Татьяна Соломатина - Роддом. Сериал. Кадры 1–13
— А вы будете её подшивать? — пропустив мимо ушей поучительную тираду, невинно уточнил интерн.
— Я дождусь гистологии полипа и понаблюдаю, как будет вести себя шейка матки. Кроме книжного знания, Александр Вячеславович, существует ещё опыт. Ремесленный опыт… И он мне подсказывает, что эту шейку не надо будет подшивать. А то, что я удалила полип сразу, избавило пациентку не только от лишних дней нахождения здесь, но ещё и от лишних треволнений из-за ожидания удаления полипа. Это иногда бывает важно. Когда женщина не успевает перепугаться. Непуганая биохимия лучше. Понимаете?
— Татьяна Георгиевна, а хотите, я закрашу надпись про верного пёсика? — вдруг спросил её интерн.
— Хочу! — Она рассмеялась.
— Я серьёзно!
— Я тоже.
Понедельник прошёл относительно спокойно. В отделении не было никаких форс-мажоров, поэтому Татьяна Георгиевна занялась писаниной. Ещё пару раз её вызвал к себе Семён Ильич. Затем — старый приятель хирург, сунувшийся в брюшную полость и обнаруживший там внематочную. Оказалось — литопедион. Или так называемый «окаменелый плод». Встречается очень редко. По какой-то причине плод подвергается петрификации — отложению солей кальция — и может находиться в организме долгие годы. Хирург шёл на острый аппендицит — и острый аппендицит в брюшной полости оказался. И даже перитонит. И ещё какая-то… Вот на эту «какую-то» и вызвали Татьяну Георгиевну. Как будто старый приятель сам не мог из брюха удалить всё, что угодно. У него такой опыт, что встреть он экстра-, интра-, мезо-, ретроперитонеально — как угодно расположенных марсиан, — и тех бы удалил, глазом не моргнув.
— Я подумал, дермоидная киста. Раз на яичнике — надо акушера-гинеколога звать. Положено!
Кроме «положено!», это было на самом деле интересно. Очень интересно. Редчайшая патология. Интерн прыгал до потолка, так и эдак вертя на языке слово «литопедион», с удовольствием разделывая макропрепарат в тазу. Этот явно рождён для акушерства и гинекологии, а не для дизайна. Хороший парень, любопытный. Интересно, кто из нынешних интернов слово-то такое знает — литопедион? И чего она так обрадовалась? Тому, что норма стала подвигом? Это даже студенты обязаны знать!
Осмотр поступивших… На втором этаже затемпературила послеродовая. Ничего особенного. Обычный день.
Ближе к вечеру к ней в кабинет вошла Маргарита Андреевна. Она была как-то нехарактерно для неё спокойна. Странная такая, задумчивая. Такой Марго бывала, только столкнувшись со сложной для неё ситуацией, только когда она взвешивала «за» и «против».
— Как тебе новый интерн?
— Да вроде ничего. Книги по акушерству читает, в отличие от многих. Внимательный. Руки не из жопы растут. Не без максимализма, но это пройдёт. В общем, пусть пока будет. Он, кстати, обещал надпись на теплоцентрали закрасить.
— Ага. Я как раз по этому поводу. Он закрасил… И если бы ты хоть иногда смотрела в окно…
Татьяна Георгиевна развернулась и тут же вскочила со стула. По проходящей вдоль всей задней стены родильного дома, прямо под окнами первого этажа обсервационного отделения, трубе теплоцентрали было каллиграфически исполнено белой масляной краской:
«Уважаемые пёсики, стоимость поздравительного места на трубе краской — пятьдесят тысяч рублей в сутки! На прилежащем к трубе асфальте мелом — пять тысяч. Обращаться в приёмный покой».
— Вот паршивец! — со смешком вырвалось у Татьяны Георгиевны. — Скажи ему, чтобы на глаза мне не попадался, пока не замажет свой прайс-лист!
— Тань… Всё равно пишут. Ты смотри, сколько нам в приём занесли… У пёсиков уже даже список, очередь… На трубу никто не претендует. А вот на асфальт… — Маргарита Андреевна вытащила из кармана несколько пятитысячных купюр.
Некоторое время Татьяна Георгиевна тупо смотрела на деньги. А потом подруги расхохотались.
— Марго! — наконец выдохнула Мальцева. — Пришли ко мне этого коммерсанта недоделанного. После того, как он уничтожит свои рекламные объявления, разумеется!
— Ну пусть уж те, кто сдал, на асфальте намалюют, ладно? На асфальте снега нет, там же теплоцентраль… В отделении как раз перчатки закончились. Я оформлю как благотворительность.
— Ага. А мне Семён Ильич потом оторвёт голову за такое… творчество!
— Не оторвёт. Он меня уже вызывал, орал. Интерна пригласил. Интерн ему расписал, как это будет здорово, если зимой устраивать конкурс снеговиков, а летом — рисунков на асфальте. Всё равно пишут. А у женщин младшие детки иногда имеются. Вот пусть летом и рисуют. Скажем, по воскресеньям. Всё равно постоянно боремся-убираем, а так хоть людям радость…
— И Сёма согласился?!
— Ты не поверишь — да.
— Начмед согласился с интерном?!!
— Ты знаешь, он такой обаятельный, этот Александр Вячеславович! — Маргарита Андреевна мечтательно закатила глаза. — С ним невозможно не согласиться! Он просто очарователен!
— Угу. И Семён Ильич решил по такому поводу поменять ориентацию на старости лет… Да он же администратор! Ему за это — трубы и асфальт — санкции грозят!
— Интерн сказал, что проведёт как мероприятия через какое-то там общество не то «Добрый город», не то «Счастливая область». Он там вроде как волонтёром состоит. Так что никто не придерётся, потому что кто же захочет быть против доброго и счастливого?
— Марго… — Татьяна Георгиевна хотела что-то сказать старой подруге, но лишь махнула рукой. — Делайте что хотите! Перчатки так перчатки! Если от этого город станет счастливее, а область добрее, то…
— А Светлана Борисовна стала за интерном ухлёстывать, как ненормальная! — не дожидаясь «того», тут же поменяла тему старшая акушерка отделения. — И ещё в него все акушерки влюбились. И даже старая санитарка приёма кормит его кренделями.
— Кто бы сомневался! Каждый хочет любви…
— Угу, кроме тебя.
— Я тоже хочу… Иди, Марго, не мешай мне работать!
Кадр седьмой
Каждый хочет любви
В девять часов вечера в кабинет непривычно приглушённо постучали.
— Да!
— Татьяна Георгиевна, это я! — в приоткрытую дверь всунулась голова всё того же очаровательно-нахального интерна.
— Вы что, сегодня дежурите?
— Вообще-то нет. По графику — не дежурю. Но мне здесь нравится.
— Что, дома не привечают? — усмехнулась Татьяна Георгиевна.
— Да нет. Кому привечать-то? Я один живу.
— Что ж так?
— А я не тороплюсь. Хотите кофе, Татьяна Георгиевна? Только не отказывайтесь, ради бога, а то я уже сварил! — Он толкнул дверь плечом. В руках у него были две чашки, из которых исходил соблазнительный кофейный пар.
