Канта Ибрагимов - Седой Кавказ
– О чем ты говоришь? – вскипела Полла. – Кому я давала наде-жды и намеки? В чью душу я что-либо сеяла? Как тебе не стыдно мне такое говорить? Или все это делалось в корыстных целях, чтобы я была обязана кому-либо?
От искреннего, пылкого отпора Масар смутилась:
– А разве не было меж вами ничего? Ведь эти цветы, внимание, ухаживания…
– Меж нами ничего не было и не могло быть, – вскричала в обиде Полла, – и цветы он мне не дарил, я ведь не виновата, что он их ставит у себя в кабинете… И что, вы все вообразили, если он меня взял на работу, то я ему чем-то обязана иль меж нами была какая до-говоренность? Нет! Завтра же я уволюсь с работы и уйду с твоей квартиры… Скажи мне, сколько я тебе должна, а то и тебе буду обя-зана.
– Нет, нет, Полла, прости, старая стала, болтаю ерунду… Забудь и прости… Клянусь, Оздемир мне слова не сказал. Просто он сегодня был не в духе, а я поинтересовалась отчего, и он мне сказал удручен-но: «Представляешь, Полла-то помолвлена» И все… Клянусь, только это.
Как нередко бывает между женщинами, после всплеска эмоций, они, улаживая отношения, могут выболтать любую тайну и даже са-мое сокровенное. Так случилось и на сей раз. Тетя Масар, поминутно умоляя Поллу никому этого не рассказывать, поведала Полле многое о судьбе племянника Султанова. Некоторые фрагменты из жизни главврача Полла слышала и от других, о некоторых он сам ей, вы-пивши на праздник, рассказывал, о многом она просто догадывалась. Однако Масар в зимнюю ночь под крепкий чай с тортом и конфетами в деталях описала жизнь Султанова.
Оказывается, Султанов никакой не племянник Масар и даже не в родстве с ней. Просто тяжелые годы детства они провели вместе и впоследствии, случайно встретившись, относились друг к другу, как родные.
Султанов Оздемир родился за месяц до выселения вайнахов в Среднюю Азию и Казахстан. Их вагон выгрузили посреди пустыни Кызыл-Кум. Прямо у железнодорожного полотна двенадцать чечен-ских семей встречали местные казахи. Они-то и отвезли переселенцев к месту их временного обитания, в небольшой оазис, вокруг слабого источника.
Чеченцы с трудом пережили летний зной пустыни, а когда на-ступила зима, стало еще хуже. Местные казахи оказались кочевника-ми, с началом первых морозов и ветров они свернули свои юрты и умело, привычно покинули оазис. На прощание они советовали и че-ченцам сделать то же самое.
Депортированные того же самого сделать не могли: не было вьючных животных, не было запаса провианта, не было одежды в до-рогу, да ничего не было. И к тому же без особого предписания за-прещалось перемещаться.
В самом конце ноября из далекого райцентра (за двести кило-метров) приехала машина с начальством. Депортированным пообе-щали, что через неделю прибудет транспорт, и их в организованном порядке перевезут на новое место обитания. А чтобы они это время не голодали, из кузова выгрузили несколько мешков муки и риса.
– Что-то расщедрились наши хранители, – усмехнулся самый старший из чеченцев. – То на все лето по мешку муки на семью дали, а теперь на неделю… Что-то здесь неладно.
Опасения подтвердились. Прошла неделя, вторая, месяц, а ни-кто не объявлялся. К концу декабря подули свирепые ветры, насту-пил лютый мороз, источник воды вымерз.
Чеченцы в юртах жить не могли, и еще летом из глины соору-дили какие-то жалкие жилища. На манер местных казахов печи вы-строили на улице. Теперь, в эту стужу мужчины пытались перенести очаги в жалкие строения. Вскоре выяснилось, что это оказалось на-прасным; запасы дров из саксаула быстро иссякли, кизяка из-за от-сутствия животных не было.
Всего на выживание в пустыне выбросили сорок восемь чело-век; из них двенадцать мужчин, шесть стариков и девять малолетних детей.
Как ни экономили еду, она иссякала. Еще тяжелее было с во-дой. На промерзшем песчаном грунте снег из-за ураганного ветра не задерживался, его по крохам собирали у стен жилищ и в руках согре-вая емкости, превращая снег в жидкость, как-то удовлетворяли по-требность в воде.
Неожиданно в невиданном жару заметалась одна женщина, следом вся ее семья. Кто-то проронил страшное – чума! Больные сто-нали, в редкие минуты просветления кричали о помощи, просили во-ды.
Дееспособные переселенцы кирками и ножами пытались раз-бить лед на вымерзшем источнике. Лед в жилищах не таял, и его про-сто клали в рот больным, на лоб, на горящую в жару хилую грудь. Это усугубило ситуацию, больные начали умирать, эпидемия стала разрастаться, и тогда старший потребовал изолировать больных. Из-за этого возник скандал, переросший в драку с поножовщиной, и двое самых здоровых мужчин, в том числе глава, друг друга смертельно ранили.
После этого начался разброд: голодные, больные, обессиленные люди, вчерашние родственники, односельчане стали в борьбе за жизнь ненавидеть друг друга, грызться, ругаться, драться по каждому пустяку, им казалось, что ближний поедает твой кусок хлеба. И тут случилось самое ужасное – два брата Калаевых побросали всех, и се-мьи, и даже своих детей, почему-то взяли с собой жену одного брата, и своровав последние полмешка муки, под покровом долгой ночи, когда буран чуточку угомонился, сбежали с поселения, оставив всех на произвол голода и мороза.
В те же дни, пользуясь затишьем стихии, пятеро добровольцев – двое мужчин и три женщины – вызвались пойти за дровами. Кто-то из чеченцев приблизительно знал лощину, где вроде бы растет сакса-ул. Считалось, что до места километров семь-восемь и добровольцы были уверены – до вечера они вернутся. С этой группой, отправился на поиски дров и отец Султанова Оздемира, да так вместе с осталь-ными навсегда пропал. Позже казахи-пастухи нашли в пустыне, в разных местах обглоданные человеческие скелеты, и почему-то не пятерых, а шестерых человек. Видимо, проломленный тяжелым предметом, череп принадлежал одному из братьев Калаевых.
Больше поселение никто не покидал. Эпидемия охватила всех. Вначале умерших хоронили, потом просто оттаскивали недалече и укладывали в ряд. Потом обнаружили, что у одного умершего мла-денца съедено мясо на бедре. Из страха людоедства гадали, кто бы это мог сделать. В основном склонялись, что поели звери или крысы. Но нашли на месте откуса пораженный кариесом здоровенный зуб. У кого была цинга и исчез такой зуб, быстро определили. Женщину за-били киркой. Это был последний всплеск эмоций, искра жизни. По-сле этого наступила полная апатия. Оставшиеся вымирали в невыно-симых муках.
Только в начале марта на поселение прибыл военный комен-дант, несколько врачей, вооруженные солдаты. Результат был ожида-ем, поэтому приезжие прикрыли лица дезинфицирующими повязка-ми, на руки надели резиновые перчатки.
