Захар Прилепин - Дорога в декабре
Иду в туалет покурить, обдумать новость. Стою у рукомойника, стряхиваю пепел на желтую растрескавшуюся эмаль.
Мысли, конечно, самые бестолковые: вот-де нам на первой зачистке повезло, на второй точно не повезет. А еще если чичи паленые трупы нашли… Теперь наверняка только и дожидаются, когда мы выйдем…
— Аллах акбар! — орет Плохиш, входя в туалет.
— Воистину акбар! — отвечает ему кто-то с толчка.
Плохиш, подскочив, перегибается через железную дверцу, прикрывающую нужник, громко шлепает кого-то по бритой голове ладонью.
— Плохиш, сука, оборзел? — вопрошает ударенный Столяр, узнаю я по голосу.
Пацаны смеются.
«Ну дурак!» — думаю я весело.
Спасибо Плохишу, отвлек.
Вышел из туалета, столкнулся с тем самым чином, что не помню в какой раз уже приезжает. Присматривает, что ли, за нами?
— Кто это? — спрашиваю у Шеи.
— Подполковник, — отвечает он кратко, торопясь мимо меня с рулоном бумаги. У пацанов никак не кончается их расстройство. Бойцы на всякий случай клянут Плохиша. Тот честно соглашается, что мочился в чан со щами, чтоб не скисли.
Чин поднимается на второй этаж с Семенычем, что-то объясняет нашему командиру. Куцый сделал внимательное лицо, хотя я по его виду чувствую, что он сам себе башка. Чин, впрочем, вроде бы приемлемый мужик. Зачем он только дырку провинтил для еще одной звезды, непонятно. Может, «комок» с чужого плеча? Но с каких это пор подполковникам камуфляжа не достается? В общем, плевать.
Когда мы построились во дворе, из кухоньки выполз Амалиев и тоже встал в строй, на свое привычное последнее место. Он по-прежнему в двух брониках, только без бушлата. На броники натянута разгрузка. Две гранаты, что топорщатся в нагрудных карманах разгрузки, делают Анвара похожим на пухлую малогрудую свежевыбритую тетю. С его круглого плеча все время скатывается «калаш».
— Мы будем зачищать жилые квартиры, — говорит Семеныч. — Детали работы определим на месте. Предупреждаю сразу: в квартирах ничего не брать! Мародерства быть не должно!.. Женщин не трогаем, по этому поводу, думаю, никого предупреждать не надо. Всех мужиков собираем, рассаживаем в «козелки» и ак-ку-рат-но, в полной сохранности довозим сюда. Вопросы есть?
— Амалиев интересуется, можно ли трогать мужиков? — спрашивает Плохиш, чистящий возле своей каморки картошку. Естественно, что Амалиев ничем не интересовался. Шутовство на тему однополой любви — один из самых любимых способов Плохиша доводить Анвара до истерики.
Выходит подпол, прохаживается возле строя, негромко спрашивает у Андрюхи Суханова:
— А почему без бронежилета? Без сферы?
Андрей Суханов по прозвищу Конь, метр девяносто ростом, прокачанный, белотелый, надел камуфляжную куртку на голое тело, через плечи запустил пулеметные ленты, на правое плечо повесил ПКМ. Сферу тоже не стал надевать, положил ее в ноги. Она лежит на битом асфальте дворика, как мяч.
— Есть вопрос, Семеныч! — говорит Шея, игнорируя подпола (то есть не испросив у него разрешения обратиться к Куцему). — Может, не будем сферы надевать?
Парни одобрительно загудели.
— И броники тоже! — добавляет Язва.
Семеныч подходит к подполу, перекидывается с ним парой слов.
— По желанию, — громко говорит Семеныч.
Все снимают с себя сферы и броники. Семеныч тоже. Остаемся в камуфляже и в разгрузках.
Только Анвар не снял ни один из своих броников.
До жилого сектора бежим легкой трусцой, Анвар постоянно отстает.
— Анвар, может, мы тебя засыплем ветками, а на обратном пути заберем? — язвит Гриша.
На подходе к жилому кварталу разделяемся на две группы. Семеныч с двумя отделениями уходит на правую сторону улицы. Мы остаемся под руководством Шеи на левой.
В первом же сельского типа доме обнаруживаем вполне пристойную обстановку. Телевизоры, диваны, ковры…
Кто-то тянется к магнитофону.
— Ничего не трогать! — орет Шея.
Все топчутся в нерешительности.
На кухне находим мешок арахиса. Пока Шея не видит, рассовываем арахис по карманам.
— Мужики, может, отравленный? — сомневается кто-то.
— Давай Амалиева угостим? — предлагает Гриша.
— Да ладно, хватит херней страдать! — говорит Астахов, зачерпывает горсть арахиса и засыпает в рот. Мы сосредоточенно смотрим, как он жует.
— О, а тут еще подвал! — говорит кто-то.
Открываем, светим фонариками. Хасан лезет вниз. За ним Шея.
— Мужики, тут бутыль вина! — кричит Хасан. Мы не успеваем обрадоваться, как раздается короткий чавкающий звук. Нам, нагнувшимся вниз, овевает лица терпкий запах алкоголя.
— Я же сказал: «Ничего не трогать!» — повторяет комвзвода и возвращает автомат с подмоченным прикладом на плечо.
— Мужики, никому не хочется плюнуть на Шею? — предлагает Язва, чья голова в числе прочих склонилась над лазом в подвал.
Шея вылезает первым и выходит на улицу. За ним появляется Хасан, спрашивает глазами: «Ушел?» — и вытаскивает наверх мешок с сушеными фруктами.
Через пару минут вываливаем на улицы, у всех полны рты орехов и прочих вкусностей. Присаживаемся во дворике покурить. Появляется Семеныч с парой ребят.
— Как дела?
— Курим вот.
— Ничего не брали?
— Ты ж сказал, Семеныч!
Молчим. Семеныч смотрит на дома.
— Чего ешь-то? — спрашивает у Язвы.
— Да вот, орешки.
Семеныч подставляет широкую красивую ладонь. Язва щедро отсыпает. Все иронично смотрят на Куцего. Тот жует, потом на мгновение прекращает шевелить челюстями:
— Чего уставились?
— Ничего, — пожимает плечами тот, на ком остановил взгляд Куцый. Все начинают смотреть по сторонам.
Через десять минут оцепляем первые хрущевки. Находим место наблюдателям и снайперу, чтобы смотрели за окнами, проверяем связь — и вперед.
Первый подъезд, первая дверь. Стучим… Тишина. Шея бьет ногой, дверь слетает, как картонная.
Ходим по квартире, будто только что ее купили, — новые наглые хозяева. Везде пусто. На полу валяются какие-то лоскуты. В зале на желтых обоях написано «Руские — свиньи». «Русские» с одним «с».
В следующей квартире открывает дверь женщина. Напугана… или скорей изображает, что напугана. В квартире еще одна женщина, по лицу угадываю, что младшая сестра открывшей. Обе говорят без умолку — они ни при чем, мужья уехали с детьми в Россию, а они сторожат квартиры… Через минуту все перестают их слушать. Разве что Саня Скворец смотрит на женщин с изумлением. Чувствую, что ему хочется успокоить их, сказать, что все будет хорошо. Только он нас, остолопов, стесняется.
Шея деловито лазает по шкафам на кухне.