Юля Панькова - Война не Мир
Посидев до утра на измене, жуан бросил добро и поплелся по степи предлагать свои экстрасенсорные способности боевикам…
― Артиллерийской батареей, к которой меня приставили в новой части, ― продолжает художник, ― руководил русский. Начальство батареи это обычно несколько офицеров и командир в звании капитана или старшего лейтенанта. Наш главный артиллерист оказался нормальный мужик. Искусство было ему дорого. Он сказал мне: ага, давай, газеты рисуй. Он приветствовал мой талант во имя общего блага. Но коллектив решил, что я стукач.
Где связь?
― Ну, еще говорили, что я просто кошу от нормальной работы. Это для товарищей, наверное, было самым обидным. На полгода мне объявили бойкот.
Бойкот. Экономико-политический термин из детского лексикона. Я прикидываю, что он значит в условиях боя. До атаки, скажем, осталось 15 минут, солдаты несутся окапываться, а тут Бабель с записной книжкой. И никто не хочет его даже на х.. послать.
― Кроме того, мне опять не оставляли еду…
Возможно, Фрейд ошибался по поводу основного инстинкта. Человеком армейским руководит запах столовой…
― В небольшом помещении, где мы жили, стояли двухэтажные кровати, всего на 37 человек. Каждый вечер в мою кровать выливали ведро воды.
Я мысленно рыдаю, вспоминая бесцельно потраченную в пионерские годы зубную пасту. Художник реагирует на мой внутренний смех. Он разевает варежку и гогочет.
― Да, бить человека можно, но только того, который не даст в ответ. Если тебе в рожу сунут взаимно, ну, не приятно, в принципе. Но обмочить постель ― это дело коллективное, я же не буду в ответ 36 ведер таскать… Ладно. Вопрос питания я по привычке решил с поварами. С местом, где спать… По-разному. Иногда у меня была такая работа, что я мог ночевать под своими картинами, в мастерской. Когда не было такой работы, я шел к знакомым и клянчил у них матрас. Художнику клиенты не жмотились. У меня не было, конечно, официального статуса Ника Сафронова, просто появлялись любители, которым моя работа была нужна. Обычно они договаривались с моим руководством и брали мою рабочую силу к себе.
… В СА был прикол. Там собирали хлопок. В разгар хлопкосбора ― сентябрь, октябрь ― ГАИ обычно выходило на большие дороги и тормозило в полях рейсовые автобусы. Большие дороги, например, из городов в столицу, шли через горы и местами ― через хлопковые поля. Заховавшись в кустах, менты тормозили автобус, выгружали пассажиров и раздавали им мешки для сбора ― хэбэшные фартуки в виде огромных карманов, которые сборщики привязывали на талию и наполняли хлопком, пока фартуки не станут толстым, как тюфяк. В принципе, мягкой и объемной хлопковой ватой мешок можно набить достаточно быстро, но менты называли весовую норму, которую пассажирам надо было собрать: по 20 кг каждый или не едем дальше. 20 кг ваты в мешок ― это не один час работы. В сезон хлопкосбора такие остановки были большой засадой для тех, кто хотел попасть на самолет в столичный аэропорт. Путешественникам приходилось выезжать за сутки до регистрации на случай автобусного наряда. Почему возникал такой ажиотаж по поводу этого хлопка? Максимум, куда он шел ― на обшивку самолетов. Но всех жителей: и местных, и квалифицированных работников производств, и школьников, и студентов ― на два месяца свозили в поля. Невыход считался прогулом и поводом для мелких и больших репрессий. Ради экпириенса я несколько раз ездила. Потом сказала, что у меня аллергия на кукурузники. Наверное, это была интуиция будущего работника масс-медиа. Дело в том, что летавшие сверху кукурузники распыляли над полями и школьниками специальный химический состав, от которого с хлопковых кустов для удобства сбора падали листья. Аналогичную фигню, как я узнала позже, использовали во время Вьетнамской войны. Чтобы от тропической зелени ничего не осталось, и лес стал прозрачным, фигней посыпали влажные леса, где прятались вьетнамские партизаны. Удобрение привозили в ящиках с оранжевой полосой. От оранжевой полосы пошло кодовое название фигни ― «оранжевый агент». Агент оранж вызывал в живых организмах генные изменения. После войны многие маленькие вьетнамцы в местах, посыпанных агентом оранжем, рождались уродцами.
Аналог агента оранжа, который распыляли на хлопкосбров в СА, называется дефолиант бутифос. Если вывалить это вещество из бочки на землю, земля превращается в пепел и полвека не плодоносит. Дефолианты в 80-е годы производили в Волгограде. Я не в курсе, какой полосой была помечена тара бутифоса. Но мои одноклассники ни разу не объявляли мне бойкот за закос от работы.
Художник улыбается.
― А потом у меня появилась своя незаконная мастерская. Я сам ее сделал. Типа как цыгане самовольно подключаются к электросетям. Я нашел невостребованное помещение, подрисовал его и подкрасил. Я там работал, пока наш замполит не прочухал, что на территории части есть лишняя комната, а он и не знал. Он выгнал меня и поставил в мою мастерскую циркулярную пилу. Но, ты же знаешь моду ― нанимать служащих с готовой клиентской базой? Так вот, выгоняют тоже с ней. Меня выгнали, а клиенты у меня все равно остались. Они покупали меня, а не мастерскую.
― За тебя кому-то платили?
― Бартер. Офицер с офицером говорит: мне нужна кисточка и лучше с парнем, который умеет ее держать. Ты мне кисточку, а я тебе тоже что-нибудь хорошее подгоню.
― А! ― говорю я.
Я вспомнила, что однажды тоже была художником. На ювелирной фабрике. Директор забирал себе авторские права, но макет изделия разрешал сбывать, как заблагорассудится. Для сбывания ювелирных макетов у нас, у художников, было особое место, оно называлось «круг», типа Арбата, где облопошивают иностранцев. Иностранцам, приходившим на круг, продавали местные ценности, кому что. Японцы бойко покупали девчонок. Днем обычно работали две девчонки, с одним котом и водителем. Кот оставался на месте, а машина с японцем и купленной девочкой уезжала и возвращалась на круг через пять минут. Это не шутка Куваева, просто Япония страна самураев. Японцы и комиксы читают со скоростью 8 страниц в секунду.
― Моя работа была нужна, ― совершенно без гордости говорит художник, ― поэтому те, кто меня покупал, создавали условия.
Электорат–Художник–Власть ― три неизменных сословия при любой социальной формации.
― В общем, я жил за счет спонсоров. При этом коллектив продолжал считать, что я плохой. Знаешь, как черный пиар работает?
Теоретически я даже знаю, как с ним бороться, ― не без пафоса думаю я. Практически работала только в одну сторону.
― Доказать своим товарищам, что я хороший, было без мазы.
― Ты пробовал? ― я все-таки сука.
Художник хлопает глазами. Я решаю, что сейчас он схватит меня за грудки и заорет: ты в армию хххходилааа?.. Вот и утухни.
Но ничего такого не происходит. Иногда, переборщив в нехороших фантазиях по поводу ближнего, удается испытать к человеку нечеловеческую благодарность. Вместо того, чтобы надавать мне в челюсть, художник дальше открывает мне мужской ад.
― Нет, я не пробовал. Но через некоторое время вышла смешная ситуация. Ребята, которые уже собирались домой достали где-то травы и сидели, дергали прямо в казарме. По ходу у них возник творческий замысел, что меня надо все-таки хорошенько побить. Они разбудили меня после полуночи и дали понять, что сейчас будут наказывать. Но так как ребята были под кайфом, мне не приходилось даже очень замахиваться, они сами попадали. Когда они попадали и немножко повалялись, то постепенно пришли в тему. В казарме никто не спал. Все лежали на подушках и смотрели, как ребята тихо ползают по полу. Ребят было человек шесть. Когда они поднялись, то мне, разуется, врезали. Я сделал вид, что фа-фа-фа, ой-ой-ой…
…Говорят, проигрывать нужно достойно, ― думаю я. С нашей стороны у афганской границы пролегал район Пяндж. Граница проходила по реке с местным названием Пархарка. Однажды ночью там было землетрясение, и, по слухам, русло речки Пархарки сместилось, на метр урезав афганскую территорию. Рано утром афганцы начали наступление на нашу родину. Об этом, как и многом, что случалось в СА, не писали в газетах. Наверное, будь я правительством, я бы тоже не писала, чтобы не сеять панику в населении. В конце концов, граница на то и существует, чтобы всех защищать. Но драматизм пограничного конфликта заключался в том, что нападение случилось в утро субботы. То есть только-только еле-еле закончился вечер пятницы, и впереди у пограничников, как и у всех нормальных людей в стране было целых два выходных, чтобы выспаться и протрезветь. Рассказывали, что первым в части отличил головную боль от взрывов командир погранцовой дивизии. Командир вообще не отличался хорошим характером. Рассказывали, что он выигрывал проливные бои, сажая вертолеты прямо на пулеметные установки противника, отчего противник фигел, и сдавался. Утром, после того, как сместилась речка Пархарка, он вскочил злой и почему-то не стал ждать приказа, чтобы выяснить, как наше государство собирается реагировать на нападение. Вечеринка продолжается, ― закричала армия и радостно зарядила, а потом разрядила орудия. По-моему, если что-то и нужно делать достойно, так это выигрывать.
