Анн-Лу Стайнингер - С трех языков. Антология малой прозы Швейцарии
Ночью святой Рох свистнул, и его пес, всегда приходивший святому на выручку, прибежал и принес ключ от комнаты, в которой св. Рох томился взаперти вместе со св. Колумбаном, св. Галлом, св. Бернардино, св. Пеллегрино и св. Ромео: сидели они в самой обычной комнате, а не в тюремной камере, так что это больше напоминало не заключение, а домашний арест. Св. Рох разбудил товарищей. Теребя их, он повторял: «Эй! Похоже, нам и на этот раз удастся уйти. Ну-ка, живее!» Потом прибавил: «Ты, Галл, разбуди Иисуса, а мы — за остальными». Иисуса из уважения сажать под замок не стали, а всех остальных наверняка, как случалось не раз за время странствия, разместили в больших палатках. Охраняли их добряки стражи, которые, хотя на дворе было третье тысячелетие, не отказали бы такому известному и всеми любимому святому, как св. Рох. Все равно той же ночью небесная братия уйдет в другую провинцию — так оно и лучше, и если не простые стражи, то командиры знали это наверняка и знали, что начальство их за это похвалит. В палатках ночевали святые цыгане и цыганки, святые пастухи и погонщики верблюдов, святые пираты и кочевники. На сей раз Иисус, собираясь сойти на землю и прошагать по ней сотни и сотни миль, не стал брать с собой святых апостолов: Он поступал так и прежде (о чем рассказано в сказках), но для долгого и трудного путешествия Иисус выбрал святых, привычных к пешим походам, к ночевкам под открытым небом и к непогоде. Выступили они удачно, размышлял св. Рох, спешно уходя с товарищами прочь из города, но все же отряд получился чересчур многочисленным. Поскольку святые странники не вошли в официальные списки, которые составляли для Иисуса его помощники, Он не всех знал по имени и выбрать не мог. В итоге, чтобы не было недовольных, Он решил взять всех, кто захочет последовать за Ним.
Впрочем, этим святым хватало и переметной сумы — не то что апостолам, которые, при всем уважении к ним, никак не могли собраться в путь и договориться, в какой день сойти с небес на землю. На сей раз Мадонна не успела дать Сыну обычные наставления: Она лишь увидела, как рано утром странники снялись с места и тронулись в путь. А наставления им бы весьма пригодились, особенно когда они брели по степи, где водились волки, или когда вступили в страну неверных. Путники убедились в этом, как только попали в первый же город. У ворот их ожидал приор. Он заявил: «Добро пожаловать! Как раз сегодня над юными горожанами совершается таинство конфирмации. Присутствие ваших представителей на церемонии будет для всех нас большой честью!» Пришлось двадцати пяти избранным вместе с Иисусом и святыми канониками бросить святых лошадей, верблюдов, святые повозки и всех своих товарищей на окраине и отправиться в церковь на городском автобусе. Приор произнес перед юношами и девушками речь, заканчивавшуюся такими словами: «За стенами храма каждого из вас ждет подарок от города — мотороллер: вы все старались и доказали, что впредь имеете право не передвигаться пешком. Помните только, что на мотороллере ездят по особым дорожкам, а дорожки эти не выходят за городские стены и приводят на одни и те же площади: так легче держать вас под наблюдением». Во втором городе делегацию странников пригласили на церемонию посвящения в граждане: Иисусу предстояло освятить кресла, в которые бургомистр усаживал всех, кому исполнилось двадцать лет, — и мужчин, и женщин. Как сказал бургомистр в своей речи, «время тревог прошло, а взваливать на плечи ответственность легче не стоя, а сидя — еще лучше, усевшись поудобнее». В третьем городе субботним утром начальник управления транспорта вручал в подарок молодоженам, вступившим в брак в течение последнего полугода, электромобили — маломощные, зато сберегающие энергию. О четвертом городе св. Рох предпочел бы и вовсе забыть: их ждали там в воскресенье, но из-за густого тумана путники заблудились в лесу, где в конце концов их приютил дровосек. До города они добрались в понедельник, как раз в тот день, когда главный ветеринар проводил забой лошадей: численность животных не должна быть высокой, поскольку использовать их как гужевой транспорт нет смысла. Святые цыгане и цыганки рыдали, кричали, что отрекутся от христианской веры и возьмутся за длинные ножи.
В пятом городе руководитель городского трамвайного и троллейбусного парка раздавал в подарок парам, отмечавшим серебряную свадьбу, годовые проездные билеты. В шестом городе золотой медалью и дипломом награждали крестьян, рабочих и служащих, всю жизнь проработавших на одном месте и выходивших на пенсию. В седьмом городе чествовали тех, кому исполнялось сто лет. К сожалению, Иисус не смог поздравить их лично: Ему в очередной раз пришлось успокаивать товарищей, которым, как всегда, приказано было встать лагерем на окраине, — зато на праздник отправились св. Рох, св. Бернардино и один святой пастух из Абруццо. Столетних старцев угощали вином, пирожными и исполняли в их честь народные песни. Самый мудрый из юбиляров, который даже написал несколько книг, произнес благодарственную речь. Он сказал: «Если вы спросите меня, как дожить до ста лет, мой рецепт — хорошая сигара, капля вина за обедом и главное — поменьше фантазии!»
Начиная со следующего города странников встречали все неприветливее, давая понять, что лучше им поскорее убраться. Потом их стали хватать и сажать под замок: как раз сейчас св. Рох в очередной раз выводил товарищей на свободу. А еще он размышлял, что их появление причиняет одни неудобства, что люди слишком привыкли к оседлой жизни, чтобы принять компанию святых странников, и что, наверное, лучше им воротиться назад. Впрочем, странствуя с Иисусом, можно ожидать чего угодно… К тому же они еще не побывали во Франции, а св. Роху так хотелось еще разок повидать Монпелье.
Добродетель не истребишьСестра Модеста стряпала для всего монастыря: готовила она превосходно, и сестры всячески расхваливали ее кухню — скромную, как и требовало их положение, но при этом вкусную и разнообразную. Впрочем, чтобы сестра Модеста не возгордилась, в ее присутствии они старались ее не хвалить. Однажды вечером сестра Лукреция не заметила, что в трапезной находится сестра-повариха, на которую, дабы та укрепилась в смирении, наложили послушание убирать со стола и мыть посуду. Случилось это за вечерней трапезой в День поминовения досточтимой основательницы ордена, по случаю чего монахиням подали сладкое. Сестра Лукреция, выходившая поговорить с богомолкой, которая принесла цветы к алтарю, заканчивала ужин последней. Остальные сидели и ждали, пока она доест. Сестра Модеста уже стояла в дверях с тележкой и, как и все, не могла не услышать: «В жизни не ела такого вкусного английского супа[17]!» Настоятельница с негодованием взмахнула рукой — говорившая сразу же поняла, что провинилась, она поникла, в трапезной повисло неловкое молчание. Толкая тележку, сестра Модеста вышла на середину и, как ни в чем не бывало, сказала: «Его Преосвященство монсиньор епископ тоже любезно заметил, что мой английский суп вкуснее, чем у самого Маркезини». Кроме настоятельницы и сестры-хозяйки Орнеллы, никто и не помнил голоса сестры Модесты, показавшегося всем необычайно нежным и подобающим мастерству, с коим она готовила кушанья. Сестры поднялись из-за стола и разошлись, забыв о том, что Модеста нечаянно услышала слова похвалы. Однако матушка настоятельница не могла закрыть на это глаза. Тем же вечером она вызвала повариху и, скрепя сердце, сказала: «Наши сестры, управляющие Домом улыбки младенца, давно просят прислать им кухарку, чтобы та готовила для настрадавшихся мальчиков и девочек здоровую, питательную и недорогую пищу. Соберите вещи и завтра же, сразу после заутрени, отправляйтесь!»
На следующий день сестра Модеста пропела утренние молитвы, в последний раз приготовила сестрам кофе с молоком и покатила по улицам города туда, где ей теперь предстояло трудиться, на своем голландском велосипеде. Обычно она ездила на рынок за свежими овощами и зеленью: велосипед подарил ей мэр, когда втайне от всех она приготовила торжественный обед для правительственных советников, год назад лично приезжавших с проверкой. Сестра Модеста добралась как раз вовремя, чтобы испечь рогалики для своих новых сестер и проживавших в приюте девяноста пяти мальчишек и девчонок. На новом месте дела пошли замечательно, вскоре сестры, прежде страдавшие желудком и печенью, расцвели и почувствовали себя как никогда хорошо; потому-то они не сразу заметили, что с каждым днем маленькие постояльцы все сильнее любят кухарку, хотя и видят ее только во время трапезы, и привязываются к ней крепче, чем к учительницам и воспитательницам — крепче, чем к сестре Маргерите, которая с ними играла и занималась гимнастикой. Когда же сестры это заметили, им показалось несправедливым, что наставником для малюток становится чрево. Их терпение лопнуло, когда, не тратя лишнего цента из скромного бюджета, сестра Модеста сумела ввести не предусмотренный ранее полдник: ей казалось, что не по-человечески и не по-христиански не позволить детишкам узнать, что такое вкусный полдник, занимающий в распорядке дня малыша важное место. Сестра Модеста хорошо помнила свою бабушку, которая, прежде чем уйти на работу в поле, пекла ей по будням булочки с шоколадом — девочке дозволялось съесть их после того, как часы на колокольне церкви Мадонны делле Грацие пробьют четыре. А по праздничным дням у них всегда подавали сливовый пирог… Сестру Модесту перевели в Отдел паломничества и благочестивых походов, и она принялась кормить пилигримов. Хотя за недолгое время, проводимое в странах, по которым пролегали их маршруты, непросто было познакомиться с местными продуктами и приспособить их к нуждам паломников, — особенно преисполненных надеждой больных, направлявшихся в святые места, где свершались чудесные исцеления, — сестра Модеста каждый день выкраивала время для поездки на рынок, и велосипед повсюду следовал за ней: в почтовом вагоне, если паломники путешествовали поездом, или на багажнике передвижной кухни, если ехали автомобилем. Слава непревзойденной поварихи докатилась до самого Папы, и тот, собираясь в пасторскую поездку, приказал включить сестру Модесту в свою свиту, однако вскоре наша монахиня осталась без места: случилось так, что по возвращении из паломничества к святым местам, где никто не выздоровел и богомольцам было даровано лишь духовное утешение, подавая суп в вагоне для инвалидов, сестра Модеста сказала: «У супа семь добродетелей, одна из них — воскрешать мертвецов».
