Нам здесь не место - Санчес Дженни Торрес

Но ее парень так и не вернулся.

Сейчас Калифорнии уже девять, и она по-прежнему верит, что будет жить в прелестном маленьком домике, хотя у них никогда его не будет. Имя девочки напоминает о разбитых мечтах, о штате, куда мечтает переехать ее мать. Иногда я слышу, как Летиция кричит: «Калифорния, иди сюда! Калифорния, подожди меня!» Это всегда напоминает о несбыточном желании. Теперь Летиция стала похожа на большинство окрестных девушек, которых сделали женами и матерями при помощи красивой лжи или грубой силы. Она выглядит старше своих лет, усталой и какой-то омертвелой.

Я присматриваюсь к ней, гадая, сколько времени пройдет, прежде чем и я стану такой же.

Она тоже глядит на меня.

— Тебе нужно что-то для малыша? Как он? Кстати, поздравляю! — Так она говорит, но ее глаза смотрят с жалостью.

— Летиция… мне нужна твоя помощь.

— Конечно, милая, что я могу для тебя сделать?

— Мне нужно что-нибудь, чтобы… чтобы молоко сгорело. — Она многозначительно смотрит на меня, но я нахожу силы продолжить: — И противозачаточные таблетки.

Летиция кладет веер и оборачивается на стеллаж с таблетками и другими медикаментами у нее за спиной. Потом кое-что вытаскивает оттуда.

— Препаратов для прекращения лактации у меня нет, — говорит она, — но вот это может помочь. Хотя, конечно, никаких научных подтверждений нет, ничего подобного. — Она закатывает глаза и подталкивает ко мне коробочку. — А вот это контрацептивы.

Облокотившись на прилавок, Летиция начинает объяснять, что к чему. Но я способна думать лишь о том, что кто-нибудь может войти в аптеку. Вдруг это будет Рэй? Или один из его прихвостней, которые по его указке следят за теми, на кого он укажет? Или кто-то из подруг мамы? Или mua Консуэло по пути с работы заскочит сюда и увидит меня? Но я все-таки киваю, пока Литиция говорит, и слежу за всем, что происходит вокруг.

Потом она снова смотрит на меня:

— Но, знаешь, с этим тоже никаких гарантий.

— Да, я знаю.

Я ощущаю на себе ее взгляд, но не поднимаю глаз. Она снова тянется к стеллажу, берет очередную упаковку и кладет на прилавок передо мной. Тут входит какой-то парень и смотрит прямо на меня. Но он, похоже, не из числа шестерок Рэя, хотя я не знаю их всех. Я отвожу взгляд, когда он направляется в нашу сторону.

— Если кое-что случится… если ты поймешь, что, похоже, забеременела, тогда можно будет принять вот эту таблетку, — шепчет Летиция. — Но ее нужно принять сразу, в первые же несколько часов после незащищенного секса.

Когда я тянусь к коробочке и читаю инструкцию, моя рука дрожит. Как жаль, что я не знала об этом препарате десять месяцев назад! И обо всем остальном тоже. А еще я никогда больше не буду восхищаться красотой и желать, чтобы какой-нибудь парень смотрел на меня так, как смотрел на Летицию ее бойфренд.

— Тебе нужно что-нибудь еще? — мягко спрашивает она.

Я уже собираюсь покачать головой, но тут вижу под стеклом прилавка бритву.

— Вот ее, — говорю я. — И еще это. — Я показываю на маленький складной ножик, лежащий возле бритвы.

Летиция снова внимательно смотрит на меня, но все-таки достает все, что я попросила, и кладет в синий полиэтиленовый пакетик.

— И еще мне нужно, чтобы ты сделала мне одолжение, — говорю я, когда она добавляет стоимость ножика и бритвы к общей сумме.

— Какое?

— Продай все это в кредит. Мама потом обязательно заплатит, ты же знаешь! Она не должна знать, что все это купила я. Пока не должна. Пожалуйста, возьми с нее плату через месяц!

Я могла бы заплатить за все деньгами, которые дал мне Рэй… Могла бы. Но я не хочу. Пусть даже мама потом меня возненавидит. Потому что эти деньги мне еще понадобятся.

— Ох, Крошка, — говорит Летиция, качая головой и с жалостью глядя на меня, — ты же знаешь, мы кредитов не даем.

— Знаю, Летиция, но заплатить не могу, так что, может, всего один раз…

— Dios! Боже, Крошка, у тебя что, большие не-, приятности? — В ее глазах сочувствие, но она не удивлена.

Я мотаю головой.

— Поговори со своей мамой, — предлагает Летиция. — Она понимает такие вещи. Она тебе поможет.

— Нет, не могу… Я никому не могу это рассказать, — говорю я. — Иначе случится что-нибудь ужасное.

Лицо Летиции искажает страх. Эмоции, которым я до сих пор не давала воли, начинают подниматься во мне. Но сейчас для них не время. Не хватало только разреветься тут, на виду у всех! Я не позволю слезам хлынуть, затопив аптечный магазин и нас вместе с ним. Глядя на Летицию, я представляю, как отбрасываю эмоции прочь, будто ботву сахарного тростника и другие его части, которые не годятся в пишу. Но что тогда мне останется, кроме пульсирующего сердца?

Моя рука на прилавке дрожит. Летиция смотрит на нее. У моей ладони такой вид, как будто она живет своей жизнью и даже не является частью моего тела. Я пытаюсь унять ее дрожь, но не могу, лишь гляжу, как она все трепещет и трепещет на застекленном прилавке, будто темный обезумевший мотылек.

Я наблюдаю за ее превращениями, происходящими прямо у меня на глазах. Вот мотылек складывает и снова расправляет крылья, гипнотизируя меня этим движением. У него появляются усики и большие черные глаза, взгляд которых устремляется прямо на меня. Откуда-то из глубины этих глаз, из хрупкого пестрого тельца мне слышится странный высокий звук: «Cuidado! Берегись!»

Я смотрю на Летицию, пытаясь понять, слышит ли она предупреждение мотылька, который велит мне быть осторожной. Видит ли она то же, что и я. Наверное, видит, и именно поэтому кладет свою руку поверх этого вестника смерти, прижав его крылья и не давая им шевелиться. Летиция велит мне успокоиться.

— Tranquila, — говорит она. — Не волнуйся. Я сделаю, как ты просишь. Расскажу обо всем твоей маме в следующем месяце. — Она смотрит на меня. — Нужно будет передать ей что-то еще?

Я закрываю глаза и представляю, как в следующем месяце мама приходит в аптеку. Мне видится, как она появляется здесь с этим младенцем на руках. Ее лицо стало еще более омертвелым и усталым. Она просит Летицию продать ей банку с молочной смесью. Я вижу, как Летиция берет с нее деньги, а потом осторожно рассказывает о покупках, которые я втихаря сделала в прошлом месяце. Вижу лицо мамы, когда она спрашивает: «Что еще? Она что-то говорила? Хоть что-нибудь? Расскажи мне».

— Скажи ей… Скажи, что мне очень жаль. Что я прошу прощения. Что я люблю ее. Очень сильно. И что когда-нибудь мы обязательно снова увидимся.

Летиция кивает.

— Я всё ей передам, Крошка, — говорит она. — Но только посмотри на меня. — Ее рука по-прежнему лежит на моей, я смотрю в ее прекрасные усталые глаза. — Que te vaya Ыеп, подружка.

И та нежность, с которой она желает мне всего хорошего, то, как она при этом на меня смотрит, будто обращаясь напрямую к моей душе, одновременно разбивает мне сердце и придает сил. Я смотрю на Летицию и киваю. Она в прощальном жесте поднимает руку, и я вижу, что моя ладонь вернулась к своему естеству, перестав быть мотыльком.

Забрав покупки, я разворачиваюсь, чтобы уйти. Интересно, гадаю я, сколько девушек до меня приходили к Летиции с подобными просьбами. И случайно ли бритва со складным ножом лежат рядом с противозачаточными таблетками.

Вечером, готовясь лечь в постель, я воображаю, как становлюсь смертельно опасной, как все мое тело обрастает бритвами. Они покрывают меня, будто чешуя, и поэтому всякий, кто попытается ко мне прикоснуться, будет пронзен, изрезан, нашинкован.

Это предупреждение: «Не смейте ко мне приближаться!»

Пульга

Уже вечер. Мама вернулась домой с работы.

Я различаю ее лицо, хотя перед глазами вспыхивают желтые и оранжевые пятна. Слышу, как она кричит:

— Mi hijo! Сынок! Боже, да что с тобой случилось?!

Мама стоит на коленях перед диваном, на котором я вырубился. Ее глаза мгновенно наполняются слезами и паникой.

— Что случилось? Что случилось? — требовательно повторяет она.