Вернер Хайдучек - Прегрешение
— Вот, собственно, и все, — сказал он.
А Рудольф на это:
— Шел бы ты лучше домой.
Он, конечно, не мог знать, что Хансу некуда идти, кроме как на улицу или в унылую комнату в общежитии. Клуб журналистов внушал ему страх. Ибо там, как он опасался, к нему в любую минуту мог кто-нибудь подсесть и сказать: «А у твоей матери амуры с одним типом из Гамбурга». Выходя от главного, он еще подумал: «А почему я, собственно, должен считать себя виноватым, если моя мать надумала переехать из Саксонии в Гамбург?»
В тот же вечер он написал матери, что она может делать все, что считает нужным. Лично он переговорил с главным редактором. Для него, Ханса, всегда что-нибудь найдется. И на этом Дамаске свет не сошелся клином. Он же со своей стороны желает ей счастья. И снова ему почудилось, будто у него за спиной стоит Регина и с ядовитой улыбкой говорит: «Ну, таким письмом ты ее добьешь. И сам прекрасно это знаешь». Он хотел разорвать письмо, ибо совсем запутался и уже не различал, где ложь, а где правда. Но в конце концов он все-таки отправил письмо.
Маша даже и не злилась на Хербота. Все было организовано на высшем уровне, достойно, в духе времени. Каждый старался соблюдать приличия, даже его жена, которая почему-то вызывала жалость, когда приехала в общежитие приглашать Машу на новоселье в новый дом. Пять лет каторги, без выходных, то кирпича нет, то цемента, рабочим каждый раз надо что-то сунуть — и вот наконец переезд. Беседа втроем, детки спят, «Покойной ночи, тетя Маша», и «Ты не уйдешь?» — и поцелуи, а потом огонь в камине, и красное вино, и соленые палочки, и конфеты из магазина «Деликатесы». И «Ваше здоровье!», и «Угощайтесь!» Вот за то, что Хербот принял участие в этом фарсе, что он как дурак расселся между ними обеими, Маша его простить не могла. «Дорогой мой партийный кадр, — подумала она, — мой дражайший кадр, я извела свое дитя, а ты доложил об этом жене, после чего вы легли с ней в одну постель, и она простила тебе твое легкомыслие и хочет перейти со мной на «ты». Меня прямо тошнит от этого разгула «коммунистической морали».
Она высидела в гостях полчаса, а может, целый час. Хербот накануне вернулся из Франции. Переговоры о сотрудничестве, он рассказывал, и рассказывал, и не мог остановиться про Монмартр, и Эйфелеву башню, и Пляс де ля Конкорд. Три дня в Париже. Человек с кругозором. Если и дальше так пойдет, быть ему генеральным директором, от Франции недалеко и до Испании, а за проливом — Англия.
«Ну, выпей же что-нибудь».
Тут она опрокинула рюмку, вскочила и стремглав выбежала из дому — по освещенной дорожке, через сад, вскочила на подножку отходящего трамвая, потом зашла в первую попавшуюся дискотеку, только чтобы заглушить мерзостный привкус от камина и свеженакленных обоев и Елисейских Полей. А после танцев отправилась незнамо с кем в его берлогу, где и проспала до полудня, хотя к десяти ей следовало быть у проректора по учебно-воспитательной работе «в связи с вашей успеваемостью». Пусть выгоняют, она будет только рада. Отчисление она воспринимала как освобождение. Непонятно только от чего. Порой, когда она среди ночи вдруг вскакивала, словно спасаясь от преследования, а потом лежала и не могла уснуть, ей думалось, что хорошо бы пожертвовать собой во имя чего-то высокого и чистого.
Элизабет мыла на кухне полы, когда заявилась Маша: «А вот и я. Вещи из общежития забрала, с университетом все кончено, и еще я сделала аборт». Она судорожно вцепилась в мать, плакала, вся пошла красными пятнами, а Элизабет думала: «Господи ты боже мой, где ж мне взять силы, сперва письмо от Ханса, а теперь еще это». Маша даже и не заметила, как худо ее матери, какая она бледная. Где ей было понять, что матери кажется, будто у нее в любую минуту может остановиться сердце.
Этой ночью, выплакавшись на груди у матери, Маша спала крепким сном. Этой ночью Элизабет пошла к маленькому пруду возле заброшенной шахты. Норд-вест нагнал на деревню облако удушливого дыма с электростанции. Элизабет села в грязную, засыпанную выбросами траву, поглядела вниз, но ночь была темная и увидеть воду она не смогла. Элизабет закрыла глаза, не в силах о чем-либо думать, и так и сидела, пока у нее не замерзла спина. Подняться с земли было очень трудно. Она почувствовала себя грузной и неуклюжей и поначалу с трудом переставляла ноги. Не сразу она заметила, что уже давно идет дождь и что одежда у нее промокла.
Этой ночью Элизабет Бош написала два письма. Ректору университета она написала, что всю вину за поведение Маши надо целиком и полностью возложить на нее, Машину мать, это она не занималась дочерью как следует. А Маша всегда была хорошей, послушной девочкой, и она просит не наказывать дочь за упущение матери. Другое письмо она написала главному редактору окружной газеты. Ей неизвестно, писала она, что именно рассказывал ему Ханс о ней и о ее отношениях с одним человеком из Гамбурга. Наверняка много несправедливого. А она вовсе не собирается уезжать из деревни. Опасения ее сына ни на чем не основаны. Завершила она письмо такими словами: «Каждый живет где живет, и это хорошо».
Хотела она написать и третье письмо, в Гамбург, но на это у нее просто не хватило сил.
Еще до конца года Якоб Ален продал свой дом на берегу Эльбы и переехал к брату в Западный Берлин. Случалось, что, испросив визу, он переезжал в восточную часть города, отыскивал тот самый задний двор и немного погодя ехал обратно.
Когда деревня торжественно отмечала свой юбилей, Элизабет Бош стояла у окна за гардиной и кивала проходящим мимо людям, хотя видеть ее с улицы никто не мог. И когда она там стояла, и на лугу гремела музыка, ей вдруг почудилось, что дома, деревья, люди начали расти прямо у нее на глазах. «Боже мой, — подумала она, — как оно все надвигается — и все прямо на меня».
■ Из рубрики "Авторы этого номера"
ВЕРНЕР ХАЙДУЧЕК (WERNER HEIDUCZEK; род. в 1926 г.) — немецкий писатель (ГДР). Начал печататься в 60-е годы.
Автор романов «Прощание с ангелами» (переведен на русский язык, М., 1973), «Смерть у моря» («Tod am Meer», 1977), повести «Марк Аврелий или один семестр нежности» («Mart Aurel oder ein Semester Zartlichkeit», 1971) ряда пьес и книг для детей.
Повесть «Прегрешение» вышла в ГДР в 1986 г. («Verfehlung». Halle-Leipzig, Mitteldeutscher Verlag, 1986).
■
Примечания
1
Приграничный пункт в ГДР.
