Тама Яновиц - Пейтон Эмберг
И тут она увидела прямо перед собой мясистую покрытую густыми черными волосами огромную руку с вызывающе крупным перстнем на среднем пальце. Пейтон почувствовала эротическое влечение. Возможно, она бы не отказалась, чтобы эта рука покоилась рядом с ней, на ее подушке. В ней было что-то сальное, непристойное, но в то же время и притягательное. Она могла бы принадлежать восточному деспоту, необузданному и страстному.
Пейтон закрыла глаза, чтобы не видеть этого человека. Ее тянуло встать и выскочить из вагона, но поезд не снижал скорость. Но в то же самое время она явственно ощущала, что если эта рука коснется ее груди, она не вскрикнет, не шелохнется, а замрет от непомерного вожделения, хотя и выставит себя на посмешище. Пейтон трясло. Но вот поезд остановился, и она стремительно поднялась и бросилась к двери, расталкивая толпу.
Она попала на улицу с дешевыми магазинами. Безвкусно оформленные витрины выглядели чрезмерно ярко и пышно, выставив напоказ одежду, усыпанную серебристыми блестками или декорированную разноцветными бабочками. На тротуарах толкались подростки: парни с прическами валиком или со старомодными китайскими косичками, в одежде не то панков, не то рокеров, и девицы с ярко-рыжими волосами, забранными в поросячьи хвостики, в башмаках на огромной платформе либо в клоунских туфлях с загнутыми носами — смешные, похожие на кукол с растопыренными руками, их ткни — и они повалятся. За выставленными на улицу столиками, уставленными пластмассовыми стаканчиками — красными, зелеными, голубыми — пили газированную бурду.
Увидев пятиэтажный универмаг, Пейтон зашла внутрь. Поднявшись на лифте на пятый этаж, она стала прохаживаться по залам, задерживаясь у секций с одеждой и постепенно спускаясь вниз. Одежда в универмаге выгодно отличалась от продававшейся внизу в маленьких магазинчиках, хотя и была самой обыкновенной: синие джинсовые костюмы, прямые жакеты, длинные расклешенные юбки. Да и покупатели — главным образом молодежь — вели себя по-другому. Они медленно расхаживали по залам, вероятно, пытаясь найти что-то особенное — стильное, на их взгляд. Однако по их унылому виду можно было понять: полки пусты. Странное дело, Пейтон вдруг показалось, что она неожиданно очутилась в ином, незнакомом мире, со своими стандартами, хотя и напоминающими привычные, но в чем-то неуловимо обескураживающе несхожими.
Недаром на нее никто не взглянул. Раньше стоило поманить пальцем, и впереди бурная ночь. Но чаще всего не требовалось и этого — не заметить ее было нельзя. Видно, она все-таки постарела, и теперь ее участь — лишь любоваться молодыми красавцами. Впрочем, может, она принижает свои возможности. Сегодня вечером она получит ответ. Сянь Жун ведь моложе ее — лет на десять, не меньше — и, если он не обманет, придет, то, следовательно, она все еще привлекательна, а значит, и молода.
Но она может и ошибаться. Все люди едят, испражняются, сочетаются браком, разводятся, работают, воспитывают детей, но вне зависимости от успехов и социального положения каждый считает себя пупом земли, но только приходит срок, и всякий ощущает свою беспомощность. Может, и ее время пришло?
На улице накрапывал дождь. Полнеба затянула исполинская туча. Там и сям на черном фоне выделялись беловато-желтые завитки, придававшие туче особенно жуткий вид. Над головами прохожих развернулись разноцветные зонтики, похожие на птиц, распустивших крылья в пустой попытке взлететь. Дождь усилился и вот полил как из ведра.
Пейтон зашла в ближайшее здание и оказалась на небольшой невзрачной площадке с облупленными стенами. Наверх вела лестница, а рядом с ней размещался старинный лифт с дверью-гармошкой. Прислушавшись к разговору двух женщин, видно, тоже нашедших здесь убежище от дождя, Пейтон поняла, что наверху магазин.
Она поднялась на второй этаж и пришла в неимоверное удивление. Неказистая плохо освещенная лестница привела в просторное светлое помещение с прилавками красного дерева и сверкающими витринами. Под стеклами лежали браслеты, колье, жемчужные ожерелья — правда, на цены лучше было и не смотреть. На одних полках дорогое белье, другие полны лайковой обуви. Магазин для богатых.
В дальнем конце помещения Пейтон увидела вывеску «ЧАЙНЫЙ ДОМИК». Внутри стояло несколько столиков, на них — вазы с пирожными, синими, красными и зелеными башенками. В небольшой комнате хозяйничали две женщины, обе — японки с восковыми, бесстрастными лицами, в темных платьях-рубашках. Они походили на буддийских монашек или даже на пришельцев с другой планеты. Пейтон хотелось пить, но ей стало не по себе.
Когда она вышла на улицу, ее встретили неоновые огни, появившиеся на зданиях. Одни горели ровным, казалось, призрачным светом, другие вспыхивали и гасли, третьи бежали, стремясь обогнать друг друга. Дождь прекратился, напоминая о себе лужами и мокрыми линялыми рекламными транспарантами, висевшими так низко поперек улицы, что, казалось, в них запутается даже автобус.
Увидев вывеску «СОКИ», Пейтон зашла в небольшое душное помещение. Она заказала арбузный сок и села за столик, весьма довольная тем, что нашла свободное место у настежь открытой двери. Намного легче не стало: воздух был насыщен удушливыми испарениями. Пейтон медленно пила сок, когда на губах что-то хрустнуло. Решив, что это арбузное семечко, она поднесла ко рту носовой платок. Разжав руку, содрогнулась от омерзения. Это было не арбузное семечко, это был таракан. Пейтон стремительно поднялась и, бросив скомканный платок в урну, вышла на улицу.
Пейтон трясло от непомерного отвращения, и только пройдя квартал, она чуть успокоилась. В конце концов таракан — всего лишь обычное насекомое. К тому же ей нередко попадалась в еде разная дрянь, но она относилась к ней без особой брезгливости. И Пейтон решила, что до конца своих дней не забудет мерзкого хруста раздавленной ею гадости.
Придя в себя, Пейтон вспомнила о Сянь Жуне. Впереди бурная ночь. Однако в душу тут же вкралось сомнение: он может и не прийти. Существовал какой-то трудно объяснимый закон: человек, чувствуя, что его домогаются, не проявляет ответного интереса.
В гостинице ее ждало сообщение. Сянь Жун сообщил, что приедет к одиннадцати часам. Пейтон усомнилась — скорее всего, он вообще не приедет, а она, как дура, принарядится, размалюет себе лицо и будет с замиранием сердца ждать заветного стука в дверь или телефонного звонка снизу. Но если он позвонит, то, вероятно, лишь для того, чтобы скомканно извиниться и сообщить, что у него появились безотлагательные дела. Да она спятит, если такое случится. А если он придет, что тогда? Возможно, она взглянет на него другими глазами и искренне удивится, что западала на какого-то идиота, мечтая с ним переспать еще раз. Скоро все выяснится, главное — убедиться, что она все еще привлекательна.
Неужели годы берут свое? Какая несправедливость! Хорошо бы, если бы человек, начиная, положим, с пятидесяти, не старился, а, наоборот, молодел. Тогда в пятьдесят он бы выглядел лишь на сорок, в шестьдесят — на тридцать, в семьдесят — на двадцать, в восемьдесят — на десять, а в глубокой старости походил бы на грудного младенца. Лучше превратиться в младенца, чем попасть в богадельню. Жизнь слишком сурова, но в двадцать лет об этом не думают. Каждый считает, что вечно останется молодым.
Ладно, надо принять горячую ванну, в любом случае, освежиться не помешает: ноги так и гудят. Пейтон разделась, даже не позаботясь о том, чтобы зашторить окна. Ее номер находился на двадцать втором этаже, к тому же был конец рабочего дня, и в здании напротив, в котором размещались лишь офисы, светилось всего несколько окон. Да и что с того, если ее увидят? Пейтон опустилась на стул и провела руками по набухшим соскам.
Глава восьмая
Пейтон не могла толком понять: то ли ей Барри вообще никогда не нравился, то ли она остыла к нему. Вылечив ей зубы, он знакомства не оборвал и по-прежнему часто звонил, начиная понемногу надоедать.
Но вот однажды, видно, почувствовав, что Пейтон отдаляется от него, Барри приехал в Бостон, даже не позвонив. В китайском ресторане, куда он привез ее на такси, он неожиданно встал со стула и, неловко упав на колени, проговорил, вытянув шею:
— Пейтон, прошу тебя, выходи за меня.
Кто-то хихикнул, но постепенно в ресторане установилась полная тишина. Все взоры обратились на них. Официанты замерли с подносом в руках.
Барри походил на гуся, и Пейтон представила себе, как они идут вперевалку по берегу озера, и Барри-гусь щиплет траву, орудуя красным клювом. Да, лебедем он, видно, не станет, но все же, выйдя за Барри, она сможет покинуть неустроенный птичий двор, населенный одними курами.
Когда Пейтон произнесла «Да», посетители ресторана дружно зааплодировали. Барри полез в карман и вытащил оттуда небольшую коробочку, обитую синим бархатом. В коробочке оказалось золотое кольцо.
