Никола Юн - Всё на свете (ЛП)
Неуверенно топчусь у порога комнаты. Я могла бы отправиться к его традиционному месту у стены. Могла бы остаться здесь в дверном проеме. Могла бы сказать ему, что не стоит искушать судьбу, но не могу. Более того, мне этого не хочется.
— Думаю, оранжевый твой цвет, — наконец произносит он.
На мне надета одна из новых футболок. Ворот у нее V-образный, и она обтягивающая, а сейчас еще и входит в категорию моей самой любимой одежды. Может, куплю еще десять таких футболок.
— Спасибо. — Кладу руку на живот. Бабочки вернулись и ведут себя, как неугомонные.
— Мне подвинуться? — Он потирает натянутую резинку между большим и указательным пальцами.
— Не знаю, — говорю я.
Он кивает и начинает подниматься.
— Нет, подожди, — говорю я, прижимая другую руку к животу и подходя к нему. Сажусь, оставив между нами фут свободного пространства.
Резинка снова ударяет по его запястью. Его плечи расслабляются, хотя я не осознавала, что он напряжен.
Сидя рядом с ним, я прижимаю вместе колени и горблюсь. Превращаю себя в маленькую, насколько это возможно, будто мой размер сможет скрыть нашу близость.
Он поднимает с колена руку, вытягивает ее и шевелит пальцами.
Все мое замешательство исчезает, и я кладу свою руку на его. Наши пальцы переплетаются, будто таким образом мы держались за руки всю нашу жизнь. Я понятия не имею как, но дистанция между нами сокращается.
Он сдвинулся? Или я?
Теперь мы сидим рядом друг с другом, бедра соприкасаются, руки от запястий до локтей греют друг друга, мое плечо прижимается к его предплечью. Он касается своим большим пальцем моего, вычерчивая дорожку от костяшек до запястья. Моя кожа, каждая клеточка, загорается. Обычные, не болеющие люди все время такое чувствуют? Как они переживают такое ощущение? Как воздерживаются от прикосновений друг к другу?
Он слегка тянет меня за руку. Я знаю, что это вопрос, и поднимаю взгляд от наших чудесных рук к его чудесному лицу, глазам и губам, приближающимся ко мне. Я сдвинулась? Или он?
Его дыхание теплое, а затем его губы нежно, как бабочки, касаются моих. Мои глаза закрываются по собственной воле. Романтические комедии правы насчет этой части. Стоит закрывать глаза. Он отодвигается, и моим губам становится холодно. Я делаю это неправильно? Мои глаза распахиваются и сталкиваются с темной синевой его глаз. Он целует меня, будто боится продолжить и боится останавливаться. Хватаю его за перед футболки и крепко держусь.
Мои бабочки поднимают бунт.
Он сжимает мою руку, мои губы размыкаются, и мы пробуем друг друга. На вкус он как соленая карамель и солнечный свет. Или мне кажется, именно такими должны быть на вкус соленая карамель и солнечный свет. На вкус он такой, чего я никогда не испытывала, как надежда, возможность и будущее.
В этот раз я отодвигаюсь первой, но только потому, что мне нужен воздух. Если бы могла, то целовала бы его каждую секунду каждого дня на протяжении жизни.
Он прислоняется лбом к моему. Его дыхание теплое на моем носу и щеках. И слегка сладкое. Из-за этой сладости хочется больше.
— Всегда так? — спрашиваю я, задыхаясь.
— Нет, — говорит он. — Совсем не так. — Я слышу удивление в его голосе.
И просто так все меняется.
ЧЕСТНОСТЬ
Позже, 20:03
Олли: никакого вечера кино с мамой?
Мадлен: Отменила его. Карла расстроится.
Олли: почему?
Мадлен: Я обещала ей, что буду проводить больше времени с мамой.
Олли: я навожу беспорядок в твоей жизни
Мадлен: Нет, пожалуйста, не думай так.
Олли: то что мы делали сегодня сумасшествие
Мадлен: Я знаю.
Олли: о чем мы думали?
Мадлен: Я не знаю.
Олли: может стоит сделать перерыв?
Мадлен:…
Олли: извини. я пытаюсь защитить тебя
Мадлен: Что, если мне не нужна защита?
Олли: что это значит?
Мадлен: Я не знаю.
Олли: мне нужно чтобы ты была в безопасности. не хочу тебя терять
Мадлен: Да я едва есть у тебя!
Мадлен: Ты жалеешь?
Олли: о чем? о поцелуе?
Олли: честно?
Мадлен: Конечно.
Олли: нет
Олли: ты жалеешь?
Мадлен: Нет.
УЛИЦА
Вселенная и мое подсознание, пожалуй, восстают против меня. Мы с мамой в комнате играем в Скрэббл. На данный момент в сегодняшней игре я составила из фишек УЛИЦА, СВАБОДА и СИКРЕТЫ. Благодаря последнему получаю дополнительные очки за то, что использовала все семь букв. Мама хмуро смотрит на доску, и я думаю, она опротестует мое слово, но она молчит. Она подсчитывает счет и, впервые за вечность, я выигрываю. Я впереди нее на семь очков.
Смотрю на счет, а потом на нее.
— Ты уверена, что посчитала правильно? — спрашиваю я. Мне не хочется ко всему прочему выиграть у нее.
Пересчитываю и понимаю, что она права.
Ощущаю ее взгляд на моем лице, но продолжаю смотреть на счетную карточку. Она весь вечер была внимательной, будто я головоломка, которую нужно решить. Или, может, я стала параноиком. Может, все дело в вине, которую я чувствую за то, что была такой эгоистичной, за то, что даже сейчас мне хотелось быть с Олли. Каждый раз, когда была с ним, я узнавала что-то новое. Я стала кем-то новым.
Она берет из моих рук счетную карточку и приподнимает мой подбородок, чтобы увидеть мои глаза.
— Что происходит, милая?
Я уже собираюсь солгать ей, как снаружи доносится внезапный пронзительный крик. За ним следует еще один, а затем отдаленные вопли и громкий хлопок. Мы обе поворачиваемся, чтобы посмотреть на окно. Я начинаю подниматься, но мама нажимает на мое плечо и качает головой. Я позволяю ей удержать меня, но из-за еще одного крика "ПРЕКРАТИ" мы обе торопимся к окну.
Их трое — Олли, его мама и папа, стоят на крыльце. Их тела образуют треугольник страдания, страха и злости. Олли занимает стойку борца — кулаки сжаты, ноги расставлены широко и прочно. Даже отсюда я могу увидеть его вены, вздувшиеся на поверхности его рук и лица. Его мама делает шаг к Олли, но он что-то говорит ей, и она отступает.
Между Олли и его отцом происходит дуэль взглядов. Его папа держит напиток в правой руке. Он не отводит взгляда от Олли, поднимает стакан и допивает глубокими глотками. Протягивает пустой стакан маме Олли, чтобы она его взяла. Она начинает двигаться, но опять же Олли говорит ей что-то, чтобы остановить. Тогда его папа поворачивается к ней, его рука все еще неподвижно удерживает стакан. На мгновение я думаю, что она, может быть, не пойдет к нему.
