Федор Чернин - Вячик Слонимиров и его путешествие в непонятное
Как и предполагалось, источником шума был татарин. Он все больше распалялся, и хотя был очень занят, при появлении Вячика насторожился. В руках у него была доска от старинного секретера. Из нее торчали, покрытые ржавым налетом, будто бархатные, гвозди.
— Ну как дела? — поинтересовался Вячик. — Паразитируешь помаленьку?
— Нормально, — отозвался Хабибуллин. Он подтянул к себе два узла и неожиданно застенчиво добавил: — Вот, картинку решил прихватить… — Он развернул пейзаж к Вячику.
В это время где-то далеко снова загрохотало. Вячик хмыкнул. Хабибуллин перегнулся и посмотрел на картину сверху. На картинке ничего не было, только гладкая поверхность хорошего холста, натянутого на подрамник. Татарин аж вытаращил глаза: «Здесь же домик был и березка!» Он посмотрел вниз, будто пейзаж мог сползти и оказаться на полу.
— Это у них тут такие шуточки, типа скелета и кобры, — сказал Вячик.
Тут с половины Сарафанова донеслись возня, крики и ругань.
— Минуточку! Я протестую! — вопил Сарафанов.
«Ага, — не без злорадства подумал Вячик, — хозяин вылез из сортира. Получи сюрпризик!»
В сарафановском секторе конфронтация, похоже, принимала крутой оборот.
— Прекратить мародерство! — донесся до Вячика злобный визг Сарафанова и более низкий, напористый голос Хабибуллина в ответ:
— Твое беру? Дедушка завещание оставил? Отлезь!
Снова послышались грохот, ругательства и шум борьбы, затем истошный вопль Сарафанова и звук падающего тела. Однако еще через секунду шум скандала стих так же внезапно, как и возник. Теперь, наверное, Хабибуллин сидит и пытается понять, почему отсюда нет выхода, а Сарафанов в занудной манере пытается ему это объяснить.
Вячик прошел на сарафановскую половину. Хабибуллина поблизости не было. Зато Сарафанов сидел на стульчике посреди комнаты, кутаясь в плед. С левой стороны его рыбьего лица расплывалось радужное пятно. Очевидно, цивилизованной дискуссии у них не получилось, и мамелюк чисто конкретно объяснил Сарафанову свою простую жизненную позицию. Как всегда неожиданно, в комнате возникла Гульнара. На этот раз она материализовалась, когда для оживления сюжета потребовалось появление дополнительного действующего лица, хотя бы для того, чтобы оказать Сарафанову медицинскую помощь. Гуля действовала энергично, ничем не напоминала себя вчерашнюю. К Вячику она обратилась как к знакомому, не более того. Ни намека на вчерашнее, ни слова, ни жеста. Именно так она обычно разговаривала с Сарафановым, на основании чего Вячик пришел к ложному выводу, что их с Сарафановым разделяет пропасть… Гульнара тем временем хлопотала.
— Что тут у вас, мальчики? Кто-то ночью ввалился? Я тоже у себя почувствовала модуляции, чуть с кровати не слетела. Где же он? — В ее голосе сквозили любопытство и заинтересованность в знакомстве с новым персонажем.
Она осматривала разоренную комнату. Сарафанов оскорбленно молчал. Гульнара ахнула, увидев его разукрашенную физиономию, потом достала платок и стала обрабатывать рану.
— Неужели это он, новенький? Вот это да! Неужели правда?
— Он, он! — наябедничал Сарафанов.
— Оба хороши, — сказал Вячик.
Гульнара бросила на Вячика поверхностный взгляд.
— Да ладно вам охать-ахать, ничего особенно трагического не произошло, а травма у него символическая. До свадьбы заживет.
Гуля и Сарафанов переглянулись.
— А ты-то откуда знаешь? Про свадьбу? Мы вроде никому еще не говорили.
— В смысле?
— Ну, откуда ты знаешь, что мы с Сарафановым решили пожениться?
— Когда это вы успели?
— Давно. Еще до того возмущения, когда появился ты. А что?
— Да нет, ничего. А потом?..
— А потом суп с котом. Перегородило, и привет, никак не могла на его половину проникнуть. Ума не приложу, что делать с этим пришельцем, неожиданно закончила Гульнара.
— Он даже чай унес, — канючил Сарафанов, осторожно трогая пальцами поврежденный профиль, — банка ему, понимаешь, понравилась! — Ему было приятно находиться в положении жертвы, окруженному Гулиной заботой.
— Не обращай внимания. Мало, что ли, таких было. Пусть уносит, — уже вполне спокойно говорила тем временем Гульнара.
— Подождите! Как это — уносит? — вмешался Вячик. — Куда уносит? Вы же говорили, что здесь нет выхода! А он что же, все-таки взял и ушел? — Сарафанов молчал, будто и не слышал вопроса. — Так куда же он ушел? — продолжал Вячик взволнованно. — Я же сам проверял! Выхода нет. Куда же он делся?!
— Не ушел, а вошел, — вмешалась Гульнара, — вошел в самую сердцевину черной дыры. Глухо. С концами. Теперь ему отсюда вообще уже не выбраться…
— Что ж, поздравляю, в вашем полку прибыло, — заметил Вячик.
— Это все он, все Вячик, я знаю, — снова запричитал Сарафанов, — это он, потому что ему тут все чужое! Потому что ему все равно!
Где-то вдали опять послышался рокот очередной модуляции. Комнату тряхнуло. Сарафановский хрусталь зазвенел благородными переливами.
— Послушай, принеси-ка веник, — обратилась Гульнара к Вячику, как ни в чем не бывало, — надо все прибрать, привести в порядок. Я хоть осколки уберу, да побегу, на работу пора.
— Так что, свадьба отменяется?
— Какая свадьба? — сказали одновременно Сарафанов и Гульнара, оба искренне недоумевали.
Гуля покачала головой, Сарафанов многозначительно покрутил пальцем у виска. Повисла пауза. Похоже, во время модуляций действительно менялось не только расположение окружающих материальных объектов, но и что-то другое, необъяснимое. То, о чем говорила Гульнара, привычки, вкусы, мысли. Значит, и приязни-неприязни? Причем до такой степени, чтобы игнорировать меня и выходить замуж за хариуса, и наоборот? Так или иначе, вокруг была другая реальность, в которой Гуля и Сарафанов не собирались жениться друг на друге.
— Я хотел спросить — разве ты должна сегодня идти на работу?
— А ты что, хочешь, чтобы я осталась?
— Да, Гульнара, мне бы хотелось…
— Нельзя два раза входить в ту же реку!
— Так ты ж в мою реку даже по щиколотку не вошла!
— Тогда не называй меня этим идиотским именем!
Озадаченный происходящим, Вячик направился за веником и ведром. В ведре лежала пустая консервная банка. Баскетбольным движением препроводив жестянку в мусоропровод, он направился было дальше, но что-то заставило его вернуться. Он уловил, как загрохотала банка, как будто на листовое железо упала, потом донесся явственный всплеск.
— Вячеслав, где же ты? — донесся до него голос Гульнары. — Ты что, обиделся?
«Обиделся ли я?» — спросил себя Вячик. Он мог бы как угодно сформулировать свою душевную диспозицию, кроме, пожалуй, вот этого «обиделся».
— Одну минуту, я сейчас, — отозвался он и направился во Фландолу Гагнолу.
Подумав, Вячик захватил оттуда стопку старых журналов, пустую бутылку «Бифитера», останки Матвея, приволок все это к мусоропроводу и стал по одному спускать туда предметы. Стопка журналов произвела звук разбиваемого шифера. Останки Матвея вызвали топот, как будто вспугнули стадо антилоп. Бутылка чавкающий, засасывающий звук. Потом как будто с гор сошла средних размеров лавина. Пол снова дрогнул, где-то вдали загрохотало, впрочем, несильно. Похоже, на этот раз Вячик сам спровоцировал модуляцию, чего, честно говоря, не ожидал, поэтому слегка растерялся. Последствия не замедлили сказаться.
— Где ты шляешься? — Гуля, не дождавшись Вячика, сама пришла на кухню. — Давай быстрее, а то мне пора на примерку свадебного платья.
Впрочем, Вячик уже ничему не удивлялся. Для него важно было другое. Он подскочил к Гульнаре, поднял девушку на руки, закружил.
— Гуля, платье подождет! Послушай, я, кажется, нашел выход! Сначала исчез этот славянский шкаф, а потом я сам, понимаешь — сам произвел модуляцию! И теперь что-то должно произойти. Теперь я знаю, где искать! Может быть, так и нужно. Пусть все будет как намечено. Я уйду в прежнее Зазеркалье, ты выйдешь замуж за Сарафанова, вы построите общий сон, будете счастливы, и у всех все будет хорошо.
Гульнара не сразу поняла, точнее — не хотела понять.
— Я сейчас тебе покажу! — Вячик прихватил из кухни несколько пустых банок из-под маринадов, кастрюлю, дюжину ложек и вилок. Сделал движение, как фокусник, опускающий в шляпу часы, чтобы через секунду вытащить оттуда кролика. Так и есть! Гул разгневанных струн в ответ. Лицо Гульнары выразило замешательство.
— Чувствуешь? — спросил Вячик, прислушиваясь к звукам.
— Но почему… именно здесь? — почему-то шепотом, она недоверчиво и как-то брезгливо передернула плечами. — Нельзя было найти в каком-то другом месте?
— Можно! Но для меня выход именно здесь. Как же я сразу не догадался! Понимаешь, надо что-то выбросить, условно говоря, в мусоропровод! И самому произвести модуляцию! Самому подвинуть славянский шкаф. Тут, в дыре, каждый замкнут на внутренних догмах, привычке к заведенному порядку вещей, предрассудках и условностях, никому не нужных обязательствах, ложных ценностях, которые копил всю жизнь и таскает, как чемодан без ручки. И таскать надоело, и выбросить жалко. Вот что мешает нам летать, вот что мешает нам идти вперед! Мы сами создаем чеховский мирок, из которого в Москву просто не доехать! Чем не черная дыра? Весь этот груз, от него нужно освободиться, как освобождаются из тюрьмы. Иначе жизнь без исхода, замкнутая в себе…
