Роберт Хелленга - 16 наслаждений
Марго ждала нас в холле пансиона, когда мы прибыли в Фьезоле. Мы оставили Джеда у входа в ожидании ответа и прямиком направились в мою комнату. Марго выглядела très elegante[61] в простом облегающем платье выше колен; когда она присела на край кровати я, естественно, казалась рядом с ней замарашкой.
Я поведала ей, моему духовному двойнику, всю историю с начала до конца. Она дала мне пару советов, которым я обычно старалась не следовать.
– Он неплохой человек, – начала я, – но сам не понимает, что делает.
Она отмела это наблюдение.
– Он типичный сын Гарварда, – сказала она, – дом в районе Ловеля, двойная summa[62] по истории и политэкономии, степень магистра исторических наук, докторская степень по библиотековедению. Ему не надо знать, что он делает.
– Да прекрати! Он провел три года в университете в Миннесоте после получения степени, и, по его слонам, для него это было равноценно каторге.
– Старая закалка, – сказала она, – из богатой семьи, живет в Ипсвиче. Он просто чувствовал себя потерянным вдали от домашнего очага.
– Знаю я все это. Я знаю все, что было в его жизни.
– Тебе страшно, да? – не вопрос, а скорее утверждение.
– Чего мне бояться?
– Он – мужчина, и он хочет тебя.
– Ерунда. Мне немного не по себе, вот и все, но ничего я не боюсь.
– Что ты собираешься сказать ему во время ужина?
– Сказать ему? Почему я должна ему что-то говорить?
– Когда он задаст тебе вопрос, тебе придется ответить «да» или «нет».
– А, ты имеешь в виду это.
– Да, это.
– Может быть, мне не ходить сегодня на ужин? Я могу обойтись и без ужина. Я думала остаться до Рождества, но теперь мне повезет, если я смогу остаться до Дня благодарения.
– Это завтра.
– Завтра День благодарения? Ты не шутишь?
Она посмотрела на часы:
– Четверг. Двадцать четвертое.
– Папа будет сегодня вечером печь пироги, – сказала я.
– Не меняй тему разговора и не пытайся вилять. Ты же не хочешь наделать глупостей.
Зазвонил телефон, и я сняла трубку. Это был Джед.
– Ты не ответила на мой вопрос, – напомнил он.
Я прикрыла телефон рукой.
– Скажи ему, что ты не рассердишься, – прошептала Марго, – Ты не рассердишься, правда ведь?
– Нет, – ответила я в трубку, – я не рассержусь.
– Вот и хорошо, – сказал он – Больше ничего не говори. Увидимся за ужином. – Он повесил трубку.
– Ну, – подвела итог Марго, когда я положила трубку, – вот все и решено.
– Ничего не решено, – возразила я. – Я сказала, что не рассержусь, и ничего более. Я и не сержусь.
– Но ты недовольна?
– Конечно же, нет.
– Ты ведь раньше этим уже занималась, да?
– Конечно.
– По твоему поведению не похоже. Ты нервничаешь, как скаковая лошадь перед забегом. Иди сюда, сядь.
– Я не хочу садиться. – Я открыла гардероб, чтобы выбрать, в чем пойти на ужин.
– Ты часто это делала?
– Достаточно часто.
– Разве ты не перестала считать, сколько раз у тебя это было?
– Нет, то есть да.
– Да, ты перестала считать – или нет, не перестала?
– Нет.
– Сколько раз у тебя это было?
– Ну, раз десять или около того.
– Точнее.
– Семь.
– Тебе двадцать девять лет, и ты занималась сексом Только семь раз? Это даже не раз в год, с тех пор как Гебе исполнилось двадцать один.
– Это нельзя исчислять в цифрах.
– Ты когда-нибудь кончала?
– С мужчиной?
– Ну разумеется.
– Нет.
– Сама?
– Почему ты стараешься меня унизить?
– Я не стараюсь тебя унизить. Я стараюсь заставить тебя посмотреть правде в глаза. Помнишь, как папа учил тебя всегда «смотреть правде в глаза»? Посмотри им себя: тебе двадцать девять лет, а ты все еще живешь с отцом. У тебя работа, за которую платят копейки. Впереди никаких перспектив, ничего хорошего тебе не светит. И вот, наконец, что-то проклюнулось. Почему бы не воспользоваться этим случаем? Вот что, – сказала она, – дай мне эту юбку. Она слишком тяжелая. Оставь твидовые юбки для англичан. – Она стала рассматривать вещи в моем чемодане. – Нет, вы только поглядите на эту одежду! Тебе не пришло в голову захватить что-нибудь более подходящее? Ведь нужно было предполагать, что нечто подобное может случиться. – Она поискала в другой части чемодана. – Ну, вот. Это более-менее. – Она держала в руках красные трусики бикини. Ты же должна была о чем-то думать, когда паковала вещи? Правильно?
– Не знаю, вряд ли я об этом думала.
– Прекрати. Можешь хоть со мной не юлить? Сделай одолжение, надень это.
Я сняла джинсы и трусы и надела красные бикини. Марго стянула с меня кофту и бюстгальтер и оглядела меня с ног до головы.
– В тебе до сих пор сохранилась девичья красота.
– Девичья красота?
– Упругая кожа, приятные формы, плоский живот, плотная попка, хорошее здоровье. Но у тебя осталось не так много времени. Почему бы тебе не принять горячую ванну? Побалуй себя. Ты в Италии.
Я спустилась на ужин в красном бикини под джинсами и в мужской рубашке, которая когда-то принадлежала отцу. На мне не было лифчика. Ужин выглядел по-домашнему: пенне[63] с простым томатным соусом, свиные отбивные, зеленая стручковая фасоль, салат, фрукты, вино. Гости были в основном американцы, специалисты по охране окружающей среды, эксперты разного профиля – по масляной живописи, фрескам, мебели, старому дереву, по мрамору, – и все разговаривали на узкопрофессиональные темы. Джед и я были единственными людьми из книжного мира, хотя я знала, что где-то в городе находился и мой босс.
Я была слишком взволнована, чтобы получить удовольствие от еды. Я наелась одними макаронами и отдала свою отбивную Джеду. Он был очень внимателен ко мне. Он был привлекательным мужчиной и говорил легко и непринужденно, рассказывая веселые истории о знаменитых новых книгах и еще более смешные случаи о том, как пропадают новые книжные поступления, как, например, «Записки Босвелла». Его босс видел ящики – из-под чая – на пристани в Бостоне, когда их перевозили в Уэлс. Мои переживания стали перерастать в возбуждение. Я почувствовала, что прежде практически не испытывала сексуального влечения. Потому, что это никогда не оборачивалось тем, чего мне бы хотелось тогда, в дни моей юности, с Фабио в Сардинии. Все это, по сути, было довольно грубым кувырканием. Скорее отталкивающим, чем приятным. Молодые люди, куда-то спешащие, озабоченные более важными проблемами, такими как революция, закрытие университета в Чикаго, СКБН. Они были пылкими, как юный Фидель Кастро. Когда я поднималась к себе в комнату, то вдруг подумала, что все это может быть иначе. (Джед считал, если я сказала, что не рассержусь, это означало «да», и я теперь сама так думала.)