы падали на глаза, и она наложила слишком толстый слой помады на нижнюю губу.
Кэрри была похожа на клоуна в цирке. Она все время пыталась петь вместе с немцами и взвизгивала от смеха — меня это почему-то очень раздражало. Заметив, что я молчу, она тесно прижалась ко мне и, прошептав: «Бэби», принялась меня гладить.
Мне хотелось побыть одному. Я не желал ни с кем беседовать и никого слушать. Мне хотелось оказаться где-нибудь, где не будет даже человеческого шепота — лишь покой гор и журчание белого ручья, а я бы лежал на спине, глядя в небо, у моих ног догорал бы костер, а под деревьями тихо стояли две лошади.
Катер причалил к пароходу, и мы поднялись по сходням на нижнюю палубу. Вся толпа ввалилась в курительную. Кэрри все еще возбужденно смеялась, повиснув на моей руке. Вся наша компания сидела на табуретах у стойки бара. Они замахали нам руками и закричали, увидев нас. У Билла на голове была шляпка Мэри, он корчил рожи и разговаривал писклявым, тонким голосом, изображая женщину, в то время как брат Мэри, у которого очки все время съезжали на нос, сидел, скрестив на груди руки, подражая священнику. Все они находили друг друга весьма забавными. Мэтти обнимал Мэри за талию, прижавшись лицом к ее лицу. Я увидел, как Мэри улыбнулась Кэрри, словно задавала немой вопрос, а та улыбнулась и кивнула в ответ. Я представил себе, как она позже зайдет в каюту к Мэри и они будут хихикать и рассказывать друг другу обо всем случившемся.
Кэрри забралась на высокий табурет у стоики и сидела, обняв меня за шею. Она швыряла соломинки в Билла, сидевшего напротив. Он уворачивался, не переставая болтать фальцетом. Потом он придвинул свой табурет к Кэрри и начал что-то шептать ей на ухо — я не мог слышать, о чем идет речь; но когда он, подмигнув мне, стал поглаживать ее по ноге, она его не оттолкнула. Она взволнованно смотрела на меня, ожидая, что я буду возмущаться. Ей, верно, было интересно, что же я буду делать. Но мне было безразлично, чем они занимаются. Я отошел от ее табурета и, стоя у бара, заказал выпивку. Я еще болтался у стойки, а они уже пели хором какую-то песню.
Кэрри пыталась заставить Билла танцевать, но он не мог держаться на ногах.
Я вышел из курительной, не потрудившись пожелать доброй ночи никому из них. Направился прямо в свою каюту. Усевшись на рундук возле иллюминатора, принялся смотреть на воду и синие горы.
Последнюю шлюпку подвесили на шлюпбалки, и я услышал скрежещущий звук якоря, который поднимали, вибрацию двигателей и звон колокола. Вскоре пароход уже отплывал, мы повернули и направились к устью фиорда. Бальхольм остался за кормой, похожий на деревню, нарисованную в книге с картинками. Все здесь казалось ненастоящим. Цвет гор, воды и неба выглядел ненатуральным, словно их раскрашивал ребенок.
