Инна Карташевская - Необыкновенные приключения «русских» в Израиле. Семейные хроники времен Большой Алии
Звуки сирены перестали вызывать панику, хотя в общем-то люди старались пережидать тревогу в помещениях, но, если приходилось оставаться на улице или в автобусах, тоже никто особо не переживал. Многие, наоборот, при звуке сирены залазили на заборы, крыши или деревья, стараясь высмотреть летящую ракету, и нередко можно было слышать как диктор радио после очередной сирены взывал к населению «Сумасшедшие, сойдите с крыш. Вы же можете погибнуть.»
Но погибнуть они могли по-видимому, только упав с крыши дома, так как КРЫША НАД ИЗРАИЛЕМ работала вовсю. Правда ей еще помогали противоракетные установки «Патриот», размещенные вокруг каждого города, и если бы не один случай, можно было бы сказать, что жертв от бомбежек не было. Одним случаем стал шестнадцилетний мальчик Сережа, которому идиоты родители позволили ночевать на балконе, и в которого попал и убил его осколок от взорванной «Патриотом» ракеты. Остальные пятнадцать жертв этой войны скончались от сердечных приступов во время атак, а одна маленькая арабская девочка задохнулась в противогазе.
Война закончилась 28-го феврала как раз на пурим, что многие нашли символичным. Всеобщего ликования по этому поводу не было, так как к тому времени ракеты уже почти не запускались, а у израильтян был гораздо более важный повод для волнения, а именно, где достать на праздник самый популярный в этом году костюм — форму американского солдата. Спрос породил предложение, и на пурим по улицам Израиля ходило столько американских солдат, сколько их не было даже в самой американской армии.
И, конечно же, среди них Пашка, гордый своей почти настоящей камуфляжной формой и с почти настоящим автоматом в руках. Так как в этот день занятий в ульпане не было, они все вчетвером пошли к нему в садик посмотреть на праздничный утренник. Идя по улицам они не переставали удивляться, насколько серьезно израильтяне относятся к своим праздникам. Не только дети, но и очень многие взрослые разгуливали в причудливых карнавальных костюмах с размалеванными лицами. Но самое сильное впечатление на них произвел костюм Пашкиной воспитательницы. Увидев его, они сначала так испугались, что на мгновение онемели, а потом Саша только смог ошеломленно произнести «Ни хрена себе» и снова замолчал. Проверх одежды воспитательница надела на себя огромные голые пластмассовые груди, которые даже с близкого расстояния выглядели как настоящие, а на лицо страшную маску с длинным кривым носом и выступающими вампирскими клыками. Правда нужно сказать, что ни местные дети, ни пришедшие с ними родители тоже в карнавальных костюмах совершенно не были ни шокированными, ни возмущенными ее видом, а наоборот, казались очень довольными, и смеялись и веселились от души. Белла, как бывшая советская учительница, еще пыталась сначала возмутиться, но видя, что кроме них никто на это безобразие не реагирует, решила не вмешиваться, тем более, что муж ей строгим голосом напомнил, что в чужой монастырь со своим уставом не лезут.
После пурима занятия в ульпане закончились. Юра и Рита перешли учиться на подготовительные курсы, а Беллу приняли на курсы для учителей англиского языка. Хотя «подруга» сообщила ей об этих курсах, когда прием уже закончился, в Хайфском отделении министерства образования пожалели ее и разрешили сдать экзамен индивидуально. Она прошла, правда, вместо Хайфы, которая была рядом ей пришлось ездить на двух автобусах на курсы для жителей Акко и Нагарии. Но она и за это была благодарна, так как без свидетельства об окончании этих курсов на работу в школу устроиться было невозможно. Министерство абсорбции платило ей стипендию, а также оплачивало дорогу и няню для Пашки, которая забирала его из садика и смотрела за ним несколько часов, пока она приезжала после курсов домой.
Саша довольно быстро нашел себе работу. Хотя у него был диплом инженера, он устроился рабочим на завод «Тромасбест», где собирали «караваны», то есть домики из асбестовых панелей для олимов, которые не нашли себе съемных квартир. Конечно, он надеялся, что эта работа будет для него временной, а как только он достаточно выучит иврит, то сможет искать работу по специальности. Вообще «работа по специальности» считалась среди русских мерилом успеха. Как только кто-то объявлял, что нашел работу, его сразу спрашивали по специальности или нет. Если оказывалось, что по специальности, такому человеку все завидовали и считали, что он уже «устроенный».
Но специальности бывают разные. Саше, например, твердили, что быть инженером без знания английского и компьютера невозможно, поэтому он стал усиленно заниматься английским с собственной женой и записался на компьютерные курсы. На Украине, откуда они приехали, компьютеров не было, и лично он видел это чудо науки и техники только один раз в жизни и то издалека. Поэтому он очень обрадовался, когда увидел объявление, что открываются двухнедельные русскоязычные компьютерные курсы. Бедный Саша и понятия не имел, что существуют разные программы для разных специальностей, и что за две недели толком ничего не выучишь. Так и получилось. Он доверчиво уплатил двести шекелей и добросовестно ездил на эти курсы, спешно организованные какими-то шустрыми молодыми людьми даже с виду очень похожих на аферистов. Две недели он под диктовку строил какие-то загадочные директории в DOSe, и изучал программы «Эйнштейн», предназначенную для редактирования текстов, и «Лотос» для бухгалтерии, но так и не понял, как они смогут ему понадобиться в профессии инженера-наладчика текстильного оборудования. К концу занятий у него сложилось впечатление, что их преподаватель тоже не очень разбирается в том, что преподает. Уроки он вел очень медленно, запинался на каждом слове, диктовал им с трудом, вычитывая что-то в каких-то листках, не отвечал на вопросы, а наоборот, очень часто задавал вопросы им.
— Как вы считаете, что мы должны делать дальше? Подумайте, — говорил он примерно раз двадцать за урок и замолкал надолго, как будто бы они, видевшие компьютер первый раз в жизни, действительно могли до чего-то додуматься. На самом деле, как они уже давно догадались, он просто использовал это время, чтобы найти нужный листок, а найдя продолжал также монотонно диктовать ничего не объясняя. Кстати, вполне может быть, что он продолжал им диктовать даже и из ненужного листа, так как все равно они так ничего и не понимали и даже утратили всякую надежду понять. Короче, эти курсы вызвали у Саши только стойкое убеждение в полной бесполезности компьютеров.
В конце концов, собрав совет четырех, они дружно отвергли компьютеры и решили налечь на иврит, так как это уж точно было необходимо. Но тут они обнаружили, что иврит кроме как на занятиях они почти не используют, так как намертво заперты в русском гетто. Действительно, соседи израильтяне с ними не общались. Более того, если первое время они разговаривали приветливо, задавали одни и те же глупые вопросы о еде, то теперь эта приветливость сменилась неприязнью или даже откровенной враждебностью. Вначале они недоумевали, но потом поняли, в чем дело. Местные любили их бедными. Когда они приехали, у них ничего не было, и соседи охотно тащили им все, что все равно собирались выбросить. Так Юре и Рите один сосед ни с того ни с сего принес огромный шкаф, и, не спрашивая, затащил в квартиру. Хорошо, что он был разобранный, и они с Сашиной помощью потом несколько ночей по частям вытаскивали его на свалку, причем на отдаленную и потихоньку, чтобы сосед не услышал и не обиделся. Другой принес люстру и стал требовать, чтобы они ее немедленно повесили. Сколько Юра и Рита не пытались объяснить ему, что они не могут и не хотят менять люстры в съемной квартире, он ничего не хотел слышать, тыкал им в лицо этой люстрой и кричал — Это же совсем новая люстра. Посмотрите, какое качество. Она у меня тридцать лет провисела и нигде даже не потрескалась.
Кричал он не потому, что сердился, а потому что израильтяне, оказывается, так разговаривают. Первое время, когда они слышали на улице душераздирающие крики, то пугались насмерть и выбегали. Они были уверены, что это кого-то убивают, потому что так кричать можно было только в смертных муках. Но оказывалось, что это просто какая-нибудь мамаша делала легкое замечание своему ребенку или два друга беседовали по душам. Вообще, кричать здесь любили. Например, иногда посреди ночи под окнами раздавался крик или рев. Какой-нибудь припозднившийся прохожий хотел побеседовать со своим другом, проживающим на верхнем этаже. Поэтому он ничтоже сумняшеся становился под окнами и начинал громко выкликать того по имени. Через пять минут просыпался весь дом, через десять вся улица, но приятель или продолжал спать, или его не было дома, а, может быть, он здесь и не жил вообще. Но, по-видимому, коренные израильтяне отличались невероятным упорством, и призывы могли продолжаться полчаса или больше. За это время этот человек вполне мог подняться в нужную ему квартиру, но он этого не делал, а продолжал кричать с упрямством, граничащим с полным идиотизмом.
