Олег Верещагин - Мы живём на границе
– Я раньше думал, что у них такие… – Сергей рассматривал гранаты, – ну, на длинных ручках. Они их ещё за голенищами носили…
– Да, такие тоже были… Вот патроны, патронов много, только к "вальтерам" мало, а так полно; тэтэшные и к пэпэша подходят, а эсвэтэшные – и к пулемету, и к снайперкам… Видишь, упакованы герметично, а эти уже мы распечатывали… А вот тут взрывчатка, тротиловые шашки – видишь, тоже герметично все, а это тоже мы опробовали… Тут шнур запальный… Разгрузки охотничьи, мы сами покупали и переделывали. И рюкзаки, и спальники… Вон там керосин, до фига, это еще старые запасы, а бензин мы запасли, и масло машинное – это для "молотовского коктейля"[42]…
– Ну и да-а… – только и сказал Сергей, обхватывая себя руками за плечи. – А если я растреплюсь, то что – утопите?
– Не растреплешься, – уверенно сказал Глеб. Сергей помолчал, кивнул:
– Не растреплюсь… Даже если… когда мои найдутся и я уеду, я вое равно буду молчать, а если что – доберусь к вам. Честно. Но это!.. – он помотал головой: – Как в кино про Велика Отечественную, правда!
– А чем мы хуже? – спросил Глеб. – Ничем. Это просто кому-то НАДО, чтобы мы были хуже. Я читал старую книжку про тогдашних ребят, вон, и Серб читал и Володька, а Петька у нас неграмотный… – все посмеялись, и Глеб продолжал: – Казьмин Володя, он был младше нас, а защищал Брестскую крепость. И из плена бегал девять раз его ловила, били, снова сажали, а он все равно… И на десятый сбежал, в партизаны… Марат Казей – три эшелона взорвал, а в последнем бою себя и эсэсовцев подорвал гранатов… И сколько таких было? Про них уже и не помнят почти… А мы чем хуже? Вон, Дэцл. Про него столько шутят, а помнишь, как он в "Последнем Герое" себя показал? И по хозяйству, и на рыбалке, и в соревнованиях… Музычка у него придурочная, а сам-то оказался хороший парень…
– Ждали, ждем, – сказал Мирослав,
– Все ходили грязные,
Оттого сделались похожие.
А под дождем
Оказались разные.
Большинство – честные. Хорошие…
Это ваш Башлачев. И еще… – он задумался, пошевелил губами и прочел:
– И можно жизнь свою прожить иначе.
Можно песенку оборвать.
Только… вырастет новый мальчик -
За меня, гада, воевать…
– Это тоже он.
– Короче, я с вами, – твердо сказал Сергей. Подумал и опросил: – А пострелять можно будет?..
…Перекупаться можно даже в обалденно жаркий день. Что и произошло со всеми пятерыми. Они выползли на раскаленный песок и растянулись на нем, стараясь не корчиться от холода и постепенно оттаивая – слышалось только пыхтение. Наконец, Глеб приподнялся и сообщил:
– А вечер-то уже скоро… Давайте дров подсоберем и для костра все приготовим, а то ахнуть не успеем – придется в темноте по кустам шариться… Подъём, подъем, – он встал и с удовольствием попинал безвольные тела. – Ну, собираем раскиданные мослы и вперед, живей!
Угрозами физического насилия ему удалось заставить всех таскать хворост – настоящих дров тут было не найти – и через полчаса на краю пляжа возле кустов выросла громадная куча, но все исцарапались, пообжигались крапивой и накормили пересиживавших жару в кустах комаров. Все взмокли и с удовольствием еще раз искупались, но недолго, а потом опять попадали на песок, но уже в тень, протянувшуюся на две трети пляжа – дело в натуре шло к вечеру.
– Давайте в карты сыграем, – предложил Володька. Мирослав, закрывавший локтем лицо, заинтересованно приподнял руку:
– В "дурака" на раздевание.
Все зафыркали и завозились, разбирая шорты и кеды. Мирослав подумал и повесил на шею гитару; снять ее он согласился только после небольшого выламывания рук.
– Интересно, – спросил Сергей, – пионеры-герои играли в карты?
– Почему нет? – Глеб тасовал старую колоду, извлеченную из багажной сетки. – Игра, так игра… Серб, ты зачем шнурки вытаскиваешь?
– Это отдельные предметы, – невозмутимо заявил Мирослав. Глеб покачал головой:
– Ну, жук… Сунь обратное то в следующий раз резинку от плавок объявишь отдельным предметом. Тебе только уступи… Сунь, я сказал!!! Тебе все равно всегда в карты везет!
– Да он просто жульничает, – пояснил Петька. – Давай, я сдам… На моей памяти он вообще один раз проиграл.
– Зато как! – оживился Володька. – В прошлом году мы под Новый Год в школе репетировали, ну и задержались… Кто еще был, Глебыч?
– Я уже не помню, – Глеб засмеялся. – Играли на желание, и Серб продул…
– А я выиграл, – гордо заявил Володька. – И говорю ему…
– Короче, – Мирослав хрюкнул, – я пробежал голый вокруг школы по сугробам, постучал в каждое окно и крикнул: "С Новым Годом!" Хорошо еще, что уже никого не было…
– Умалчиваешь, – осуждающе покачал головой Глеб. – В 3"А" старшеклассниц еще репетировали, а они толком ничего не поняли. А вот в комнате техперсонала баба Люся сидела и как раз шторку отодвинула – посмотреть, во дворе свет горит, или нет, когда Серб подбежал…
– Минус одиннадцать было, – сердито сказал Мирослав, – а я в трех местах по пояс провялился, так что мне не до бабы Люси было… Козыри что?
– Пики, – Петька выложил остаток колоды. – Чужие вещи не ставим!..
…Володька проигрался первым и под общий смех передал плавки важному Мирославу, который был не то что при своем: в его распоряжении оказалась большая часть проигранных вещей. Присоединив плавки Володька в этому складу, Мирослав осторожно поднялся, прошел к своему велосипеду… По внезапной нехорошей тишине Володька понял: что-то не то, обернулся…
– Улыбочку, – "мыльница" в руках Серба мигнула вспышкой. – Спасибо. Пошлю в журнал для извращенцев. Гордись. Письма градом посыплются.
– Паразит… – тоскливо сказал Володька, краснея.
– Меняю негатив… нет, ставлю негатив! – Мирослав плюхнулся на свое место, покрутил фотоаппарат. – А тебе ставить нечего. Дурак ты, Джигит. Круглый, по правде сказать… Еще можно сделать большой снимок и поместить его в газете – на первое сентября: "Кто как провел лето?"
Володька зарычал, поднялся и потел купаться. Остальные вернулись к игре, но она внезапно показалась скучной. Мальчишки еще с четверть часа похлопали картами; Глеб тоже продул трусы, но после этого игра увяла окончательно. Все разобрали свою одежду и просто молча устроились на берегу: Сергей и Володька сидели, обхватив коленки руками, остальные полулежали, опершись на локти.
Наступал настоящий вечер, солнце почти село за лес на том берегу. Стало прохладней, зазвенели комары.
– Скоро раки полезут, – сказал Мирослав, но его не поддержали. После нового молчания Сергей поднял голову: – Смотрите, звезда.
– Это не звезда, это Венера, – Глеб вздохнул. Всем почему-то стало грустно и как-то не по себе. Венера немигающе смотрела вниз – пристально и холодно. Петька вдруг смущенно оказал:
– Как будто мы уже в партизаны ушли…
Никто не засмеялся. Небо стало лимонно-желтым и зеленым, на этом фоне возникли еще несколько звезд – уже настоящих. Сергей провел по холодеющему песку рукой и произнес вдруг:
– Да, почти что… Мы когда на игре были, по нам стрелять у моста начали… Я тогда подумал: страшно умирать. Нет, не умирать, а – вот что ничего потом не будет… даже темноты, даже тишины…
– Как это не будет? – негромко возразил Глеб, глаза у него были понимающие и серьезные. – А душа? Человек умереть не может. Все, кто за родную землю пал – они бессмертны.
– Не верю я в душу, Глебыч, – печально сказал Сергей. – Я вижу, вы это, не злитесь, пацаны – все верующие, вон, даже крестики и не подумали поставить, как будто они ваша часть… Но это же смешно – на облаке и с арфой.
– Конечно, смешно, – серьезно сказал Мирослав. – Кто тебе про такое сказал?.. Арфы, облака… Просто душа защитника Отечества, становится частью… ну… Добра, что ли. Света. Ну, ты понял, в общем. То есть его – Добра – на капельку больше становится. Для всех, вообще для всех… А у подонка и негодяя душа – как грязь. Или, может, нету ее вообще.
– Ты ведь тоже православный? – спросил Сергей. Серб кивнул:
– Конечно. И я, и Володька…
– А я в бога не верю, – вздохнул Сергей. Глеб без обиды ответил:
– Это ты ДУМАЕШЬ, что не веришь… А вот те – ну, ТЕ – они о вере на каждом углу кричат. Только какая же это вера, когда по голым детям – из автоматов? Или больницу взорвать… А вот ты говоришь, что не веришь – а Он все равно с тобой, потому что ты… – Глеб улыбнулся: - Ты хороший парень.
– Что ж он нам не помогает? – опросил Сергей печально. – Вот вы мне и скажите, почему так? Почему допускает, чтобы по детям – из автоматов?
– Не знаю, – искренне сказал Глеб. И добавил твердо: – Но знаю: ОН – есть.
– И тебе будет не страшно умирать? – без подковырки поинтересовался Сергей. Глеб честно задумался, медленно оказал:
