Жужа Д. - Резиновый бэби (сборник)
Вечером ресторан выглядел совсем по-другому. Муж уже несколько минут перечитывал меню. За соседним столом сидела красивая мама мальчика, но без него, а с какой-то женщиной в черном деловом костюме. Красавица, наоборот, сияла многоцветием и крупными камнями украшений.
– Ты знаешь... – Дама в черном подвинула очки вверх по переносице. – Я всегда удивлялась, как это люди живут в квартирах на первом этаже. Вся их жизнь, особенно когда темно, как на ладони. Вот они едят, вот понесли на кухню посуду, вот расправляют кровать, вот кричат на детей, и все это под чужими взорами и разговорами. Я и сама люблю смотреть в чужие окна, как и в аквариумы – что там за жизнь, какие повадки у этой с синим плавником. Но как так можно жить – я лично не понимаю.
– А мне кажется – это здорово! – Красавица рассмеялась. – Бог ведь тоже все видит – и никого это не смущает. Пусть смотрят, кому нужно! Мне это даже нравится. Я думаю, здорово, когда на тебя смотрят. Это заставляет быть красивее, значимее, не заниматься ерундой. Я не хочу даже возможности закрыться от других.
Она расхохоталась опять. Мой муж тоже взглянул на нее и перелистал меню еще раз.
– А кормят прилично?
– Да.
– Слушай, я голодный страшно...
– Нам нужно поговорить...
На эту фразу он будто весь сжался.
– Да? Ну да, да, наверное... Хорошо.
Опять открыл меню. Я вдруг увидела, как много у него седых волос. Он поднял на меня глаза.
– Ну, что ты будешь?
– Знаешь, я, пожалуй, закажу гамбургер.
– Гамбургер? – Он отложил меню.
– Ну да... Захотелось.
– Да нет, лучше стейк... Думаю, гамбургер здесь брать не стоит.
– Почему-то захотелось гамбургер.
– Чего вдруг? А как насчет здоровой пищи?
– Да ну ее, эту здоровую пищу.
– Стейк хотя бы руками особо не хватали.
– Ну и пусть.
– А потом, когда приносят тебе кусок мяса, ты видишь, по крайней мере, что ты ешь...
– Все равно.
– А в гамбургер твой, небось, напихали всякого...
– Ну и что.
– А потом, видишь, там стейк принесли, справа от тебя! Так аппетитно выглядит...
– Говорю тебе, что мне все равно, как выглядит стейк, я хочу гамбургер.
– Глупо.
Вернулся официант и лихо выхватил из-за спины блокнот.
– Мне, пожалуйста, гамбургер. – Я торопилась, будто муж мог заказать мне что-нибудь совсем другое.
Муж опять открыл и пролистал меню.
– И мне... тоже, – сказал он и отвернулся к окну. – Какой все-таки Питер классный...
Я тоже посмотрела на реку и на ползущую по ней ржавую баржу.
– Извини меня... Все так непросто... – Он вздохнул.
– Да, все так непросто.
Он взглянул на меня с интересом.
– А кто тебе рассказал?
– О чем?
Он вздохнул опять, снял очки и отложил их в сторону.
– Что мне делать? А? Вот ты бы что делала на моем месте?
– Я?
– Я же не знал...
– Не знал?
Он кусал палец у ногтя.
– Что мне делать? А? Что, думаешь, мне делать?
Я просто внимательно наблюдала, как он пытался вылезти из чего-то узкого.
– Она в положении... Я сам не знал... Она сделала тест...
– Что?
– Не перебивай меня, пожалуйста... Мне, между прочим, очень трудно говорить... Я не понимаю, как это все случилось. Ты не обижайся, я знаю, что мне, конечно, нет прощения... Но так все завернулось... Она добрая... Она, между прочим, никогда о тебе плохо... Никогда! Она одинокая – у нее родителей нет. Ты должна понять... Прости, я не хотел... Нет, не нужно, дай мне договорить... Ей, ты знаешь, ничего от меня не нужно... Понимаешь? Она мне так и сказала... «Мне ничего от тебя не надо!» Сильная! Она молодая очень, но не думай, не такая, как многие из них... Но ты же чувствовала, что у нас... В последнее время... А ей и вправду ничего не надо. Она мне так и сказала: «Мне ничего от тебя не надо!» Ты же понимаешь... Ну, что я в этой ситуации... Как все сложно... Ты будешь свой гамбургер доедать?
– Один вопрос...
– Да, да, конечно!
– Что же ты меня телефоном как гарротой?
– Извини. Так я доем твой гамбургер?
* * *Потом я долго лежала в горячей воде в ванной и рисовала на мутном зеркале сердечки... А потом спала.
Ночью проснулась.
Телефон показал восемь пропущенных звонков от наследника.
* * *Вечеринка по поводу премьеры. Улыбки, вопросы, сплетни... Стало совсем плохо. Хорошо, что зазвонил телефон.
* * *Он встретил меня у подъезда. Мы долго целовались в лифте. Шелковые простыни прохладно облизывали тело. Мне показалось, что я сошла с ума...
* * *Чуть обозначился квадрат окна. Он спал, по-детски разметавшись в постели. Я решила уйти, пока он не проснулся. Тихо оделась и на цыпочках пошла к дверям.
– А ну-ка стой!
– Мне нужно...
– Еще рано. Потом тебя отвезут.
– Мне правда нужно.
– Зачем ты так делаешь?
– Мне нужно в гостиницу.
– В пять часов утра? Иди сюда.
– Что?
– Прошу тебя. Подойди ко мне.
Я послушно подошла и села на кровать, будто к больному. Он чуть приподнялся на подушках и внимательно смотрел на меня.
– Так ты хотела сбежать?
– Я позвонила бы завтра...
– Завтра... Ты бы мне позвонила...
Я промолчала.
– А что, я – плохой любовник?
– Перестань...
– Перестань?.. – Он вдруг закричал. – Ты бежишь от меня ночью, чтобы завтра я проснулся один?! Нет! Так – не пойдет! Ты будешь со мной! Слышишь?
Он легко выдвинул верхний ящик тумбочки. Достал оттуда пистолет. И приставил его к моему лбу:
– Так не пойдет! Что значит – ты захотела уйти?! Мы теперь вместе! Разве тебе не ясно? Мы вместе! И я делаю с тобой все, что захочу! И никуда ты не можешь от меня уйти, пока я тебя не отпущу! Поняла? Никуда! Мы теперь – одно!!!
– Убери пистолет.
– Нет!
– Убери...
– Хотела сбежать?.. Да?.. Сбежать?.. От меня?.. А? Чего молчишь? А?.. Говори! Хотела?.. По-тихому?.. Да?
– Я просто хотела вернуться в отель.
– Я тебя никуда не отпущу! Поняла? Никуда!!!
Тогда я наклонилась вперед и со всей силой уперлась в это дуло, так что ему невольно пришлось согнуть руку, и отчаянно заорала:
– Я запрещаю тебе это делать! Запрещаю! Нельзя!
Потом резко встала, оделась трясущимися руками, развернулась и на непослушных ногах пошла к дверям. Он тяжело дышал сзади, а я шла, зажмурив глаза.
В подъезде подростка не было.
В зеркале лифта на меня смотрела усталая женщина, на лбу у нее горела вмятина – кружком.
* * *Все следующее утро лил дождь. Я сидела одетая у бассейна, кутаясь в два больших полотенца. Меня трясло, было влажно, пахло хлоркой и почему-то диоровскими духами. Кто-то забегал, закричал, и из воды вытащили все того же знакомого мне мальчика. Красивая мама пыталась стянуть с него мокрую рубашку, но он выскользнул и, быстро перебирая тонкими ногами, прибежал ко мне.
– На кого я сейчас похож?
Я набросила на него свое полотенце.
– На пчелу, которую ложкой из варенья...
– Нет, я похож на бабуина. У них шерсть серо-голубая... А тут, на животе, как будто разорвана... – Он показал на свой живот. – А там, внутри, часть, как у супермена, накачанное и розовое! И как будто не лет двадцать или тридцать, сколько они там живут, это разорвано, а только что, совсем даже не загорелое. Хотя разорвано, я знаю, давным-давно, наверное, в животе у матери... Они ведь рождаются такими... Вот! Они очень сильные и привлекают самок!
– Откуда ты знаешь?
– В учебнике... У сестры...
– Сколько тебе лет?
– Пять... Будет... А еще у них сильно красный нос, вот так идет, посмотри, прямо и нос, и лоб... А щеки синие... Какие-то они не очень красивые... И грязные... Грязь у них быстро накапливается! А попа у них вот такая... – Он сделал над головой руками арку. – И еще я песню знаю!
– Тебе нужно одежду поменять.
– Была бы шля-па! Пальто из дря-па! А к ней усы и голова!
– Иди сюда! – Голос его матери задрожал над бассейном. – Не мучай людей!
– Была бы вод-ка! Да хвост селедки! А осталь-но-е трынь тра-ва!
– Слышишь!
– А ты завтра здесь будешь? – Мальчик вытер ладонью воду, текущую у него из носа.
– Нет.
– Уезжаешь?
– Ага...
– Куда?
– Не знаю.
– Не знаешь?
– Нет.
– Совсем не знаешь? – У него поднялись брови и с ними открылся рот.
– Совсем!
– Здорово!
ЧЕРЕШНЯ
Брат Антонины был женат на красавице. И вот она умерла. Большой, здоровой, дородной Зинаиды Павловны больше нет. Брат, рукастый мужик, достал где-то колонковые кисти, масляные краски и покрасил свою любимую Зину. Чтобы не видно было ни этой синюшности, ни пятен, ни теней. Голубым-нарядным веки, краплаком губы и щеки, коричневым широкие брови. Нарядил в платье, самое красивое, которое дядя из Германии привез: на темно-синем крепдешине – желтые бархатные розы. Гроб купил дорогой. Положил ее туда, головой на вышитую золотым думочку, закрепил свечу в окоченевших пальцах. Сел рядом, любовался ею и плакал.
Он никогда не мог на нее насмотреться. И всегда любил. Очень. Даже когда пьяным побил однажды за то, что она продала его золотую звезду героя. Бил, а понимал, что жить без нее не может.
