Джонатан Франзен - Безгрешность
Взаимное притяжение между ней и Джейсоном, похоже, не исчезло, пусть и приняло у нее форму сожаления об упущенной возможности. С особым сожалением она поняла, что он, должно быть, самый милый и симпатичный из парней, проявлявших к ней интерес. Ее огорчало, что она не оценила этого раньше, когда еще не было поздно. Она надеялась, что он и сам, зная теперь, что ее приглашал Андреас Вольф, испытывает некое добавочное сожаление.
После долгого перерыва она вернулась в Фейсбук. Это был, с одной стороны, способ дать старым знакомым знать, что она в городе, не видясь с ними, но главный мотив носил защитный характер. Среди ее друзей в Фейсбуке была соседка матери Линда, которая заверила ее, что в жизни матери мало что изменилось, и, судя по всему, была рада передать ей от Пип малосодержательный привет. Пип надеялась, что Линда покажет матери ее фейсбучную страничку или, по крайней мере, сообщит, чтó на ней есть – а не было почти ничего. Пип живет в том же доме в Окленде, что и раньше, и работает в “Кофейне Пита”. Точка. Она хотела избавить мать от мучительной мысли, что она по-прежнему в Денвере с отцом. На словоохотливую Линду вполне можно было в этом смысле рассчитывать.
Когда кончилась смена, когда она постучала по мячику, приняла душ и пришла на вокзал, она не удержалась и заглянула на страничку Джейсона в Фейсбуке. Его способность испытывать энтузиазм проявлялась там во всем. Но прежде всего, конечно, ей хотелось знать, насколько симпатичная у него девушка. На этот счет впечатление было смешанное. Очень красивое лицо, пугающе хипстерский вид и пугающе французское имя – Сандрин; но она была ниже Джейсона на целую голову, если не больше, вместе они смотрелись довольно странно. Содрогнувшись от неприязни и к самой себе, и к Фейсбуку, Пип выключила устройство.
Скоростной поезд повез ее через залив в Бернал-Хайтс, где Коллин назначила ей встречу в перуанском ресторане, – максимум неудобства для Пип, но у Коллин, видимо, имелись гурманские склонности, и она хотела попробовать эту кухню. И это после того, как Коллин дважды отменяла встречи в последнюю минуту, ссылаясь на загруженность по работе. Если ее целью было и дальше наказывать Пип и создавать у нее ощущение собственной незначительности, она неплохо этой цели добивалась.
В Бернал-Хайтс стоял серый сезон. Ресторан был полон молодых горластых компьютерщиков и технарей. Коллин сидела за маленьким столиком, неудобно расположенным поблизости от стойки; для Пип она оставила стул, который то и дело обходили официантки. Пип удивила избыточность косметики на лице Коллин и бьющая в глаза дороговизна ее шелковой жакетки и украшений. Пип вспомнила предсказание Коллин, что она когда-нибудь найдет себе надежное и скучное занятие.
– Прости, что опоздала, – сказала Пип. – Из Окленда сюда такая мука добираться.
– Я заказала себе разного понемножку, – сообщила ей Коллин. – Мне еще надо будет вернуться в офис.
Пип уже понимала, что с Коллин у нее дружба не настоящая, а каникулярно-лагерная и что она зря так упорно посылала ей электронные письма. Но ей было больше не с кем поговорить об Андреасе, поэтому она заказала себе сангрию и принялась рассказывать. Начала с общей картины – с того, что он в Германии убил человека и потом зазвал ее в Лос-Вольканес в безумном стремлении обезопасить себя от разоблачения, – чтобы Коллин увидела, что события в отеле “Кортес” не носили личного характера.
– Я думаю, он был серьезно болен психически, – подытожила Пип. – Серьезней, чем кто-либо знал.
– Это не заставляет меня лучше думать о тех трех годах, что я хотела его.
– Я тоже его хотела. Но та его сторона, что он мне показал, слишком пугала.
– Ты думаешь, он и правда кого-то убил?
– Он так сказал. И я верю.
– Ты знаешь, я читаю о нем куда больше, чем полезно для здоровья. Чистейший мазохизм. Но про убийство не видела ровно ничего.
– Даже если он оставил признание или что-нибудь в этом роде, я уверена, они это скрыли. Трудно представить себе, чтобы Уиллоу и Флор не встали на защиту бренда.
– Ты должна объявить это миру, – сказала Коллин. – Просто чтобы дать поджопник этой сучке Тони Филд и всем остальным. “Ваш герой, которого вы причислили к лику святых, был психопат”. Сделаешь это для меня?
Пип покачала головой.
– Даже если бы я захотела выйти с этим на публику – кто мне поверит? К тому же у меня есть другие проблемы. Я узнала от него, кто моя мать.
– В смысле – помимо того, что она твоя мать?
– Коллин, она миллиардерша. На ее имя был создан доверительный фонд примерно на миллиард долларов. Наследница в бегах – так получается. Как с этим быть, ума не приложу.
Коллин нахмурилась.
– Миллиард? Ты же мне говорила, что она бедная.
– Она живет под другим именем. Сбежала от этих денег. Ее отец был президентом пищевой компании “Маккаскилл”.
– Твоя мать? – Коллин посмотрела на Пип искоса, словно Пип сама была кучей денег и Коллин решала, верить своим глазам или нет. – Тебе Любимый Вождь это сообщил?
– Да, по сути.
– Теперь понятно, почему ты ему нравилась.
– Спасибо за комплимент. Нет, к деньгам он как раз был равнодушен.
– К миллиарду долларов никто не равнодушен.
– Моя мама, например. Кстати, я даже не уверена, что деньги никуда не ушли.
– Тебе стоило бы выяснить.
– Я бы не прочь, чтобы все это куда-нибудь ушло.
– Тебе определенно надо это выяснить. – Коллин потянулась к Пип через стол и коснулась ее руки. – Не согласна?
Когда она очень поздним вечером вернулась в дом Дрейфуса, ее ждало длинное электронное послание от Коллин. Странным в письме было не содержание. Коллин извинялась перед Пип за то, что заставила ее проделать весь этот путь до Бернал-Хайтс; в следующий раз для встречи, которая, она надеется, произойдет скоро, она приедет к Пип в Окленд; так здорово было снова увидеться; новая стрижка Пип очень идет… Далее – несколько абзацев обычных жалоб Коллин на дерьмовость юридической профессии, на дерьмовость Китая, на дерьмовость компьютерщика, с которым она встречалась два месяца, прежде чем обнаружила в нем страсть к уходу от налогов. Странным в письме был момент его написания. Восемь месяцев Пип ждала от Коллин нескольких теплых слов. И только теперь их получила – и двух часов не прошло с тех пор, как она произнесла слово миллиардерша.
Понимает ли Коллин, до чего это все прозрачно? Нет, подумала Пип. Но следом пришла мысль, что, может быть, тут скорее ее собственная паранойя. Она вспомнила, что говорил Андреас о популярности, о том, каким одиноким она делает человека, о невозможности поверить, что ты кому-то нравишься сам по себе. Не исключено, что миллиардер в этом смысле еще более одинок.
