Харуки Мураками - Хороший день для кенгуру
— Здравствуйте, — сказал я. Что за чертовщина!
Человек-Овца был с головы до пят закутан в настоящую овечью шкуру. Руки в черных перчатках, на ногах черные рабочие ботинки, лицо скрыто черной маской, из-под которой дружелюбно косились маленькие глазки. Что это он так вырядился? Хотя маскарад был ему очень к лицу. Внимательно посмотрев на меня, Человек-Овца скользнул взглядом по книгам, которые я держал в руках.
— Значит, почитать сюда пришел?
— Да.
— Сам? Добровольно?
Как— то странно он выражается. Я замялся, не зная, что сказать в ответ.
— Ну, отвечай же! — торопил меня старичок — Добровольно или нет? Что ты мнешься? Опозорить меня хочешь?
— Добровольно, — выдавил я.
— Вы поглядите на него! — с видом триумфатора заявил старичок.
— Однако, сэнсэй, — обернулся к нему Человек-Овца, — он ведь еще ребенок.
— Эх! Отстань! — Библиотекарь вдруг выхватил сзади из-за пояса коротенький ивовый прутик и хлестнул Человека-Овцу по лицу. — Шевелись, давай. Веди.
Со смущенным видом Человек-Овца опять взял меня за руку. У рта сбоку у него набухала красная полоса.
— Ну, идем.
— Куда?
— В читальню. Ты же читать пришел?
Мы двинулись по узкому, извилистому, как дорожка в муравейнике, коридору. Человек-Овца возглавлял процессию.
Шли довольно долго. Несколько раз поворачивали направо, потом налево. Коридор изгибался под немыслимыми углами, вился змейкой в виде латинской «s». Из-за этого определить, как далеко мы ушли, было невозможно. Я уже не пытался запомнить обратный путь и всю оставшуюся дорогу не сводил глаз с крепкой спины Человека-Овцы. Сзади к его костюму был прицеплен коротенький хвостик, покачивавшийся в такт ходьбе вправо-влево как маятник.
Человек-Овца неожиданно остановился:
— Вот и пришли.
— Подождите, — сказал я. — Это что, тюрьма?
— Ну да, — кивнул Человек-Овца.
— Совершенно верно, — подтвердил старик.
— Как же так? Вы же говорили про читальный зал. Вот я с вами и пошел.
— Тебя надули, — не мудрствуя, заявил Человек-Овца.
— Я тебя обманул, — сказал старик.
— Но это…
Старик дернул из-за спины ивовый прут и ударил меня по лицу:
— Молчать. Заходи. Прочтешь эти три книги и выучишь наизусть. Через месяц я тебя лично проэкзаменую. Выучишь все как следует — выйдешь на волю.
— Это же ерунда! — запротестовал я. — Разве можно за месяц такие толстые книги выучить! Мама сейчас дома…
Старик взмахнул прутом. Я увернулся, и удар пришелся Человеку-Овце по лицу. Потом взбешенный старик ударил его еще раз.
Зачем такая жестокость?
— В общем, запихивай его туда как хочешь, — сказал старик и торопливо удалился.
— Больно? — спросил я у Человека-Овцы.
— Ничего. Я привык. А теперь я должен тебя туда посадить.
— Я не хочу.
— Я тоже. Но так уж устроено в этом мире.
— А если я откажусь?
— Тогда мне опять достанется. Он меня изобьет.
Я пожалел Человека-Овцу и послушно вошел в камеру. Кровать, стол, туалет. На умывальнике — зубная щетка и стакан, грязнее не бывает. Зубная паста — клубничная. Терпеть ее не могу. Вверху тяжелой металлической двери зарешеченное смотровое окошко, внизу — узкий лоток для еды. Человек-Овца пощелкал выключателем стоявшей на столе настольной лампы, посмотрел на меня и улыбнулся.
— Ну как? Неплохо?
— Да так, — ответил я.
— Еда полагается три раза и еще в три часа — пончики и апельсиновый сок. Пончики я сам делаю. Очень вкусные получаются. С хрустящей корочкой.
— Спасибо за заботу.
— А теперь вытяни ноги.
Я послушался. Человек-Овца выкатил из-под кровати тяжелый с виду металлический шар, обмотал вокруг моей лодыжки прикрепленную к нему цепь и запер на замок. А ключ положил в устроенный на груди в овечьей шкуре карман и застегнул его на молнию.
— Как же здесь холодно, — пожаловался я.
— Что? Ничего, скоро привыкнешь, — утешил меня Человек-овца. — Вечером ужин принесут.
— Погодите, — остановил его я. — Мне что, и вправду целый месяц тут сидеть?
— Да, — подтвердил он. — Вот так.
— А через месяц меня точно выпустят?
— Не-е.
— И что будет?
— Трудно сказать.
— Ну пожалуйста, скажите. У меня же мама дома переживает.
— Хм-м… Может, голову пилой располосуют и мозги через трубочку будут высасывать.
Сидя на кровати, я обхватил руками голову. Они что, с ума посходили? Я же никому ничего плохого не делаю.
— Все будет хорошо. Успокойся. Подкрепишься — сразу легче станет.
3
— Послушайте! А зачем у меня мозги высасывать?
— Хм-м… Потому что ученые мозги, говорят, уж очень хороши. Густые, комочками такими…
— Значит, целый месяц я буду накачиваться знаниями, чтобы их потом высосали?
— Вот-вот. Точно.
Человек-Овца достал из пришитого кармана пачку «Севен Старз» и прикурил от дешевой зажигалки.
— Вот влип. Но это же несправедливо, жестоко.
— Ну как сказать… — протянул Человек-Овца. — Такое во всех библиотеках происходит. Короче, не повезло тебе. брат.
— Во всех библиотеках?
— Да-да. Ведь библиотеки знания в долг дают. Им от этого одни убытки. Правильно? Ты не представляешь, сколько в библиотеках типов, которые ради всех этих знаний готовы чужие мозги высасывать. Вот ты зачем пришел? Решил здесь поднабраться того, чего в других местах не получишь?
— Вовсе нет. Просто в голову пришло. Ни с того ни с сего.
Человек-Овца с озадаченным видом слегка наклонил голову:
— Надо же, как вышло! Жалко.
— Может, вы меня выпустите?
— Не-е. Ничего не выйдет. Мне тогда такое устроят! Мало не покажется. Электропилой по животу. Кошмар скажи?
— Кошмар.
— Как-то раз, давно, они со мной проделали этот номер. Две недели срасталось. Две недели! Так что ты брось.
— Ну хорошо. А если я откажусь эти книги читать? Человек-Овца задрожал как осиновый лист:
— Об этом и думать забудь! И не говори! Под этим подвалом есть еще подземелье пострашнее. Так что высасывать мозги — еще не самое ужасное.
Человек-Овца ушел, я остался в своей тюрьме один. Повалившись ничком на жесткую кровать, целый час плакал навзрыд. Подушка в голубой наволочке промокла от слез.
Что же делать? Я не имел ни малейшего понятия. С отвращением думал о том, как у меня будут высасывать мозги, и так же с ужасом представлял еще более ужасный мир, лежащий где-то там, внизу.
На часах полседьмого. Время ужина. Мама наверняка вся извелась. А если я и ночью домой не вернусь, она же с ума сойдет. Такой человек. Ей всегда только плохое мерещится. Или о плохом думает, или телевизор смотрит. Интересно, скворца моего покормит или нет?
В семь послышался стук, дверь отворилась и на пороге появилась девочка. Она катила перед собой столик на колесах. Я никогда не видел таких красивых девчонок. Даже глазам больно стало. Лет ей было примерно сколько мне. Руки, ноги, шея — такие тонкие, что, казалось, возьмут сейчас и сломаются с хрустом. Длинные волосы блестели, как расплавленные драгоценные камни. Существо, которое всякий человек когда-то видел во сне и которое только во сне и приснится. Внимательно посмотрев на меня, девочка молча принялась расставлять привезенную еду. Я, словно завороженный, наблюдал за ее спокойными движениями.
Еда была изысканная. Суп из икры морского ежа, макрелевая сметана, салат из спаржи с кунжутным дрессингом, виноградный сок. Выставив все это на стол, девочка знаками сказала: «Не плачь, поешь лучше».
— Ты что, говорить не можешь?
«Не могу. Связки порвались, в детстве».
— Человеку-Овце помогаешь?
«Да, — еле заметно улыбнулась девочка. От ее чудесной улыбки у меня чуть сердце не разорвалось. — Человек-Овца — добрый. Только я старика очень боюсь».
Не вставая с кровати, я пристально посмотрел на нее. Она опустила глаза и тут же вышла из камеры. Выпорхнула легко, точно майский ветерок. Я даже не услышал, как за ней закрылась дверь.
Все было вкусно, но я съел от силы половину. Больше просто не лезло. В желудке будто лежал свинцовый комок. Убрав посуду, я лег на кровать и стал обдумывать свое положение. Вывод напрашивался только один: надо бежать. Никакого лабиринта в подвале библиотеки быть не должно, и никто не имеет права у людей мозги высасывать. И не должно быть такого, чтобы мама с ума сошла, а скворец околел с голоду.
Но как отсюда можно сбежать? Я не имел ни малейшего представления. К ноге прикована гиря, дверь заперта на ключ. Даже если удастся покинуть камеру, что дальше? Как выбраться из этого темного лабиринта?
Я вздохнул, и слезы снова полились из глаз. Я очень слабохарактерный. В такой момент думаю только про мамочку и про скворца. Почему все так получилось? Не иначе из-за собаки, которая меня укусила.
Я еще поплакал немного, потом, вспомнив, что сказала девочка, решил встряхнуться. Надо что-то делать. Хотя бы то, что можно. Это куда лучше, чем просто сидеть и горевать. Человек-Овца, девочка… Не такие уж они плохие люди. Должен появиться какой-то шанс. Наверняка.
