Арсений Данилов - Adrenalin trash
«И потянулись такие долгие и мучительные дни, недели, месяцы ожидания.
Элен ждала. Она не знала, во что ей лучше облачить свое ожидание. Какой наряд лучше подойдет этому чувству, в котором и сладость минувших встреч, и горечь нынешней разлуки, и острота предвкушения. Ожидание мучило и как-то странно радовало Элен.
Она решила превратить ожидание в увлекательную игру. Когда за окном разыгрывалась непогода, холодный ветер бросал в оконное стекло пригоршни дождевых капель и растущие рядом с домом деревья царапали ветками крышу, она пыталась представить себе, что сейчас делает и чувствует Патрик. Ее богатое воображение легко рисовало темный, освещенный только несколькими кострами лагерь, где королевские стрелки отдыхают после сражения, чистят амуницию и тихо разговаривают об оставшихся дома невестах. Она отчетливо представляла себе Патрика, сидящего чуть в стороне и с обычной ироничной улыбкой слушающего беседу. Он наверняка не принимал в ней участия, а если и приходилось отвечать на вопросы товарищей, то отделывался ничего не значащими фразами.
Когда дождь прекращался, но небо оставалось затянуто серой вуалью облаков, Элен начинала думать о предстоящей встрече. С замиранием сердца она представляла, как выйдет на продуваемый ледяным морским ветром причал и увидит входящий в гавань Эдинбурга корабль. Как она, сгорая от нетерпения, будет смотреть на крутящихся вокруг портовых служащих, как бросят с борта толстые канаты, подтянут поскрипывающий корпус корабля к причалу и как по сходням, непременно первым, сойдет Патрик, как всегда, в безупречном мундире, со сверкающими орденами на широкой груди.
Когда же выдавался такой редкий солнечный денек, Элен позволяла себе погрузиться в теплые воспоминания. Сидя в гостиной рядом с тетушкой Полли, державшей на коленях шитье, она вспоминала первую встречу, вспоминала запах роз, подаренных тогда Патриком, легкий аромат шампанского, исходивший от его губ, звон выпавшего из ее пальцев бокала. Когда же приходило время ложиться спать, Элен поднималась к себе, медленно раздевалась, не прибегая к помощи служанки, залезала под одеяло и снова уносилась в будущее. Почти не дыша, она представляла себе, как это будет в первый раз, она представляла себе его прикосновения, его запах, слова, которые будут срываться с его губ в эту волнующую минуту, и подкрепляла работу воображения проворными движениями пальцев».
Последние строчки обескуражили Марину. Она тоже иногда совершала пальцами проворные движения, но это действие, во-первых, никогда не было связано для нее с мыслями о ком-то конкретном, а во-вторых, приносили не столько удовольствие, сколько стыд и разочарование, явно неведомые красавице Элен.
Да и данный книгой совет едва ли подходил к ее случаю. Ежедневно вспоминать единственную встречу было немного утомительно, представлять занятия Димы и вовсе не хотелось (Маринино воображение, словно издеваясь над хозяйкой, обычно рисовало бассейн в бане, наполненный голыми блядями), предвкушать первый раз Марина боялась, до конца не веря в неожиданную удачу. Однако было в этих четырех абзацах нечто главное, не ускользнувшее от внимания Марины. Элен совершенно не сомневалась в неизбежности предстоящей встречи, словно бы Патрик поехал не на войну, а в банк за месячным жалованьем. Уверенность Элен, несомненно, служила залогом того, что встреча действительно состоится. Порывшись внутри себя, Марина обнаружила удивительную солидарность с героиней картонного романа. Мысль о том, что Дима больше никогда не позвонит, не приходила Марине в голову, и из этого совершенно очевидно вытекала неизбежность его нового звонка.
Ожидание достигло своего пика в среду. То ли моментально выработавшийся условный рефлекс, то ли вековой инстинкт наполнили зенит рабочей недели неким особым смыслом. Впрочем, Марина не стала давать себе традиционное эсхатологическое обещание «если не позвонит, все кончено», не раз слышанное и по телевизору, и от подруг. Причин тому было много. Во-первых, Марина уже давно заметила, что обещание это ничего не значит. Во-вторых, заканчивать все так быстро было для нее слишком страшно. И в-третьих, она была уверена в своем ожидании, а потому вечером в среду с ее чувствами произошла удивительная трансформация — мучительное нетерпение уступило место светлой уверенности. Правда, волнение все равно никуда не ушло и уже не в первый раз лишило Марину аппетита. Пока родители ужинали, она расправилась с книжкой, а потом вместе со всеми села смотреть телевизор.
В этот раз она даже не просила папу убавить звук, просто сидела и молча смотрела на экран, изображавший лица, искаженные непривычным умственным напряжением (показывали какое-то интеллектуальное шоу).
Телефон зазвонил в половине девятого. Марина встала с дивана, сохраняя достоинство, прошла в прихожую, сняла трубку и бросила в темную неопределенность телефонного провода холодное «алло». В этот момент она сама удивлялась своему спокойствию.
— Привет, — сказал Дима. — Это Дима.
— Привет, — сказала Марина.
— Гуляла, что ли? — спросил Дима.
— Когда? — спросила Марина, не успев вовремя отфильтровать явную бестактность Диминого вопроса.
— Час назад, — сказал Дима.
Марина сначала хотела соврать, но потом передумала.
— Нет, — сказала она. — А почему ты так решил?
— Да я звонил, — сказал Дима. — Но никто не подошел.
— А, — сказала Марина. По спине ее побежали мурашки. — Нет, дома вроде все были. Не слышали, наверное.
— Понятно, — сказал Дима. — Как дела?
Дальше разговор покатился по мелкому руслу, оставшемуся от предыдущей беседы.
Неожиданная идентичность слов, предложений и интонаций сначала расстроила Марину, но потом она подумала, что, возможно, это стандартная форма, которой придерживаются все, и ничего обидного в таком разговоре нет. Даже наоборот, мысль о том, что вот и у нее все как у людей, ободрила Марину. К концу разговора она уже не стеснялась улыбки в голосе, так же, как и в прошлый раз, отказалась от четверга, перенесла встречу на пятницу и довольно тепло попрощалась.
Закончив разговор, Марина не стала возвращаться к родителям. Она прошла в свою комнату, включила музыку и, не зажигая света, легла на кровать, подложив руки под голову. По потолку, в который уперся ее взгляд, время от времени проползали световые пятна от фар въезжавших во двор автомобилей. Каждый раз, когда такое случалось, Марине приходила в голову удивительно приятная мысль о том, что, когда Дима прошлый раз привез ее домой, какая-то другая Марина лежала на спине в своей комнате, одинокая и покинутая, и так же следила за пятном на потолке, даже не подозревая, что пятно это — отблеск счастья, может быть, только зарождающегося, а может быть, уже расцветшего.
Утро четверга принесло новое открытие. Телефонный звонок, всего несколько часов назад казавшийся главным условием душевного равновесия, не избавил от пустоты, он просто перевел ожидание в некую новую плоскость. С одной стороны, стало легче — теперь Марина стремилась к конкретной точке пространства и времени, — но если раньше ожидание было смешано с ежеминутной надеждой, то теперь оно стало каким-то неприятно твердым. Сознание того, что ближайший вечер не несет никаких сюрпризов, угнетало. Впрочем, теперь, по крайней мере, отпала необходимость сидеть дома. Конечно, Дима мог позвонить, чтобы перенести встречу или просто поболтать. Такая возможность тревожила Марину, но казалась маловероятной, поэтому, избавившись от первой половины четверга в институте, Марина после занятий напросилась в гости к Светке.
Стремление убить ненужный вечер было только одним из побудительных мотивов. Кроме него присутствовало еще и желание как можно полнее ощутить новый статус. Марина понимала, что разговоры в туалетах и раздевалках составляют лишь малую часть того куска жизни, пожевать который она мечтала уже несколько лет. Светка уловила настроение подруги и организовала все по первому разряду.
Сначала пили пиво на лавке в скверике недалеко от института. Обсуждали учебу и новый Светкин лифчик, но этот разговор почти не запомнился Марине. Чисто механически поддерживая беседу, она смотрела на росший напротив лавки клен. Сквозь его листву светило заходящее солнце, и Марина заметила, что, если приглядеться повнимательнее, можно заметить движение разрезавших оранжевую крону лучей. Она сначала хотела поделиться своим открытием со Светкой, но потом передумала. Вместо этого она попросила у подруги сигарету. Потом пиво закончилось, сигарета превратилась в бычок, солнце вывалилось из веток, плеснув в лицо неприятно яркий свет, и как-то само собой созрело решение взять вина и идти к Светке домой.
На кухне у Светки не было ничего такого, что могло бы надолго привлечь внимание. Правда, пока подруга возилась со штопором, Марина смотрела на висевшие над холодильником часы и думала о том, что если глядеть на них так же внимательно, как на клен в сквере, то можно увидеть движение минутной стрелки. Потом пробка с громким хлопком выскочила из горлышка, разом сменив тональность вечера. Светка быстро наполнила стоявшие на столе бокалы, взяла один и сказала:
