Зархуна Каргар - Зари. Мне удалось убежать
Самира, как и Камар, родом из Шибиргхана. Она — типичная девушка-ткачиха. Прочитав стихотворение Камар, я захотела познакомиться с другими женщинами, ткущими ковры. На севере Афганистана таких женщин несложно найти — почти в каждом доме стоит ткацкий станок. В этой части страны живут в основном туркмены и узбеки, которые оценивают девушек по качеству их работы. Если девушка делает хорошие ковры, ее семья может запросить у родителей жениха высокую цену за нее. Про такую девушку говорят: «Ее пять пальцев — это пять чираг (лучей)».
Я постоянно вспоминаю эту поговорку, когда смотрю на афганские ковры, которые я купила. Услышав истории Самиры и Камар, я стала ценить эти ковры еще больше, потому что теперь я знаю, чем жертвуют женщины, создавая их.
Самира быстро сплетала цветные нити. Возле нее на полу лежал нож для обрезания ниток, а перед ней стоял рисунок орнамента будущего ковра. Однако она редко смотрела на него — Самира могла ткать даже с закрытыми глазами. Через некоторое время ее тонкие пальцы начали болеть от беспрестанной работы. Самира сидела перед каргахом, большим деревянным станком, на который были натянуты нити основы. Станок был длиной более шести метров и занимал почти всю комнату. Ей приходилось вставать на цыпочки, чтобы дотянуться до верха ковра.
Комната, в которой она работала, была темной, а воздух — пыльным от мельчайших шерстяных волокон. Самира начинала работать рано утром, а через время ее мать присоединялась к ней. Эта девушка была старшим ребенком в семье, ее младший брат ходил в школу, а сестра была еще младенцем. К тому времени, когда брат уходил на занятия, Самира уже ткала за каргахом, который сделал ее отец. Самира и ее мать проводили за станком все дни, это была их работа. Голову Самира туго повязала платком, сидела она сгорбившись. Когда она очень уставала, то облокачивалась на каргах и отдыхала.
Самира работала, как вдруг послышался голос ее матери:
— Эй, маленькая лентяйка! Стоит мне отвернуться, как ты сразу же бросаешь работу!
Самира принялась ткать еще быстрее.
— Нет, мама, я работала все время, пока тебя не было. Посмотри — я уже начала ткать узор. Ты довольна?
Ее мать внимательно рассмотрела ту часть ковра, которую соткала дочка.
— Да, дорогая моя, ты очень аккуратно ткешь. Но тебе нужно работать быстрее, потому что теперь мне приходится уделять время твоей маленькой сестре, и я не смогу все время работать. А если мы не закончим ковер вовремя, папа разозлится. Он должен сдать его в срок, поэтому нам нужно поспешить.
Самира посмотрела на каргах и начала ткать еще быстрее. С каждым узелком, который она завязывала, в ней нарастала злость, а с каждым вдохом она глотала новую порцию пыли. Ее мать присела рядом. Она была крупной полной женщиной и носила традиционную туркменскую одежду — длинное платье и темно-зеленый переливающийся шарф, накинутый поверх блестящей шапочки. Мать и дочь были похожи — у обоих были круглые лица, маленькие носы и полные алые губы. Щеки Самиры были румянее, чем у ее матери, но, кроме этого, их отличала лишь разница в возрасте — мать была старше дочери на семнадцать лет.
Самира часто задавала матери вопросы, и мать отвечала ей, не сбиваясь с темпа и успевая проверить то, что выткала Самира. Она внимательно следила за тем, чтобы дочка не делала ошибок, и учила ее ткать красиво и аккуратно. У матери Самиры хороший вкус, она знает, какие цвета сочетаются, и даже придумывает новые орнаменты.
— Мама, когда мы закончим этот ковер, нам нужно будет начинать следующий?
Мать улыбнулась.
— Доченька, ты задаешь мне этот вопрос каждый день, как только мы садимся за работу, и я каждый раз говорю тебе, что нам действительно придется начать ткать новый ковер после того, как мы доделаем этот. Нам придется ткать, пока мы будем в состоянии это делать, потому что папа уже получил много заказов.
— Да, мама, я знаю, — сказала Самира. — Но мне надоела эта работа, я хочу ходить в школу, как мой брат Наим. Почему он может заниматься, а я нет? Мне одиннадцать, а ему десять. У нас не такая большая разница в возрасте, так ведь?
— Скажи, доченька, я когда-нибудь ходила в школу?
Самира отрицательно помотала головой.
— Нет, я знаю, что не ходила.
Мать помахала большой иглой перед лицом дочери.
— Вот тебе и ответ. Твоя мать не ходила в школу, так что и тебе там делать нечего. Но твой отец учился в школе, поэтому Наим тоже туда ходит. Однажды ты и твоя сестра станете взрослыми и выйдете замуж, и тогда вы будете помогать своим мужьям вести хозяйство, как я помогаю твоему отцу.
Самиру не очень обрадовал ответ матери, но она умолкла на время, продолжая работать. Ее мать включила радио — шла передача местной радиостанции, и они услышали «Песню девушки из Хирата». Самира тут же вскочила и сделала звук громче. Мать засмеялась, потому что она тоже любила эту песню. Ее пела Ситарах из Хирата, известная афганская певица. Они продолжали ткать, слушая песню.
Я девушка из Хирата,
Я родилась в деревне,
Я тку ковры.
Моя ковры красивы и ярки,
Я — новый цветок в нашем доме.
Самире нравилось слушать эту песню, потому что ей казалось, что Ситарах поет про нее. Ее мать немного убавила громкость и заговорила с ней.
— Вот видишь, ковроткачество — это настоящее искусство, даже такая знаменитая певица, как Ситарах, поет о нем!
Но на Самиру ее слова не произвели должного впечатления.
— Да что Ситарах понимает? Она может петь красивые песни о ткачестве, ведь ей не приходится так тяжело трудиться, как нам!
Мать засмеялась.
— Я думала, что тебе понравилась песня, но теперь вижу, что ты злишься.
— Я хочу быть певицей, а не ткачихой, но это невозможно, — сказала Самира, глядя на станок.
— Ну почему ты все время чем-то недовольна? Ты не можешь стать певицей, потому что твой отец не позволит тебе позорить нашу семью.
— Но если отцу не стыдно показывать людям ковры, которые я выткала, то почему он посчитает позором, что кто-то услышит мой голос? Ведь пение требует таланта, как и создание ковров.
Мать Самиры удивилась тому, что ее дочь стала такой умной, и поняла, что не сможет победить в этом споре. Поэтому она решила сменить тему разговора.
— Давай лучше работать. Ты еще молодая и многого не понимаешь.
Мать и дочь продолжили ткать, их пальцы двигались с огромной скоростью. Когда пришло время обеда, Самира спросила у матери, не пора ли сделать перерыв. Та согласилась, и Самира вышла на улицу. Воздух был свежим и прохладным, листья на деревьях с приходом осени окрасились в разные цвета, ветер кружил их в воздухе и гонял по земле. Самире хотелось смотреть на небо, которое было ярко-голубым, но холодным, однако свет резал ей глаза, и она закрыла их руками. Из-за непрерывной работы у нее болели суставы пальцев и поясница. Долгое сидение за станком испортило ее осанку, и она уже не могла стоять прямо. Самира начала ткать рано утром, и только сейчас ей удалось увидеть солнечный свет.
Она зашла в кухню и направилась к хлебной корзине, полной плоских круглых лепешек, которые ее мать испекла этим утром. Достав одну, Самира поставила чайник на плиту. Каждый день она делала две чашки зеленого чаю с сахаром, брала лепешки и несла все это в комнату, где они с матерью ткали. Чай и лепешки были их обедом. Мать готовила еду только вечером, когда ее муж приходил домой. Она не отрывалась от работы, чтобы приготовить детям поесть. К тому же было гораздо экономнее кормить семью полноценной пищей только раз в день.
Самира села у маленького окошка, рядом ее сестра спала в гахваре. Она налила чаю для себя и матери и начала есть лепешку, наслаждаясь каждым кусочком. Через некоторое время мать Самиры попросила ее посмотреть, все ли в порядке с сестрой. Самира наклонилась над девочкой.
— Да, мама, с ней все в порядке, она просто спит.
— Я не понимаю, почему она до сих пор не проснулась. Она заснула около девяти часов, а сейчас уже почти час дня.
Самира пошутила: мол, сестра устала, как и они.
— Мама, а когда она вырастет, тоже будет ткать ковры?
— Конечно, она ведь ничем не отличается от нас с тобой, — ответила мать. — Она девочка, и если она не научится ткать, то ни один мужчина не захочет взять ее в жены.
Самира знала, что мать права. Ей часто говорили, что туркменская девушка может рассчитывать на хорошего мужа лишь в том случае, если она умеет ткать ковры. Большинство девочек в деревне в возрасте семи-девяти лет начинали ткать вместе со старшими женщинами своей семьи. А мужчины в это время искали торговцев, которые покупали у них готовые ковры, чтобы потом перепродать их. Мальчики ходили в школу, но далеко не все. В некоторых семьях учили ткачеству и сыновей. Но брату Самиры не нужно было ткать ковры — он был единственным сыном, и поэтому родители берегли его. Мать знала, что ткачество плохо влияет на здоровье — у многих женщин и девочек развивались болезни легких от этой пыльной работы. А еще мать хотела, чтобы сын стал доктором и смог вылечить ее и Самиру от боли в пояснице и пальцах.
