Борис Цеханович - Срочка
Толстый азер стоял перед нами и усиленно потел.
— Что страшно? — Начал я ласковым голосом, — А ведь роли поменялись… Я тогда стоял вот здесь… Один против вас, а ты — такой смелый и отважный мне ножиком фартук протыкивал. Помнишь? Вижу…. Помнишь. И я помню. Выбирай теперь, что с тобой делать: отпустить или ножиком потыкать…? Тоже большим.
— Отпусты миня, камандыр…, — умоляюще проблеял под общий смех азер. Но мой смех был злорадным.
— Хорошо, отпущу… Я не такая скотина, как ты…. Но с одним условием, — я обвёл рукой грязные, огромные котлы и ткнул пальцем азера в грудь, — вот ты, вместо меня — сержанта вымоешь все котлы. Мне ведь теперь, братан, не положено работать….
Я даже приобнял его слегка за плечи, но азер было вспыхнул и выказал слабую попытку отказаться, типа это женская работа и ему кавказскому мужчине не положено, но Володя слегка, «чуть — чуть» стукнул его половником в лоб, отчего тот зашатался и через пару минут стал шустро и ловко мыть котлы. Нам только и оставалось следить, чтобы он неожиданно не выскочил в дверь или в окно. В залах происходило примерно тоже самое. Фока привёл с соседнего полка, недавно прибывшую молодёжь и те шуршали как суслики в траве, принимая Фоку за старослужащего сержанта. Лишь посудомойка не сумела никого выловить и теперь злобно гремела в своём помещении алюминевыми тарелками и кастрюлями. Приём пищи для полка мы всё таки не сорвали, но сдавать дежурство не остались и сразу же после ужина появились в расположении. Сержантов видно не было, все куда то попрятались. Лишь в пятой батарее бродили хорошо побитые друзья Тетенова. Досталось им хорошо: особенно сержанту Сорокину — ему выбили передние зубы за гнусную привычку кусать курсантов за ухо. Комаров красовался с синяком во всю правую сторону лица, а губы были как подушки. Теперь он тоже долго не сможет мастерски изображать полёт комара.
В третьем взводе вокруг Юрки Комиссарова сгрудилось человек десять и они о чём то вполголоса совещались.
— Боря, иди сюда, — позвал Юрка.
— От вашего взвода никого нету, вот ты и будешь делегатом.
— Ну…
— Принимаем решение насчёт своих сержантов. Составили список кого будем бить, а кого нет. На ознакомься.
Я пробежал глазами по коротенькому списку и в принципе был с ним согласен, помимо наших сержантов скотов, туда были включены и сержанты с пятой батареи.
— Я согласен со списком, но у меня есть два предложения. Первое: каждый взвод разбирается со своими сержантами сам. Есть в списке наш Тетенов, вот мы его и погнобим, а вы гнобите своих. И второе: предлагаю сержантов пятой батареи из нашего списка исключить. А то Комарова и Сорокина в конце — концов прибьём, а это уголовка. Пусть ими пятая батарея сама разбирается: им сегодня и так хорошо попало и думаю, попадёт ещё не раз.
Немного помитинговали по поводу моих предложений, в части касающихся Комарова и Сорокина, но не много и выработали окончательное предложение.
Сержантов Крамаренко, Иткулова и ещё несколько мы не трогаем, требования их по службе выполняем. Это справедливые сержанты. Сержантов Тетенова, Печёнкина и остальных, кто запятнал себя скотским и несправедливым отношением к курсантам отлупить сегодня ночью. Но каждый взвод своих. В последующем, до нашего отъезда несправедливые сержанты имеют право находиться с нами вместе и их никто трогать не будет при следующих обстоятельствах: все приёмы пищи, утренние полковые разводы и общие построения и время от отбоя до после утреннего построения. Всё остальное время мы их не должны видеть. Где они будут прятаться и скрываться от нас — это их проблемы. Если в означенное время они попадаются нам — то получают по мордасам.
— Боря, ты всё таки официально командир отделения, поэтому сходи к старшине и попроси его собрать всех сержантов через пятнадцать минут в Ленинской комнате.
Старший сержант Иткулов молча, с непроницаемо восточным выражением на круглом лице, выслушал меня. Помолчал и сказал одно единственное слово: — Хорошо.
В Ленинской комнате, куда мы, делегаты от взводов, зашли были не только сержанты с нашей батареи, но и с пятой. Сидел здесь и мой давешний обидчик, сержант с восьмой батареи в окружении дружков. Были и другие. Видать в остальных батареях тоже была не простая обстановка, а мы по активности и организованности опережали всех.
Дверь в Ленинскую комнату оставили открытой и там сразу же собралась толпа остальных курсантов, настроенных довольно решительно.
Юрка бойко довёл наше решение и причины, по которым они родились и в Ленинской комнате повисла напряжённая тишина. Сержанты переглядывались друг с другом, осмысливая изложенное. За дальним столом, вокруг сержанта — обидчика собрались старослужащие сержанты и тихо перекидывались короткими репликами. Мы спокойно стояли и ждали какой — либо реакции или ответного слова. Вроде бы стояли спокойно, но в душе было тревожно.
То что мы затевали пахло дурно, причём очень дурно и это могло для нас закончится совсем хреново. Несмотря ни на какие причины, мы подняли руку и бучу на командиров, пусть даже и командиров — сержантов. Поэтому, если кто то настучит или об этом окольными путями узнает командование — мало нам не покажется. Дело пахло тюрьмой, а в лучшем случаи дисбатом.
Но с другой стороны, мы тоже знали, что каждые полгода, при выпусках проходили подобные разборки между переменным и постоянным составом. И к чести сержантов они никогда и никого не сдавали, даже если разборки проходили довольно круто. Поэтому и на этот раз мы надеялись, что всё это останется между нами — это были наши разборки и офицерам тут просто делать нечего.
— Хорошо, — старший сержант Иткулов на правах хозяина нарушил молчание и с едва уловимой угрозой продолжил, — идите. Мы сейчас посовещаемся и тоже примем решение.
Совещались они в Ленинской комнате довольно долго, потом собрались и все ушли из расположения батареи. Лишь на вечерней поверке появился Иткулов. Как обычно, спокойно провёл вечернюю поверку, довёл указание на завтра и дал команду на отбой. Вроде бы всё как всегда, но мы уже знали, что сержанты полка, сговорившись с четвёртым дивизионом, решили сегодня ночью под любым предлогом выманить курсантских лидеров из расположения. Отлупить, изолировать их, а потом ворваться в расположение четвёртой и пятой батарей и покарать там всех остальных. Данной устрашающей акцией они хотели сломать сопротивление курсантов не только наших батарей, но и всего полка и силой вернуть былое влияние.
Мы тоже были готовы к такому развитию событий и сговорились: если ночью кого то будут подымать и выводить то тот даёт команду «Батарея подъём! Тревога!» — мы вскакиваем и вступаемся за своего.
Ночь вступила в свои права и несмотря на то что мы были взбудоражены, в ожидании развязки, здоровый и молодой сон сморил всех довольно быстро. Наряд по батарее стоял из проверенных курсантов и они обещали в случаи чего вовремя подать сигнал тревоги, но мы не учли опыта и военной хитрости старослужащих сержантов, которые добыли каким то образом офицерскую форму, одели в неё сержанта и использовали его как отвлекающий фактор.
В четыре часа утра в расположение батареи зашёл лейтенант с повязкой «Начальник патруля» на рукаве кителя. Дневальный привычно представился и спросил цель прибытия.
— Где остальной наряд? — Хмуро спросил подставной офицер.
— Дежурный спит, а второй дневальный в туалете порядок наводит.
— Давай его сюда…
Дневальный сошёл с тумбочки и направился в туалет, не видя как за его спиной тихо открылась дверь и в неё бесшумно проникло несколько человек.
— Николай, иди сюда… Тут начальник патруля чего то вызывает? — Окликнул товарища дневальный, войдя в туалет и тут же был схвачен сзади. Ладонью ему плотно закрыли рот, а проскользнувшие в туалет нападающие накинулись на второго, растерявшегося курсанта, не дав ему даже пикнуть. Связав обоих и заткнув кляпом рты, точно таким же манером сняли и связали наряд по пятой батарее.
Нейтрализовав наряд, на пятачке перед оружейными комнатами пятой и четвёртой батареи сосредоточились до шестидесяти сержантов и солдат с четвёртого дивизиона. Здесь же были и азербайджанцы, жаждущие над нами реванша. Расчёт у старослужащих был на то, что они, изолировав лидеров, ворвутся в расположение, жестоко отлупят остальных активистов, а основная масса курсантов, напуганная расправой, зассыт вступится за товарищей.
…Я проснулся от громкого вопля «Батарея… Подъём! Тревога!» и тут же скатился со второго яруса кровати. Недаром нас учили и гоняли сержанты — практически вся батарея, да и соседи по этажу тоже, в несколько секунд вскочили с кроватей и были готовы к бою. Благо мы легли спать на этот случай одетыми. В третьем взводе виднелась около Комиссарова растерянная фигура младшего сержанта Печёнкина, которого послали вызвать к старшине Юрку и там его нейтрализовать, а у оружейной комнаты колыхалась толпа старослужащих. Большинство курсантов выскочило на центральный проход и нерешительно замялись, не слыша дальнейшей команды. Старослужащие тоже на мгновение растерялись, не ожидая такого поворота событий. Заминка с обеих сторон длилась не долго и две толпы курсантов и старослужащих, молча ринулись друг на друга. Пространства для драки было мало и если бы силы были равными, то старослужащие нас бы заломали. На их стороне был опыт, они были старше нас, а год — полтора совместной службы сплотили их и им было за что драться. С нашей стороны был только молодой напор, желание выпустить пар, так как по большому счёту настоящей злобы к сержантам у нас не было. И численность. Ею мы и взяли вверх над своим противником, да ещё безбашеностью. По настоящему дрались лишь первые шеренги, а остальные орали, подбадривая своих, и ожидали своей очереди прорваться в первые ряды. Такая же свалка царила и в пятой батарее. Через минуту схватки в ход пошли подручные метательные средства и несколько десятков тяжёлых, армейских табуреток полетели в тылы старослужащих, что и предопределило исход схватки. Крики, вопли поражённых «метательными снарядами» деморализовали дерущихся в первых шеренгах и толпа старослужащих, осыпаемая ударами и пинками, развернулась и понеслась на выход из батареи. Если сержантов и старослужащих солдат просто били и били довольно аккуратно, без особой злости, а так для порядка. То азеров, которых сумели отрезать от выхода, били с остервенением и ни у кого не было жалости, так как практически у каждого курсанта накопилось много обиды и ненависти к этим далеко не лучшим представителям азербайджанского народа. Хорошо поколотив плачущих, размазывающих сопли, слёзы и кровь по небритым рожам, азеров ставили на подоконники и заставляли прыгать со второго этажа на спортивный городок. Если кто то из них отказывался, то его просто сталкивали вниз. Им ещё повезло, что наша батарея располагалась не на третьем или четвёртых этажах.
