Мюриэл Спарк - Пособники и подстрекатели
Уокер же просто намекнул:
– В связи с вашим прошлым как мне называть вас: Хильдегард Вольф или Беатой Паппенхейм?
Когда Лаки впервые вошел в ее кабинет, Хильдегард сразу бросилось в глаза его сходство с пациентом, назвавшимся Уокером. Их нельзя было спутать, но они могли быть братьями. И конечно, оба напоминали поседевшего и состарившегося Лукана. Его фотографии, сделанные в тридцатидевятилетнем возрасте, смотрели со страниц многочисленных книг и газет, из года в год писавших о нем после его исчезновения в 1974 году. Был ли настоящий Лукан мертв, как многие утверждали? Если нет, на какие средства он жил? Уокер ни разу не упомянул, что он встречается с друзьями Лукана. Обычно это делал Лаки, который периодически забирал деньги, оставленные в определенных местах определенными людьми – его богатыми друзьями. Друзья! Как могли они обмануться, если когда-то знали Лукана?
– Все очень просто, – объяснил Уокер. – Они предполагают, что Лукан сделал пластическую операцию. И они правы. Ваш другой пациент, Лукан – самозванец, доктор Вольф. Но именно он ездит получать деньги, как вы можете себе представить.
– И вы работаете вместе.
– Конечно. Если бы одного из нас схватили, это непременно оказался бы тот, другой, а не настоящий исчезнувший Лукан.
– А ваши голоса? Не могут ли у ваших друзей возникнуть подозрения из-за голоса?
– Известно, что Лукан – человек музыкальный. Мы скорректировали наши голоса. Кроме того, люди часто считают, что голос меняется.
Много лет назад был произведен арест: Лукан обнаружен в Австралии! Действительно, подозреваемый оказался в списке разыскиваемых полицией пропавших без вести людей; но это был не Лукан. Также до сих пор не был доказан и особенно интересующий Хильдегард вопрос: был ли это Уокер или Лаки. Она обладала природной склонностью трезво подходить к фактам объективной реальности. Для нее каждый из этих двух Луканов представлял интерес «просто как некий объект, мошенник… живой труп», как давно сказал о ком-то Шекспир.
Что касается манер и речи, оба, и Лаки и Уокер, по мнению Хильдегард, ориентировались на Лукана как на исторический персонаж. Их методы подражания были довольно просты по той элементарной причине, что реальный Лукан был абсолютным занудой, неким шаблоном джентльмена с множеством воспоминаний, очень и очень похожих на воспоминания любого другого человека его происхождения и образования. Он ни разу не высказал ни одной оригинальной мысли. Все, на что он оказался способен, – так это разработать план и попытаться убить жену. Это был чрезвычайно средний по уму человек, каких множество. При поверхностном знании прошлой жизни такого человека, как Лукан, при соответствующем росте и телосложении нетрудно изобразить персонаж, который был бы абсолютно узнаваем. О, Лукан, Лукан, вы – твердый орешек!
Дождь уже перестал. Хильдегард убрала свои записи. Ей очень не хватало Жан-Пьера, и она огорчалась, что не может общаться с ним хотя бы по электронной почте. Конечно, он разыскивает ее, возможно, сумеет найти. Но она не верила в его способность противостоять обоим Луканам. Жан-Пьер не мог хитрить и лицемерить, а оба Лукана – это двойной вызов. Рано или поздно она все же позвонит ему.
ГЛАВА 13
У Уокера было совершенно определенное представление о том, каким должен быть джентльмен. Он прилежно изучал Лаки Лукана все десять лет, с тех пор как графа объявили в розыск. Он усвоил большинство идей столетней давности – какими они были у Лукана – и, следовательно, его предельно искаженное представление о джентльмене. Вздорность таких представлений отмечали еще гвардейцы, служившие с ним вместе в Колдстримском гвардейском полку. Там Лукан от первого и до последнего дня изображал графа, превосходя в этом занятии всех других графов, существовавших во всей истории Англии. Представление Уокера о джентльмене еще более искажалось под влиянием характера Лукана. Лукан был, по сути дела, прирожденным негодяем и неудачником. Как человек он был эгоистичен, как представитель знати самонадеян и занят только собой. Маска высокомерия, хоть это и странно, была у Лукана любимым способом самовыражения. Как настойчиво утверждали члены его семьи, главными чертами их беглого родственника были «доблесть и честь». На самом деле ни то ни другое никак не соответствовало его истинным качествам, но Уокер, не принадлежащий к знати джентльмен-любитель, старательно копировал и выставлял напоказ именно эти воображаемые достоинства Лукана. Ему казалось, что он был идеальным doppelganger графа, его двойником, его вторым «я».
С годами, с той поры когда они встретились в Мексике, внешнее сходство с Луканом у Уокера усилилось. У них был один рост – шесть футов с небольшим. И еще странная, похожая на дыню, голова. «Вытянутая», – сказал о голове Лукана один из его знакомых. Такая же была у Уокера. Оба были смуглыми. Отличались только отдельные черты лица. Позднее, после пластической операции, и это различие постепенно сгладилось, так что теперь понять, кто есть кто, было довольно трудно. Лукан, однако, обладал определенным шармом, не столь большим, но достаточным, чтобы нравиться и считаться обаятельным. Уокер был этого лишен и постоянно пребывал в растерянности, не зная, как этого достигнуть. Очарование Лукана было чем-то неуловимым, но вызывало к нему симпатию. Что касается их характеров, то оба имели склонность к проявлению холодного безразличия. В этом плане у Лаки и Уокера никогда не наблюдалось дисгармонии.
Уокер попал в поле зрения Лукана на ранчо в Мексике, одном из многочисленных мест, где после своего исчезновения Лукан находил убежище. Владелец ранчо, приземистый коренастый мексиканец, был его старым приятелем – они вместе играли на скачках. Жена его – прежде работавшая актрисой в Боливии, а теперь находившаяся на заслуженном отдыхе – была погружена в жизнь, посвященную сохранению своей удивительной красоты и нарядам, которые она почти непрерывно меняла и которые постоянно были свежими и отменно отглаженными.
– Удивительно, – как-то заметила она, – насколько Уокер на вас похож. Вчера вечером, когда он шел по дорожке к дому, я подумала, что это вы.
– Странно, – сказал хозяин, – я тоже так подумал.
Прошло два месяца, и Лукану было уже пора двигаться дальше, к своему очередному пособнику и подстрекателю.
– Я дам вам Уокера, – сказал добряк мексиканец. – Берите его с собой. Он будет вам полезен.
Уокер был дворецким и лакеем, а также главным грумом (жизнь на ранчо была построена на иерархической основе).
– Не знаю, – возразила его жена, – как я смогу обходиться без Уокера.
– Я отдаю его Лукану, – небрежно бросил муж, словно преподносил графу серебряное блюдо.
– Что мне с ним делать? – недоумевал Лукан, довольно медленно соображавший.
– Он может пригодиться в тысяче самых разных случаев, – сказал всезнающий, многоопытный владелец ранчо. – При необходимости может заменить вас при аресте. Его только надо немного подготовить, сделать еще более похожим на вас, научить говорить, как вы.
– Он очень умный, – добавила жена.
– Если б он был очень умным, – произнес мудрый темнокожий друг, – то не работал бы на нас. Однако он поступит так, как я скажу. Кроме того, – добавил он устало, – я, конечно, положу ему вознаграждение. Я отдаю его Лукану. Подправьте ему подбородок, Лукан, и немного выпрямите нос. Он будет полной вашей копией.
Это было десять лет назад. Уокеру не приходилось совершать частых поездок в Мексику за щедрыми дарами бывшего хозяина. В отличие от Лукана он ничем не рисковал, на законном основании получая деньги банковскими переводами. Как Уокера его никто не разыскивал, хотя как Лукан он несколько раз попадал под подозрение. Это его, принимая за Лукана, видели в прибрежных кафе многих стран мира. Он был секретарем спортивного клуба в Сиднее, и там его заметили. Потом стал инструктором по верховой езде в Лозанне – ему вновь пришлось бежать. Интерпол никогда за ним не успевал, а если бы и успел, ничего страшного не произошло бы, он, в конце концов, действительно был Уокером, с паспортом и свидетельством о рождении на имя Уокера, с группой крови, отличной от группы крови Лукана. Граф же тем временем находился где-то еще, то разъезжая по экзотическим местам, то проводя время в парках при гостиницах. Он, к великому своему сожалению, обходил стороной казино, где, он знал, его непременно будут искать.
Мексиканец не был его единственным патроном, но он был самым богатым. Когда в 1998 году он умер, у Лукана осталось всего двое верных друзей. Бывшая актриса, теперь вдова, без всяких объяснений прекратила выплату регулярного пособия Уокеру и подачек Лукану. Лукан и Уокер отправились в Париж.
Голос Уокера всегда внушал беспокойство Лукану. Уокер приобрел немного мягкий, сочный выговор, характерный для речи Лукана, но все же в нем было что-то не то. Лукан знал, что если внешность Уокера скорее всего не вызвала бы подозрений у его старых друзей – они помнили его таким, каким он был двадцать лет назад, – то голос мог его выдать. Так что до сих пор за получением денег он предпочитал ездить сам.
