Зархуна Каргар - Зари. Мне удалось убежать
— Девочка, это будет твоим подарком мне за то, что я потеряла сына, — добавила она.
Я побежала в комнату Азама, он ждал меня. Он запер дверь и начал трогать меня везде. Я была потрясена и начала плакать. Он приказал мне раздеться, а потом с силой вошел в меня, и потекла кровь. Закончив, он ударил меня, велел одеться и убираться обратно в коровник.
— Не думай, что это сделало тебя моей женой. Ты — просто женщина, которая будет рожать мне детей. Они будут жить в доме, но ты станешь приходить сюда, только когда я захочу переспать с тобой, чтобы ты родила мне сына.
Сексуальное насилие стало частью моей жизни. Меня унижали всеми возможными способами. Мне казалось, что душа моя умерла. Через месяц я забеременела и родила мальчика. Мой сын теперь заботится обо мне. Его появление ознаменовало начало лучшей жизни. Свекор и свекровь были уже старыми, и я обрадовалась, когда свекор наконец умер. Мой муж Азам женился на девушке, которую сам выбрал, и мне больше не нужно было ходить в его комнату. Моя свекровь вскоре тоже умерла, ее дочери вышли замуж и стали жить в семьях своих мужей, оставив в этом доме меня с Азамом, его братом, второй женой и их детьми. Но у меня был мой дорогой сын — самый близкий человек на всем белом свете, и я заботилась о нем. И хотя его мать была рабыней, отец любил его.
Когда родители мужа умерли, я была уже немолодой женщиной. Мой сын вырос, но остался со мной, даже когда женился и у него появились свои дети. Внуки очень добры ко мне, благослови их Аллах! Теперь я уже совсем старая, и годы испытаний, побои и тяжелая работа стали сказываться. Мои суставы болят, и я с трудом двигаюсь. Да, я уже старуха и скоро отправлюсь на небеса.
Я не держу зла на свекра и свекровь — нельзя обижаться на умерших. Видно, мне суждено было жить с ними, и ничто не могло бы изменить этого. Единственный человек, которого я виню в своих несчастьях, — это мой отец. Как могли чужие люди быть добры ко мне, если мои родные папа и мама так поступили со мной? Проклиная родителей мужа, я буду проклинать и собственных родителей, а я не хочу беспокоить их души. И что бы это изменило? Мой муж стал относиться ко мне хорошо незадолго до своей смерти, и я даже иногда молюсь о нем. К тому же, если бы не он, у меня не было бы такого замечательного сыночка, заботящегося обо мне. Такова моя история.
Когда я закончила записывать рассказ Шириинджан, вошла ее невестка и принесла нам свежий йогурт, который на языке пушту называется шромби. Мы ели его со свежевыпеченными в тануре (печи) лепешками. Я думала о том, что Шириинджан оказала мне честь, рассказав эту историю. Перед тем как уйти, я оставила невестке Шириинджан расписание выхода нашей программы в эфир, чтобы они знали, когда смогут услышать рассказ своей матери по радио. Все члены ее семьи были рады моему приезду и пожелали мне на прощание: «Худа Хафиз!» — «Пусть Господь будет твоим проводником!»
Вернувшись в отель, я решила позвонить тете Паны и узнать, как обстоят дела. Тетя сказала мне, что Пана играет во дворе с друзьями и даже не догадывается, что на следующий день переберется в дом мужа. Меня поразило то, как мало изменились нравы в Афганистане. То, что когда-то случилось с Шириинджан, теперь должно было произойти с Паной. Я спросила тетю, можно ли как-то по-другому решить проблему — возможно, та семья согласиться взять деньги? Тетя ответила, что Пана уже была обещана им, и они ничего не могут изменить. Все, что мы можем сделать, — это молиться, чтобы новая семья была добра к ней.
Я чувствовала себя беспомощной из-за того, что не могла спасти эту девочку. Я спросила, какое у Паны настроение.
— Она еще ребенок и не понимает, что происходит. К тому же свадебной церемонии не будет, потому что ее отдадут в ту семью, чтобы уладить ссору. Ей даже не позволят видеться с братом. Эта семья будет обращаться с ней как с рабыней, потому что им будет приятно унижать дочь своего врага.
Я попросила эту женщину хотя бы рассказать Пане о том, что происходит, и объяснить, что она будет жить в другом доме и не сможет вернуться. Но тетя Паны ответила, что это невозможно: если Пана узнает о том, что ее ждет, она откажется идти туда, и ее дедушка разозлится. Я попросила ее по крайней мере покупать побольше еды для девочки, чтобы она не голодала в новом доме.
Больше я ничего не слышала о Пане. Никто не знает, что с ней случилось. Когда я записывала историю Шириинджан, то успокаивала себя тем, что те события происходили давно, однако я столкнулась с такой же проблемой в наше время, к тому же это затронуло членов моей семьи. Как же я ошибалась, считая, что такие обычаи ушли в прошлое! Многие традиции прочно укоренились в Афганистане, и люди часто ставят обычаи выше исламских законов.
5. История Самиры
Ткачи ковров
Эй, девочка-туркменка,
Где же ты?
В каком углу страдаешь ты,
Во тьме тоскуешь?
Так где ты, девочка-туркменка?
И где ты точишь нож?
Неужто будешь ты всю жизнь
Лишь ткать и нити обрезать?
Вся жизнь твоя — одни ковры.
Тебя не видят,
Не знают, что ты есть.
Тебе приходится кричать,
Что ты такая, как они,
Что ты жива,
Ты хочешь жить.
Эй, девочка-туркменка,
Скажи, как долго
Ты будешь жить так?
Прошу тебя выйти,
Выйти вперед.
Иди на свет,
Ведь ты человек,
И жизнь — твое право.
Эти стихи написала туркменская девушка по имени Камар. Когда наш журналист впервые встретился с ней, она жила в Шибиргхане, в провинции Джаузджан — это на севере Афганистана. Камар рассказала нам, что хотела бы пойти в школу, а потом выучиться на доктора или учительницу, но так как она была основной кормилицей в семье, ей приходилось просиживать все дни в тесной комнате за ткацким станком. Мы прочитали ее стихи в одной из передач, потому что хотели, чтобы наши слушатели знали о том, что ковры ткутся в основном девушками и женщинами, чей труд редко оценивается по достоинству. Никогда имя девушки вроде Камар не появится на этикетке с обратной стороны ковра, и люди никогда не узнают о ней. А ведь эти ковры стоят сотни долларов!
Ковры — это часть культуры Афганистана, а их узоры вобрали в себя самобытность народов, населяющих эту страну, — туркменов, узбеков, таджиков, хазаров, кучи, персов и пуштунов. Нитки изготавливают из шерсти овец, коз и верблюдов, а традиционные красители для них делают из местных растений, фруктов и овощей. Гранатовая кожура и грецкий орех дают коричневый цвет, красный цвет получают из корня марены, желтый — из шафрана или ромашки, а голубой — из индигоносных растений. А ткут наши ковры женщины и девушки, и они вкладывают в них всю душу и все свое мастерство.
Никто не знает, когда афганские женщины начали ткать ковры. Когда я спрашиваю людей об этом, они отвечают, что афганцы занимаются этим уже не одно столетие, и искусство ковроткачества передается из поколения в поколение, от матери к дочери, вместе с уникальными орнаментами. Бесспорно одно: наши ковры — непревзойденный образец афганского искусства. В прошлом афганские правители дарили ковры царям и королям других стран в знак глубочайшего уважения, и теперь наш президент дарит ковры лидерам других наций. На любом празднике, где присутствуют важные персоны, люди шествуют по красному афганскому ковру, а когда афганская девушка выходит замуж, родители или другие родственники дарят ей ковер для спальни.
Станок не занимает много места, а материалы для ткачества стоят недорого и их легко достать. У кочевников даже есть особые переносные станки, которые в разобранном виде крепятся на спину осла. Ковроткачеством женщины и дети могут заниматься, не выходя из дому, поэтому когда талибы захватили власть в Афганистане, и женщинам не разрешалось ходить на работу, а девочкам — в школу, многие начали изготавливать ковры. И те афганцы, которые бежали в Пакистан и Иран, ткут ковры там. Эти ковры тоже продают по всему миру.
Работая над передачей, я встречалась со многими ткачихами, но до недавнего времени я понятия не имела, насколько сложна их работа. Меня поразило то, что многие из этих женщин были глубоко несчастными. Я узнала, что в северных районах страны девушек оценивали по тому, как они ткут ковры. Эти женщины вкладывали все свое мастерство, создавая прекрасные изделия, но никто не спрашивал, как им живется и сколько денег они получают за работу. Некоторые девушки рассказывали, что родители заставляли их ткать дни напролет. С утра до ночи они сплетали нити, связывали их, а затем обрезали. Они старели за этими станками, их красота и здоровье терялись безвозвратно. Ткачихи понятия не имели, какова стоимость их ковров на международном рынке, и чувствовали себя прикованными к ткацкому станку. Сейчас я по-другому смотрю на ковры, висящие у меня дома, и думаю о тех женщинах и девочках, которые изготовили их.
