Патрик Макграт - Приют
– Я знаю.
– Может, и знаешь, но признаешь впервые. Я видела, как тяжело приходилось тебе, а ты ни разу не подумал, каково мне, да еще с твоей матерью в доме.
– Она приехала некстати.
Стелла фыркнула.
– Еще бы!
Теперь она разгневалась, и ей это нравилось. Макс, хмурясь, расхаживал по комнате. Он как-то сказал, что их споры всегда поучительны для него.
– Чего ради ты купила мне пижаму?
– Это предложение мира. Утешительный приз. Новое начало. Я не знаю, почему жена покупает мужу подарок после того, как они пережили трудное время. Ты же психиатр, черт возьми!
Макс сел на диван, положил локти на колени и уставился на ковер, вертя в руках очки.
– Я чувствую себя скотиной. Каким черствым ты, должно быть, меня считаешь!
– Не преувеличивай.
Макс поднял голову. Улыбнулся.
– Не позволяешь мне сделать шаг навстречу?
– Я не потерплю, чтобы ты относился ко мне как к мебели и чтобы мальчишка выдумывал обо мне невесть что, а ты воспринимал бы эти выдумки всерьез. Как он смеет? И как смеешь ты ему позволять?
– Я поговорю с ним. Стелла, я в третий раз прошу прощения. И очень доволен пижамой. Спасибо.
Он подошел к жене, и она позволила поцеловать себя в щеку.
– Не откажется пьяница выпить еще?
– Нет, – ответила Стелла. – Не откажется.
В ту ночь они занимались любовью. Ей пришлось уступить Максу, более того, пришлось изображать страсть ради своей неприметности. Когда все кончилось, Макс был доволен собой. Он сел в шелковой пижаме, привалился спиной к подголовнику и выкурил сигарету. Тени от ветвей за окном шевелились на потолке и верхней части стен. Стелла позволила ему упиваться своим незначительным торжеством после соития. Ей хотелось, чтобы он был доволен, считал, что в браке у него все замечательно, что он хороший муж, а она хорошая жена.
Стелла совершила еще одну поездку в Лондон, красноречиво говорящую о напряжении и противоречиях той двойной жизни, какую она пыталась тогда вести. Она доехала на такси от вокзала до конца Хорси-стрит, прошла переулком и поднялась прямиком на верхний этаж. В ее распоряжении был всего час – ей предстояло в конце дня привезти домой Чарли из школы. Когда они лежали в постели, Эдгар сказал:
– Не позволяй ему прикасаться к тебе.
Эти слова должны были прозвучать громким сигналом тревоги, но не прозвучали.
– Кому не позволять, дорогой?
– Максу.
– О Максе не думай, между нами этого нет. Уже давно.
– Тебе приходится спать с ним в одной постели?
Стелле стало ясно, что Эдгар толком не понимает ни ее семейной жизни, ни трудностей ее положения.
– Если я откажусь, он сочтет это странным.
– Тебе это нравится?
– Разумеется, нет, но что я могу поделать? Дорогой, я не вынесла бы ничьих прикосновений, кроме твоих. Будь уверен, я не позволю ему трогать меня. Да он и не хочет.
– Правда?
– Уже несколько лет.
Эдгар как будто успокоился. Стелла обняла его, а затем, к их общему огорчению, ей надо было вставать, умываться, одеваться, ловить такси и ехать на вокзал; Она и так слишком задержалась.
Они спустились, дошли до пивной, обнялись в дверях, потом Эдгар поднял воротник и ушел, а Стелла стояла, ища взглядом такси. Машин не было, минута шла за минутой, и Стелла поняла, что опоздает на поезд и не встретит Чарли, как обещала. На несколько секунд это повергло ее в панику, и она побежала на высоких каблуках к ближайшему перекрестку, где движение было более оживленным.
И вдруг поняла, что ей наплевать. Пусть она не поспеет к этому поезду. Пусть опоздает. Чарли поедет домой на автобусе, она выдумает какое-нибудь объяснение, и все обойдется. Стелла обладала живым умом и сообразила, что не простила мальчику наушничества. В поезд она вошла за минуту до отхода, села у окна и смотрела на дома и огороды за высокими заборами, на белье, колышущееся на ветру. Вначале шли железнодорожные насыпи, заводы, стройплощадки, затем потянулись поля и луга. Стелла думала об Эдгаре. Ее тронуло его требование не позволять Максу прикасаться к ней. Ей было понятно, сказала Стелла, какой чудовищной может стать ревность в подобных условиях. Разве их положение, рассуждала она, со всеми его трудностями и разочарованиями, не является питательной почвой для ревности? Эдгар оторван от всего мира, для него на ней свет клином сошелся, а она, расставшись с ним, возвращается в дом и постель ненавистного ему человека. Такое положение легко может возбудить ревность. Она пойдет на все, чтобы этого не допустить. У них и без того немало проблем.
Я откровенно удивился этому проявлению наивности. Неужели она была так слепа и не видела опасности, которой подвергалась? Неужели жизнь среди психиатров ничему ее не научила?
Глава шестая
Стелла была в огороде. Впоследствии она сказала мне, что ходила туда, когда ее мучила тоска по первым дням их романа. Там были уже заметны первые признаки осени: послеполуденные тени стали длиннее, краски увядания насыщеннее. В воздухе ощущалась свежесть, напоминающая о палой листве, холодных ночах, густой росе, блестящей поутру в паутине на деревьях. В саду снова работали пациенты, опять под наблюдением Джона Арчера. Они подметали, расчищали, жгли, обрезали ветви, готовили сад к зиме. Стелла сидела на скамье возле оранжереи. Незнакомый ей пациент вез груженую тележку к костру, тлевшему на расчищенном участке вдали. От костра поднимался неприятно пахнущий дым, создавая марево. У Стеллы было ощущение завершения, конца. Урожай яблок выдался хорошим, упавшие плоды начинали гнить в траве, их надо было бы собирать для сидра. Но Стелла предпочитала сидеть и вспоминать события ушедшего лета. До чего безрассудно они вели себя, если учесть, что не могли заглянуть вперед. Сейчас, когда перед ней замаячила перспектива дальнейших отношений с Эдгаром, она видела, что удержаться было невозможно, хоть и по-прежнему поражалась собственной безоглядности. Теперь их любовь окрепла, думала Стелла, стала сильнее, радостнее, чем она могла надеяться летом. Саду предстояло погрузиться в зимний сон, но то, что зародилось в нем, оставалось цветущим.
С этими приятными, чуточку грустными мыслями, навеянными отчасти двумя порциями джина перед обедом, Стелла задалась вопросом, не вернуться ли ей в дом. «Посижу еще пять минут», – сказала она себе, и тут калитка в дальнем конце стены отворилась.
Я пошел по дорожке, осторожно ступая среди скошенной травы и цветов, брошенных на гравий, и стараясь не дышать дымом костра. После побега Эдгара я догадался, что Стелла знает что-то о нем, и сознавал, что ей это понятно, так как она стала избегать меня. Я ждал, наблюдал за ней и не предпринимал ничего, но, узнав о ее поездках в Лондон, понял, что нужно срочно действовать. Мое внезапное появление насторожило ее. Глядя на меня, шедшего сквозь марево, она вспомнила, как несколько недель назад по этой же дорожке к ней шел Джек Стреффен. Что так влечет к ней психиатров? Никак не оставляют ее в покое!
– Питер! Какая приятная неожиданность! Присаживайся. Я просто любовалась концом лета.
– И какого лета! Пожалуй, я не прочь заснуть до весны. Как дела, дорогая?
– Хорошо. Макс, наверное, в больнице.
– Нельзя ли и мне посидеть, полюбоваться концом лета? В последнее время я тебя почти не вижу. Выглядишь ты замечательно. Все в порядке?
Тут я устремил на нее рассеянный взгляд. Осторожно, Стелла, сказала она себе, однако при этом испытывала почти неодолимое желание излить мне душу, как раньше, пока наша дружба не дала трещину. Как сильно пылкая страсть стремится обнаружить себя, поведать свою историю, и каким я был подходящим слушателем, мудрым, добрым другом. И какими, должно быть, неимоверными были усилия Стеллы утаить ее от меня.
– Теперь, когда Чарли в школе, у меня больше свободного времени. Лето было утомительным: он дома, да тут еще Бренда. Вряд ли Макс понимает, каково с ней.
Впоследствии Стелла сказала мне, что специально за-: тронула эту тему с целью направить разговор в нужное ей русло.
– Твоя дражайшая свекровь – бесценная женщина. Знаешь, она просила меня отговорить Макса от стремления стать главным врачом.
– Не могу поверить.
– Отвела меня в сторону, сказала, что очень дорожит моим мнением, затем попросила не поощрять его, а если удастся – отсоветовать.
– Должна сказать, тут наши желания совпадают.
– Тебе, разумеется, хочется вернуться в Лондон.
После этой многозначительной фразы я помолчал.
– А стремится ли Макс к этой должности? Сама понимаешь, я не разговаривал с ним на эту тему.
– Думаю, что, к сожалению, да.
– Понятно.
Я достал из внутреннего кармана плоский серебряный портсигар, мы закурили. У Стеллы возникла мысль, которая раньше не приходила ей в голову.
