Альбер Коэн - Любовь властелина
— Твоя речь приятна по форме, но требует моих самых срочных поправок по содержанию, исключая момент про пожизненное гниение, которое своевременно, справедливо, законно и приятно.
— Да, дорогие соратники, — сказал Михаэль, — все женщины хотят одного, гарцевать, долго, четко и просто, даже принцессы королевской крови!
— Это ложь, — возопил Соломон из жернова. — Они чисты!
— У них у всех есть таз! — парировал Михаэль.
— И его придатки! — усмехнулся Проглот.
— Бесчестная клевета! — закричал Соломон. — Стыд и позор вам обоим, гнусные личности! Тьфу на вас!
— Слушай, малявка, — сказал Михаэль, — слушай, сейчас я расскажу тебе, что король делает со своей королевой, когда вертит ее так и сяк!
— Изыди, коварный, — воскликнул Соломон, вылез из жернова и топнул ногой. — Мое терпение иссякло, мне надоело-таки быть козлом отпущения, я восстаю против вас! Сегодня утром — летающая машина! Сегодня после обеда в отеле Проглот рассказывал мне о всяких этих болезнях, которые могут у меня появиться во всем теле — и вверху, и внизу, и внутри, — и обо всех операциях, которые мне, возможно, сделают хирурги, и как я потом умру, и какие рожи буду корчить перед смертью! Это несправедливо, я ведь так всегда со всеми мил и вежлив! А сейчас и того хуже, этот бесстыдник Михаэль рассказывает такие вещи, что Господи прости! Что я такого сделал, что вы так жестоки со мной? Послушай же, О, Михаэль, о, гнусный тип, о, эфиоп, недостойный нашей славной нации, о, бесчестье Израиля, послушай же, если ты продолжишь свои неприличные речи, я брошусь в бездны ночи и в лапы к разбойникам, притаившимся за деревьями, и пусть я погибну, убитый во цвете лет, но не останусь слушать твои гнусности! Да здравствуют добродетель, и добронравие, и целомудрие жен, вот! Ярость и досада охватили меня, вот! И я все расскажу дяде Салтиелю, и он пристыдит тебя и даже проклянет! И хорошо сделает! И знай, что его проклятья очень действенны, поскольку он человек большой святости, настоящий иудей, а ты просто мусульманин, вот! И если ты осмелишься войти в нашу синагогу, я прогоню тебя оттуда кнутом!
— О, маленький человечек, — сказал Михаэль, сорвал травинку, и принялся жевать ее, улыбаясь своим мыслям. — О, добродетельный и достойнейший, — продолжил он, — ты так возмущен сейчас, но скажи нам, как получилось, что у тебя появились дети, каким волшебством они возникли в животе твоей супруги!
— Мы же гасили свет, — сказал покрасневший Соломон. — И потом. Всевышний же велел нам плодиться и размножаться. Вот я и решил, что обязан это делать. И вообще, это честно, потому что в браке.
После долгого молчания, прерываемого зевками, поскольку час был уже поздний, Проглот объявил, что, поскольку ничего интересного не осталось ни для обсуждения, ни для еды, он пойдет вздремнет в ожидании прибытия язычницы.
Растянувшись на траве, прикрыв цилиндром босые пятки, чтобы уберечь их от гадюк, он заснул и тут же был увенчан розами королевой Англии, которая предложила ему на ушко стать преемником ее мужа, на голову которого с балкона Букингемского дворца внезапно упал горшок с цветами.
LXXVI— И что, — сказал Маттатиас, — уже десять минут первого, а бесстыдница, дочь главного демона Велиала, еще не появилась, а там стоит машина расточительства, которая кошмарным образом ждет. По моему последнему наблюдению, на счетчике было уже сорок два гельветских франка. Эта женщина заслуживает того, чтобы побить ее камнями. Право же, бессердечное создание. Сорок два франка, из золота в двадцать восемь каратов! Больше восьми талеров!
— Это не имеет значения, господин дал мне достаточную сумму.
— Мне делается плохо от потраченных денег, — сказал Маттатиас. — Даже если это чужие деньги.
— Я думаю, нашего Маттатиаса утешит, что, когда он умрет, ему больше не придется платить налоги, — сказал Проглот. — К тому же, я понимаю, почему он не запасает бакалею: если вдруг он неожиданно попадет в объятия ангела смерти и ужаса, а на кухне останется в излишке соли и перца, это ж будет-таки немыслимое расточительство, попусту потраченные деньги! А кстати, Михаэль, моя-то какая роль во всем этом и почему не меня избрали для переговоров с язычницей?
— Если господин предпочел воспользоваться помощью человека видного и известного мастера строить куры, что я могу поделать?
— Но что выиграю я от участия в этом предприятии, при том, что я рискую своей честью?
— Господин несомненно даст тебе тысячи.
— В таком случае я «за», включая потерю чести, — сказал Проглот. — А впрочем, эта пресловутая честь — не более, чем презренный страх перед людским мнением, что придает комический оттенок даже трагедиям Корнеля! Но если нужно нести какие-нибудь вещи, я-таки не понесу, поскольку это противоречит моему достоинству ученого!
Он зевнул, хрустнул костяшками пальцев и подумал о том, что надо бы вырыть окоп, чтобы, в случае чего, обороняться от мужа. Но тут нашлись остатки нуги, и это вернуло ему оптимизм, и он затянул псалом своим глухим хрипатым голосом, отбивая ритм здоровенными босыми ступнями.
— И все же, — сказал Соломон, почесав нос, — все же это нехорошо как-то. Была бы она юной девушкой, и он хотел бы жениться на ней без согласия родителей — еще ладно. Но она замужем!
— И вдобавок, — вставил свое слово Маттатиас, — если она получит наследство от какой-нибудь старой тетки, он не сможет им воспользоваться, поскольку не женат на ней по закону.
— Нужно только доверить мне процесс по делу о наследстве, — оживился Проглот.
— И ты вытянешь из него все! — сказал Михаэль.
Проглот польщенно хохотнул и кокетливо подергал бороду. Очень может быть, очень может быть, что он все из него вытянет, а что, все знаменитые адвокаты такие, а как иначе? Потом он заскучал, посмотрел на свои волосатые, испещренные венами руки, меланхолично зевнул. Что он делает здесь, в такой второстепенной, подчиненной роли, на каких-то неизвестных пастбищах презренного скота?
— Было бы хорошо, — сказал Соломон, — если бы господин уехал не с ней, а с ее мужем, как добрые друзья, отправились бы вдвоем в путешествие, развлеклись бы там, честно и благородно провели время, вот, как я считаю, потому что я правоверный иудей. Женщина-то на что? — добавил он, мало заботясь о последовательности в своих суждениях.
— Иногда ты бываешь достаточно рассудителен, о, боб бобович, — заметил Проглот. — Друзья, как вы смотрите, если мы восстановим попранную мораль, вернув молодую женщину на путь истинный с помощью кусочка ароматного сыра?
— Да что ты несешь, у тебя мозги набекрень! — возмутился Соломон. — Неужели ты думаешь, что она оставит своего драгоценного ради куска сыра, что такому красавцу она предпочтет пармезан или даже самый вкусный соленый сыр из Салоник?
