Таги Джафаров - Всадник.
– Ты ждала исповедника дочь моя.
– Да падре. Я вдруг почувствовала, что пришёл час мой и боялась умереть без отпущения.
– Господь услышал тебя. Но разве ты не исповедовалась на днях в церкви?
– Да падре, но человек всегда стремится перед смертью ещё раз вспомнить всё и покаяться.
– Тебе есть в чём каяться?
Доминиканец выжидающе замолчал.
– Не знаю падре, но если были за мной ошибки, то я готова покаяться и просить прощения у Господа нашего.
– А скажи дочь моя, не совершала ль ты сегодня ничего, о чём хотела бы покаяться?
Ей показалось, что в тени капюшона мелькнул блеск в глазах святого отца. Или это был отблеск огарка коптившего в изголовье.
– Нет падре. Сегодня я только пожертвовала вязанку хвороста для спасения заблудшей души. И надеюсь, что это мне там зачтётся.
Она с надеждой посмотрела на монаха. Доминиканец как-то странно кивнул.
– Ничто не остаётся без воздаяния. Пожертвовавший ветку – получит охапку…
Старушка облегчённо вздохнула.
– Значит, Бог зачтёт мне благое дело? Этот Бруно, конечно помучился в огне костра – грешник. Но ведь моя вязанка чуть ускорила ему уход, облегчила его муки, правда? Я сама слышала как он благодарил меня. Назвал святой.
И снова монах усмехнулся. Как тогда – утром, странно и горько.
– Да – прошелестело из под капюшона – твоя вязанка была самой нужной и бесценной в том костре. Благодарный Бруно ждёт уже тебя.
Усни с миром – Santa simplicita.
Доминиканец наклонился вперёд, коснулся её лба неожиданно ледяной рукой, и тьма закрыла ей глаза. Из-под полы плаща выглянул серебряный череп на рукояти меча. Монах встал и замер – ожидая, когда душа высвободится из оболочки дряхлой плоти. А у дома застыл недвижно мглистый конь Всадника и возле него – грешник Бруно в белом одеянии мученика, с большой вязанкой хвороста в руках. Огонь, оплетавший вязанку длинными языками, освещал его грустную улыбку.
2006 Стрингер.
Ночь святого Варфоломея.
Ночь святого Варфоломея близилась к рассвету. Улицы Парижа озарялись пламенем пожаров. Повсюду валялись окровавленные тела – на порогах домов, улочках и перекрестках, площадях и набережной Сены. Толпы парижан бегали по городу, выискивая уцелевших гугенотов. Трупы плыли по реке, красной от крови.
Всадники Смерти деловито проносились мимо живых, задерживаясь возле убитых, чтобы освободить очередную душу. А в небе Парижа, взирая из багровых туч, плакал святой Варфоломей.
От Монфокона, где болталось подвешенное тело адмирала Колиньи, медленно удалялся Всадник. Мглистый конь беззвучно скользил по дороге, унося Легата Черного Легиона. Всю ночь Легат наблюдал за развернувшимся побоищем и работой своих Всадников. Он направил коня по одной из улочек и вскоре оказался возле свежеубитого тела.
Судя по белому кресту, нашитому на рукав, убитый был католиком. Видимо какой-то убегавший гугенот успел всадить кинжал в грудь доблестного радетеля веры. Рукоять так и осталась торчать в груди. Легат остановил коня. Умерший, стоял над своим телом воздев руки и возмущался. Ему было очень обидно, что был убит, вместо того, чтобы самому зарубить этого проклятого протестанта. И ведь успел таки убежать! А увлеченные погоней сотоварищи даже забыли подобрать его труп. Обидно. Обидно валяться посреди улицы подобно какому-то гугеноту.
Но не менее обидно и то, что никакие ангелы не спешат утешить и помочь вознестись доброму католику, павшему во имя Божье.
– КТО СКАЗАЛ, ЧТО АНГЕЛЫ ОБЯЗАНЫ ВСТРЕЧАТЬ ТЕБЯ?
Покойник вздрогнул и обернулся. Перед ним возвышался в седле огромного, черного как мгла коня – Некто запахнувшийся в плащ с низко надвинутым капюшоном.
Во мраке капюшона загорелись два синих огонька. Повеяло неземным холодом. Бывший лавочник поежился.
– Ээ… Но ведь я убит гугенотом. Пострадал за веру.
– ЗА ВЕРУ? – Ледяная издевка прозвенела в воздухе.
– Ну да. Мы же избавили наш добрый город от этих еретиков гугенотов. Сам Папа благословил. И король с нами.
– А КАКОЕ ОТНОШЕНИЕ К ВЕРЕ ИМЕЕТ УБИЙСТВО СПЯЩИХ ЛЮДЕЙ?
– Так они ж еретики! – Лавочник изумился непонятливости этого странного существа. Уж не из демонов ли он?
– РАЗВЕ ОНИ НЕ МОЛИЛИСЬ ТОМУ ЖЕ ХРИСТУ ЧТО И ВЫ?
– Они? Они не признают Папу! Они перевели Библию на французский и читают молитвы на своем варварском диалекте.
– ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО БОГУ ТАК ВАЖНО НА КАКОМ ЯЗЫКЕ ЕМУ ВОЗНОСЯТ ХВАЛУ?
– Ээ… Не знаю кто ты, но говоришь странные вещи.
– Я СМЕРТЬ. ТОЧНЕЕ ВСАДНИК СМЕРТИ. И УЖ ПОВЕРЬ МНЕ – БОЛЬШЕ ТЕБЯ РАЗБИРАЮСЬ В ТОМ – ЧТО ГОВОРЮ.
– О монсеньёр! Но в таком случае вы же хорошо понимаете, какие это грешники и еретики – эти проклятые гугеноты. Вот тот, что убил меня – еще вчера спрашивал с меня деньги.
– ТАК ТЫ ЕМУ БЫЛ ДОЛЖЕН.
– Н-ну самую малость. Но зачем мне, доброму католику – отдавать деньги какому-то еретику, которого должны были вскоре отправить в Ад?
– И ТЫ ЖДАЛ КОГДА ЭТО ПРОИЗОЙДЕТ. А ЗАОДНО РЕШИЛ САМ ОТПРАВИТЬ ЕГО В МОГИЛУ. ВЕДЬ ТЫ – УКАЗАЛ ТОЛПЕ ЕГО УБЕЖИЩЕ.
Лавочник невольно поежился. Он бы с удовольствием убрался отсюда, подальше от этого страшного Всадника, но эта треклятая нить держала его привязанным к телу.
– От вас ничего не скроешь монсеньёр – сокрушенно вздохнул покойник – но я все равно прав. Господь предал их в наши руки потому как они еретики. Ему было угодно, чтобы мы очистили наш город от этих варваров. А я еще и пострадал на стезе Господней. Теперь если и были у меня какие грехи, то они смыты моей кровью. Бог зачтет мне мою гибель и примет в Рай.
– Я ДАЖЕ ВИЖУ КАК ПОЛК АНГЕЛОВ УЖЕ ВЫСТРОИЛСЯ ДЛЯ ПОЧЕТНОГО ЭСКОРТА.
Голос по прежнему был ледяным, но огоньки во мраке заплясали как-то издевательски.
– Вы смеетесь надо мной монсеньёр.
– ТЫ ДАЖЕ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ СЕБЕ, ЛАВОЧНИК, КАКУЮ УСЛУГУ ОКАЗАЛ ТЕБЕ ТВОЙ УБИЙЦА. БЛАГОДАРЯ ЕГО УДАРУ – ТЫ ВОЗМОЖНО ИЗБЕЖИШЬ АДСКОГО ПЛАМЕНИ. НО НА РАЙ НЕ НАДЕЙСЯ.
– О! Значит я не буду гореть вместе с этими еретиками!
– НЕТ, ТЫ НЕ БУДЕШЬ ВКУШАТЬ БЛАЖЕНСТВО ВМЕСТЕ С НИМИ. ИБО ОНИ – ЖЕРТВЫ, НЕВИННО УБИЕННЫЕ. ДАЖЕ ТЕ, КТО УБИВАЛ. ВЕДЬ ОНИ УБИВАЛИ ЗАЩИЩАЯ СВОИ ЖИЗНИ.
– Что же будет со мной??? – Лавочник обеспокоенно смотрел на Всадника.
– НЕ ЗНАЮ. ЭТО ВЕДОМО ЛИШЬ БОГУ.
Легат тронул коня и уже развернулся прочь…
– А как же я? Монсеньёр Смерть! Вы оставите меня прикованным к моему трупу? – в голосе покойника сквозил испуг.
– НЕ ВОЛНУЙСЯ. Я ПРИШЛЮ КОГО-НИБУДЬ ИЗ ВСАДНИКОВ. ПРИДЕТСЯ ПОДОЖДАТЬ. У НИХ СЕГОДНЯ МНОГО РАБОТЫ.
– А вы? Разве вы сами не можете освободить меня?
– Я ПРИХОДИЛ НЕ ЗА ТОБОЙ, ЛАВОЧНИК.
Внезапно Всадник остановил коня и обернулся.
– ХОЧУ ТЕБЯ ОБРАДОВАТЬ – ТВОЕМУ КРЕДИТОРУ УДАЛОСЬ СПАСТИСЬ.
– Не-е-ет!!! Это несправедливо!!!
Но Всадник уже умчался. Он не стал сообщать лавочнику, что через десять месяцев его дочь родит внука. От того самого гугенота. А в небе всё плакал святой Варфоломей.
2006 Стрингер.
Цыган.
– Ай какой конь! Мэй!!! Какой конь! Ураган!
Он смотрел не в силах оторвать глаз от огромного, словно выточенного из глыбы антрацита, коня. До такой степени захватил и поразил его воображение скакун, что человек даже не обратил внимания на седока. В глазах заядлого любителя коней горел огонь восторга.
– НРАВИТСЯ?
– Конечно нравится! Как может не нравиться? На всей земле…
Он внезапно осёкся, взглянув наконец на Всадника. И поёжился от ледяного холода, что внезапно обдал его. Чёрная фигура с безликим капюшоном плаща возвышалась в седле. Из-под полы тускло блеснула рукоять меча с серебряным черепом.
– … не найдёшь такого – упавшим голосом договорил цыган. Он вдруг повинуясь какому-то порыву, обернулся. Его тело лежало на траве, раскинув руки.
Гнедого, что был угнан, рядом не было. Он увидел, как удалялись его преследователи, уводя коня, что так лихо был украден. Повернулся обратно
к Всаднику… Понял цыган – что кончилась бесшабашная жизнь. Не скакать уже ему на горячем коне, не сидеть у костра заслушиваясь песней под гитарный перебор. Не любить смуглянок таборных. Кончилась жизнь. Пуля догнала. Эх!
– Куда теперь меня? В Ад?
– ВСЁ МОЖЕТ БЫТЬ.
– А там тоже черти на таких конях разъезжают?
– ЗАБУДЬ. АДСКИЕ КОНИ НЕ ПРО ТЕБЯ.
– Мэй! Если там есть хоть один, – уведу.
– А КТО СКАЗАЛ, ЧТО ТЕБЯ ТАМ ЖДУТ?
– Эй – куда ещё цыгану. Рай не про меня.
– ВЕРНО. НО ЕСТЬ ЕЩЁ МЕСТО.
– Какое?
– УЗНАЕШЬ.
Всадник подъехал вплотную и вынув меч перерезал нить связывавшую конокрада с телом. Цыган опустил голову. Постоял, прощаясь с грешной плотью. И запел. Старую цыганскую песню, которой провожали цыган навсегда, из поколения в поколение. Запел – прощаясь с небом голубым, травой зелёной, ветром вольным. С жизнью удалой. Всадник молчал. Закончил петь цыган.
– Всё. Забирай меня.
– НЕ СПЕШИ.
