Харуки Мураками - Хороший день для кенгуру
Я взял «Дневник сборщика податей в Османской империи», повернувшись к столу, полистал. Чтобы поймать свой шанс, надо для начала прикинуться смирным, послушным… Это в общем-то совсем нетрудно. У меня от рождения характер такой.
Книга оказалась сложной, да еще написана была на старом турецком языке. Однако, как это ни странно, я легко его понимал. Вдобавок прочитанное запоминалось как-то само собой, от первой до последней буквы. Это замечательно — ощущать, что ты поумнел. Читаешь — и все ясно. Как тут не понять тех, кто хочет стать умнее всего за какой-нибудь месяц. Многому можно научиться, высасывая чужие мозги.
Перелистывая страницы, я превращаюсь в сборщика податей ибн Армуда Хасюра (полное его имя куда длиннее). Пристегнув к поясу кривую саблю, обхожу улицы Багдада, заставляя горожан раскошеливаться. Улицы, как в стоячей воде, утопают в ароматах куриного мяса, табака и кофе. На базарах идет бойкая торговля диковинными фруктами.
Тихий человек Хасюр, у него три жены, пятеро детей и два попугая в придачу. Таких же милых, как мой скворец. Хасюр, то есть я, не забывает одарять своих жен супружеским вниманием. Как это странно…
В половине десятого Человек-Овца принес кофе и печенье.
— Ого! Молодец! Уже занимаешься?
— Да, — ответил я. — Очень интересно.
— Вот и славно. Но надо все-таки перерыв сделать, кофейку попить. С головой в это дело тоже влезать ни к чему.
Мы выпили кофе, похрустели печеньем.
— Я хотел у вас спросить… А как это, когда мозги высасывают? Какое чувство?
— Хм-м… Да ничего особенного. Не так плохо, как ты думаешь. Как будто из головы вытягивают спутанные нитки. Бывало даже, некоторые просили повторить.
— Да ну!
— Факт. Можешь не сомневаться.
— А потом что? После того, как мозги высосут?
— Потом вся оставшаяся жизнь как в тумане. Точно спишь. Ни тебе страданий, ни боли. Ни о чем не переживаешь, о времени не беспокоишься, домашние задания — по боку. Чем плохо, а?
— Но вы же говорили, что пилой голову будут пилить.
— Ну, это немножко больно. Зато быстро. Раз — и все.
— Да-а? — протянул я. Что-то уж больно здорово у него получается. — А у девочки… ну у той, красивой… у нес мозги не высасывали?
Человек-Овца подскочил на стуле сантиметров на двадцать, взмахнув пришитыми ушами.
— Чего? Какая еще девочка?
— Та, что еду приносила.
— Ты чего говоришь-то? Еду я тебе принес. А ты в это время дрых. Я что, на девочку похож?
У меня опять голова пошла кругом.
4
На следующий вечер девочка снова появилась в моей комнате.
Привезла на своей тележке ужин — тулузскую колбасу с картофельным салатом на гарнир, фаршированную рыбу, вроде морского судака, салат из молодых побегов и в придачу крепкий чай в симпатичном чайничке, расписанном крапивными листьями. Чашка и ложка тоже были идеальной старинной формы.
«Ешь, не спеши. И чтобы ничего не оставалось», — показала она и улыбнулась. Фантастическая улыбка! Казалось, небо сейчас разлетится на куски.
— Ты кто? — спросил я.
«Я — это я. Вот и все». — Я не мог слышать ее слов, они проникали прямо в душу. Поразительное чувство.
— А Человек-Овца говорит, что ты не существуешь. И еще…
Она приложила пальчик к губам, приказывая мне молчать.
И я замолчал. Я мастер выполнять чужие приказы. Можно даже сказать, у меня к этому особые способности.
«У Человека-Овцы свой мир, у меня свой и утебя тоже свой. Так?»
— Так.
«Выходит, в мире Человека-Овцы меня нет, но это же не значит, что я вообще не существую в природе».
— Хм-м, — сказал я. — То есть все эти миры в этом месте смешались в кучу. Где-то они пересекаются, где-то нет.
«Правильно».
Все-таки голова у меня работает. Не все так плохо. Просто после того как меня собака укусила, внутри что-то немножко сдвинулось.
«Ну, раз ты все понял, ешь скорее».
— А если я все съем, посидишь со мной чуть-чуть? — попросил я. — Одному знаешь как скучно.
По лицу девочки пробежала улыбка. Она устроилась на краю кровати и, аккуратно положив руки на колени, стала смотреть, как я ем. Девочка напоминала мне стеклянную статуэтку, облитую ласковым светом наступившего утра.
— Знаешь, недавно я видел девочку, похожую на тебя, — сказал я, поглощая картофельный салат. — И лет ей примерно сколько же. Такая же красивая, и пахло от нее также.
Она снова улыбнулась.
— Хорошо бы ты познакомилась с моей мамой. Еще я бы тебе скворца показал. У нас такой классный скворец живет.
Девочка еле заметно повела головой.
— Мама тоже классная, конечно, — добавил я. — Только она слишком за меня переживает. А все потому, что в детстве меня собака укусила. Но это я был виноват, мама ни при чем. Зря она так из-за этого беспокоится. Ведь собака…
«А какая это была собака?»
— Большая, черная. В кожаном ошейнике с драгоценным камнем. Глаза зеленые. Лапы толстенные и на каждой по шесть когтей. Кончики ушей раздвоенные нос коричневый, как будто на солнце загорел. Тебя собаки когда-нибудь кусали?
«Нет. Но ты доедай».
Я молча продолжал. Покончив с ужином, сложил тарелки, выпил чай.
«Давай убежим отсюда и вместе вернемся к твоей маме и к скворцу?»
— Хорошо бы, — сказал я. — Но отсюда не убежишь. Все двери заперты, а за ними темный лабиринт. А потом, если я убегу, Человека-Овцу накажут. Очень строго.
«Но ты же не хочешь, чтобы у тебя мозги высосали? Тогда мы с тобой больше никогда не увидимся».
Я покачал головой.
Как все перемешалось! Ничего не поймешь. Кому нужно, чтобы в его мозгах кто-то копался? И с девочкой расставаться не хотелось. Но в то же время я боялся снова оказаться в темноте. Да и разве можно Человека-Овцу так подставлять?
«Человек-Овца пойдет с нами. Убежим втроем — ты, я и он».
— Это другое дело, — обрадовался я. — А когда?
«Завтра. Завтра старик будет спать. Он спит только в ночь перед новолунием».
— А Человек-Овца согласится?
«Не знаю. Он должен сам решать».
— Понятно.
«Мне уже пора. Не говори ничего Человеку-Овце до завтрашнего вечера».
Я кивнул. А девочка, как и накануне вечером, выскользнула в неплотно прикрытую дверь.
Только я погрузился в чтение, как пришел Человек-Овца с подносом — принес пончики и лимонад.
— Ну что, продвигаешься? — поинтересовался он
— Продвигаюсь.
— Я пончики принес, как обещал. Только что пожарил. Корочка хрустит. Ешь, пока свежие.
— Спасибо.
Я убрал книгу и принялся за пончики. Они и впрямь оказались что надо — хрустящие и необыкновенно вкусные.
— Как? Годится?
— Объедение, — похвалил его я. — Нигде таких пончиков не найдешь. Вам бы пончиковую открыть. От посетителей отбоя не будет.
— Эх! Я тоже об этом думал. Как было бы хорошо.
— Просто замечательно.
Человек-Овца уселся на кровать — на то самое место, где до него сидела девочка. Его хвостик свешивался с краю.
— Ничего не получится, однако, — возразил он. — Куда мне с такой внешностью. Да и зубы я редко чищу…
— Я вам помогу. Пончики буду продавать, тарелки мыть, салфетки раскладывать, деньги считать. А вы бы на кухне пончики жарили.
— Если так, то, конечно, — грустно проговорил Человек-Овца. Что же он хотел сказать?
А в результате меня здесь так и будут хлестать ветками по морде, а из тебя скоро мозги высосут?…
Помрачневший Человек-Овца взял поднос и вышел из комнаты. Я подумал, не рассказать ли ему о плане побега, но, вспомнив слова девочки, промолчал. Как бы там ни было, надо дождаться завтрашнего дня. Тогда все и выяснится.
Я взялся за «Дневник сборщика податей» и снова превратился в ибн Армуда Хасюра. Днем я хожу по улицам Багдада, а вечерами кормлю попугаев. В ночном небе плывет острая как бритва полоска месяца, откуда-то издалека доносятся звуки свирели. Чернокожий слуга курит благовония и отгоняет от меня мошек маленьким опахалом.
В постели меня дожидается одна из трех жен — та самая красивая девочка.
«Прекрасная луна. Завтра новолуние».
— Надо попугаям корма дать, — говорю я.
«Ты же совсем недавно их кормил».
— Неужели? — У меня вечно одни попугаи на уме.
Девочка начинает раздеваться, и я тоже снимаю одежду. Ее гладкая кожа источает изумительный аромат. Месяц-бритва льет на нее таинственный свет. Свирель звучит, не смолкая. Я обнимаю жену на широком ложе, накрытом балдахином, — таком огромном, что на нем могли бы поместиться несколько автомобилей. Из соседней комнаты раздаются крики попугаев.
«Прекрасная луна, — говорит она некоторое время спустя. — Завтра новолуние».
— Да, — вторю ей я.
Новолуние… Что-то связано с этим словом. Какие-то воспоминания. Я зову слугу и, не вставая с кровати, раскуриваю кальян.
Новолуние, новолуние… Я пытаюсь вспомнить, но не могу.
«Наступит ночь новолуния и все выяснится».
Она права: наступит ночь новолуния и все выяснится.
И я заснул.
5
Ночь новолуния подплыла, как слепой дельфин.
