Оксана Робски - Устрицы под дождем
– Да! Он сказал, что ты даже больше бедрами крутишь, но у тебя это не так мило.
– Не так мило, значит?
– Ага. Не пойдешь?
– Не пойду.
– Понимаешь, он так сказал, и мне уже не интересно бедрами крутить. Я и не кручу.
Просто вдруг я увижу других мужчин – и все по новой.
– Ты сегодня завтракала?
– Нет. – Она поджала губы.
– Ну а что твой Саша?
Девушка сделала несколько кругов по комнате и в конце концов остановилась.
– Ладно. Не пойду. Мы вечером увидимся.
– Тоже правильно. А ты что, не будешь смотреть кино?
– Какое кино?! Сегодня же краска волос. Ужас. Как не хочется!
– Что не хочется? – не поняла Маруся. Она села на кровати, облокотившись на деревянную спинку.
– Корни подкрашивать. – Девушка дотронулась до головы, словно доказывая Марусе необходимость срочной подкраски.
Маруся оценила ее идеально высветленные волосы и пожала плечами.
– Парикмахер сюда придет? – спросила Маруся.
– Ну конечно! – удивилась вопросу девушка.
– Раз тебе не хочется, скажи, чтобы через пару дней приезжали, – простодушно предложила Маруся.
– Как это? – удивилась девушка еще больше. – Как я им это объясню? Ведь через пару дней корни уже будут черные!
– А здесь что, с черными корнями ходить нельзя? – усмехнулась Маруся.
– Нельзя, – строго ответила девушка и придирчиво осмотрела Марусину голову. – Ты, кстати, у них тоже уже наверняка в графике.
– Да? – Маруся встала и подошла к зеркалу. – А я, может, натуральные буду отращивать…
– Поговори об этом с доктором. – Посоветовала девушка с хвостом. – Слушай…
– Что?
– А у тебя с этим твоим мужиком было что-то?
– Это с каким?
– Ну, с этим… С похитителем?..
– Слушай! – Маруся снова запрыгнула на кровать. – Не было никакого похитителя! Поняла!
– Поняла! – Девушка послушно кивнула. И помолчала.
– А мой Саша раньше улететь боялся, – сказала она, доверчиво глядя Марусе в глаза.
– Куда? – спросила Маруся равнодушно.
– В космос, – объяснила девушка. – Он терял массу тела, понимаешь, и переставал действовать закон всемирного тяготения.
– Ужас.
– Смешно, да?
– Смешно?
– Конечно! Он и сам теперь понимает, что это бред. – Девушка рассмеялась. Хвост ударился о плечи. – Мы с ним так хохотали над этим! Ну, представляешь? Ты когда-нибудь слышала? В космос!
– Смешно. Правда.
– А почему ты не смеешься?
– Смеюсь. Про себя. Ну и что, он за тобой ухаживает?
Не знаю… – Она отвернулась. Маруся была уверена, что она покраснела. – Я научила его с землей здороваться. А после обеда мы вместе камни собирали.
– Камни?
– Ага. Небольшие.
– Зачем?
– Ну, так, он в кармане их носит. Для собственного спокойствия.
– Для веса?
– Для спокойствия. – Она подошла к двери, оглянулась.
– Ну, я пошла краситься. Ужасно не хочется. Но красота требует жертв.
Константин Сергеевич был, как всегда, великолепен. Даже без красного галстука.
Он разглядывал свои черные лакированные ботинки, словно искал на их гладкой поверхности собственное отражение.
– Поговорим? – спросил он Марусю.
Она пожала плечами.
– Это в твоих интересах тоже, – уточнил он.
– Ладно, – кивнула Маруся.
– Во-первых, твое имя Ольга.
– Допустим.
– Допустим? Или на самом деле?
– Да, меня зовут Ольга.
– У тебя была очень непростая жизнь, но все уже позади.
– Вы уверены?
– Уверен. И скоро мы уже будем готовы к тому, чтобы рассказать о тебе общественности.
– Кто мы?
– Люди, которые заинтересованы в твоей судьбе. Я в том числе. Ты не против моей кандидатуры?
– Вашей? Нет.
– Естественно, сразу появится милиция. Ты должна быть к этому готова. Ты расскажешь все, что может помочь им найти его. Но об этом мы поговорим отдельно. Хорошо?
– Да.
– Вместе с милицией, а скорее всего, даже раньше нее, появятся журналисты. И вот к этому мы должны очень хорошо подготовиться.
Маруся слушала, не кивая, не моргая, не шевелясь.
– Мы должны придумать легенду. Потому что никто никогда не рассказывает журналистам правду. Это глупо. Даже если правда интереснее, чем легенда, все равно нужно рассказывать легенду. Потому что легенда хороша тем, что в нее верят безоговорочно.
Константин Сергеевич прошелся по комнате, остановился около окна. Марусе пришлось повернуться в его сторону.
– Но, конечно, легенду нужно подкреплять некоторыми настоящими фактами. Два-три. Подробности. Мы с тобой обсудим это. Подробности о сексуальных притязаниях твоего насильника. Жесткие.
Маруся свернулась на кровати калачиком.
– Я понимаю, тебе не хочется вспоминать об этом… но придется. Мы вспомним об этом для того, чтобы пережить все заново и тогда уж забыть навсегда.
Он снова прошелся по комнате.
– Зато тебя ждет слава. Знаешь, это очень приятно. Я даже открою тебе секрет: по твоей жизни будет снят фильм, уже нашли режиссера. Но до этого будет написана книга.
Писатель скоро придет сюда, чтобы с тобой побеседовать. Еще у тебя будут стилист и имиджмейкер. Все самые лучшие.
– А моя мама? – спросила Маруся. – У меня есть мама?
– Конечно… Как только мы выработаем легенду и весь механизм запустится, ты сразу же с ней увидишься…
– Я… Сколько лет я там была?
– Восемь. Ты прекрасно знаешь сама.
– И… Я убежала?
– Да. Ты была в ужасном состоянии. Крайнее физическое истощение. Острый чувственный бред…
– Но я была жива…
– А мы тебя подлечили.
– И моя мама до сих пор…
«Какую-то Олю похитили восемь лет назад. И у нее есть мама. Бедная мама, которая жила с этим все эти ужасные восемь лет. Может быть, уже не надеялась? Надеялась, наверняка надеялась. Но я-то не Оля…»
– Не говорите ей, – попросила Маруся.
– Хорошо. Пока не будем. Ты отдыхай. Я еще зайду к тебе, и мы продолжим. – Он посмотрел на часы. – У тебя сейчас, по-моему, массаж?
Маруся кивнула.
Каково это – быть мамой, дочку которой похитили? И, судя по всему, изнасиловали еще маленькой? И морили голодом? И свели с ума?
Так говорила Марусина Первая Великая Любовь – «Ты сводишь меня с ума!».
А Марусина мать кричала: «Ты сведешь меня в могилу!»
Что думает обо мне мать? Что я загуляла где-то? Или волнуется? Пьет свое снотворное и не разговаривает с отцом. С подлым подставным отцом. Она всегда с ним не разговаривает, когда поссорится с Марусей. Она тогда вообще ни с кем не разговаривает.
Она еще кричит: «Вот когда у тебя будут свои дети, ты меня поймешь!»
Когда у меня будут свои дети…
Интересно, эта Оля в действительности существует?
Осенний пейзаж состоит из мокрой травы и белого неба. Чем меньше всего находится между ними, тем гармоничней пейзаж. Только воздух должен быть таким плотным, словно в него можно окунуться. Как в море. Или как в туман.
По одну сторону больничной дорожки туман был, а по другую – не было. Оля протягивала руку, и она растворялась. Потом доставала ее и ныряла в туман головой. Потом бросала в него шишки, а днем, когда туман рассеивался, находила это место по накиданным в одну кучу шишкам и удивлялась ясности и прозрачности воздуха.
Когда туман рассеивался и трава высыхала, Оля засыпала заново.
Ей нравилось спать на земле. Нравилось просыпаться и видеть верхушки сосен, упирающихся в небо. И слушать соловья. Наверное, соловья… И представлять себя диким животным, может быть, ланью. Которая живет в своем родном доме – лесу. И спокойна и счастлива.
Оля не знала, почему именно ланью. Она даже не была уверена, что знает, как она выглядит – лань. Но ей казалось, что быть ланью – это так романтично…
Она могла часами сидеть на скамейке и разглядывать больных, прогуливающихся по парку и разыскивающих в зарослях травы кустики земляники. Это у них Оля подсмотрела, как ее собирать.
Они ходили в одинаковых халатах и пижамах, застиранных настолько, что казались грязными.
Но только не больные того корпуса, который интересовал Олю.
Ни сидеть на лавочках, ни собирать землянику никто чужой там не мог. Охрана не разрешала.
Оля наблюдала за ними издалека.
Особенно хорошо просматривалась стоянка.
Именно на стоянке Оля решила сделать еще одну попытку заговорить с той женщиной.
Если она придет.
Оля наблюдала за многими посетителями четвертого корпуса. Ни с кем из них говорить не хотелось.
Или их окружала плотная стена из людей в специальной одежде.
Или глаза их настолько смотрели внутрь, что не увидели бы Олю, даже если бы она перегородила им дорогу. Они бы просто, не останавливаясь, прошли сквозь нее.
