Ариадна Громова - Мы одной крови — ты и я!
Нет, я все же хочу быть справедливым. Я их отчасти понимаю. И тогда понимал — ну, правда! Вы только представьте себе: приходит к вам такой элегантный и строгий молодой человек и предлагает — что? — посмотреть на говорящего кота! Ведь что такое говорящий кот, да еще и телепатический? Бред, антинаучная выдумка, дешевый розыгрыш. Только Володя с его солидностью и железной логикой мог уговорить их пойти на такое дело. Но пойти они пошли, видеть видели, а правильно оценить факты не смогли — это противоречило их убеждениям. А убеждения были несложные: животные мыслить не могут, это раз; телепатия — чепуха, это два. Исходя из этого, они и высказывались, с несущественными вариациями.
То есть если исходить из этих двух тезисов, то можно говорить в сущности лишь одно: что я гипнотизирую не столько кота, сколько их, и что все это им кажется, а кот ничего не говорит и ничего такого не делает. Вот уперлись на этом — и хоть ты головой об стенку бейся! Говорю я им:
— Ну, значит, вы находитесь в данный момент на крайних позициях субъективного идеализма, раз уверовали, что все это лишь ваше представление. И давайте-ка я вас, товарищи солипсисты, выведу из этого неприятного заблуждения способом, который подсказал один английский поэт.
И цитирую им стихи в переводе Маршака: «Мир, — учил он, — мое представление».
Но когда ему в стул под сидение
Сын булавку воткнул,
Он вскричал: «Караул!
Как ужасно мое представление!»
— Булавок, — говорю, — у меня нет, но зато у Барса четыре лапы и на каждой имеется пятерка отличнейших когтей. Внушу я ему сейчас, чтобы он вас обработал как следует, а потом вы будете иметь безукоризненный материал для решения вопроса: показалось вам или нет, что он вас исцарапал?
Разозлился я ужасно и, может, в самом деле натравил бы на них кота. Хорошо, что Володя вмешался и очень культурно закончил всю эту бредятину: сказал, что мы благодарны им за внимание, что принципиальная новизна явления действительно как-то обескураживает и не дает возможности сразу сделать достаточно обоснованные выводы — ну, и так далее и тому подобное. Они успокоились, сказали, что обдумают все это, посоветуются кое с кем; что явление безусловно любопытное, как его ни истолковывай, и стали прощаться. Я невропатолога все же уговаривал пожертвовать собой для науки и, в частности, для собственной диссертации (это он и был без пяти минут кандидат): пускай Барс его куснет разок, и сразу все будет ясно. Но он тоже не лаптем щи хлебал, говорит: мол, разве вы не слыхали об экспериментальных ожогах, даже с пузырями и отторжением эпидермиса, вызванных гипнотическим внушением? Никакое это, говорит, не доказательство — укус или царапина, все преотлично можно внушить; но все же с опаской на Барса озирается.
Володя и сам был не в восторге от своих специалистов. Но он сказал, что на такое дело трудно вообще кого-нибудь подбить (это я вполне понимал!) и что согласились в конечном счете люди, хотя и добросовестные, серьезные, но — он выразился изящно: излишне склонные к традиционному образу мышления.
Славка определил это их свойство иначе.
— Мозги у них давно заплесневели! — сказал он, радостно улыбаясь. — Нашел тоже твой Володя кого приводить: это же кретины с приличным стажем, им скоро за выслугу лет будут давать кретинскую спецнадбавку! Вот я тебе найду специалистов — это да!
Славка даже не очень хвастался: он всех знал и его все знали. Он действительно мог связать кого угодно с кем угодно в два счета. Меня он именно в два счета, не выходя из моей квартиры, связал с парапсихологами: созвонился по телефону, условился о встрече, и через день ко мне явились трое. С ними общаться было куда приятнее и интереснее, потому что ничего они не пытались с ходу отрицать, а по-деловому интересовались подробностями и попутно, этак запросто сообщали такие вещи, что у меня волосы дыбом становились, а Володя делал каменное лицо, не зная, как на это реагировать. Но о парапсихологах стоит рассказать подробно, потому что разговор с ними принес мне много пользы — прежде всего в том смысле, что раскрыл мне всю глубину моего невежества.
А сейчас скажу еще вот что. Сразу после неудачной встречи с учеными пришел ко мне Иван Иванович, посидели мы с ним часок-полтора, продемонстрировал я ему Барса: как он говорит, как мысли воспринимает, как тянется к общению с людьми. И вижу, Иван Иванович разволновался прямо чуть не до слез. Я тогда мало о нем знал и начал спрашивать: что да почему. То, что он сказал в ответ, сначала показалось мне очень уж преувеличенным, а потом я все больше и больше думал именно об этом.
— Кто знает, — сказал мне в тот майский ясный вечер Иван Иванович Коломейцев, снайпер Великой Отечественной войны, историк и зоопсихолог-практик, — кто знает, может быть, здесь и сейчас начинается один из великих путей перестройки всей жизни на Земле? Путь долгий и трудный, конечно, и прокладывать его будет нелегко, но если правильно и всесторонне оценить, куда он ведет, то… Словом, не исключена такая возможность, Барс, что в далеком будущем тебе поставят памятник, как первому, кто вступил в контакт с человеком!
Глава восьмая
За правду стать бойцом тогда пристойно,
Когда нелегкий хлеб вкушаешь с ней,
И нет еще ни славы, ни почета,
И дело правды выгод не сулит
Самое высокое наслаждение — сделать то, чего, по мнению других, вы не можете сделать.
У. БэджотТелепаты на меня произвели большое впечатление, впрочем, и я на них, по-видимому, не меньшее! Вообще-то никто из них не занимался телепатическим контактом с животными, но все они об этом кое-что слыхали. А главное — для них эти мои кошачьи чудеса были вовсе не чудесами, а очень интересным фактом, имеющим определенное научное обоснование.
Чем они меня поразили — ощущением начала. Самого начала всего дела, понимаете? Все только начинается, все только возникает из небытия: из пены слухов и сплетен, из омутов мистики медленно поднимается в верхние слои течения истина. И вот эти люди, такие разные, всячески стараются ускорить ее движение и протягивают к ней руки, жадно вглядываясь в зеленоватую толщу воды, а другие над ними смеются и уверяют, что ничего там нет, в глубине, сплошная муть и мрак, и сколько уж веков люди плавают по этим водам, а ничего не видят. И вся их наука не то признана, не то нет; и время от времени очередной авторитетный мудрец публикует в прессе свое высказывание о телепатии, сводящееся все к той же формуле: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». И вот они все не просто увлечены парапсихологией — они работают в этой области, тратят уйму времени и сил. А ведь в их житейской системе парапсихология занимает место хобби — ни денег, ни славы, одни хлопоты. А работают они каждый по своей специальности: один — физиолог, другой — инженер-электрик, третий — физик-теоретик…
Распинаться и доказывать тут было незачем: требовалась простая и точная демонстрация. Я им показал Барса (Володя при этом присутствовал, но Барри не привел; я тогда еще не знал почему). Они смотрели с величайшим интересом, записывали, рассуждали, что да как.
Впрочем, и они считали, что эксперимент получается недостаточно строгий: нельзя точно определить, что идет от гипнотического внушения, что — от телепатических способностей Барса, а что — от давнего и прочного контакта между мной и им. Насчет последнего я было сказал, что тут-то легко провести грань: я же знаю, что делал Барс прежде и что он делает теперь, после того дождливого воскресенья. Но потом я сообразил, что и тут не хватает точности: почем я знаю, что тогда понимал и что мог бы делать Барс, если бы я раньше обратил на него внимание и начал дрессировать, — просто так, без помощи гипноза и телепатии?
Но все равно Барс их очень заинтересовал. То есть Барс и я. Они пробовали — все поочередно — внушать Барсу, но он не поддавался, только нервничал, тихо подмяукивал и перебирал лапами, умоляюще глядя на меня. Я уже начал переживать за него и хотел было вмешаться, но тут один из телепатов, седой и румяный, сказал: «Стоп, хватит! Замучили мы зверя!» И они все облегченно передохнули, а Барс кинулся ко мне на шею.
После этого мы пили кофе и разговаривали. Телепаты считали, что история эта очень интересная и перспективная, и надо бы поставить серию экспериментов на других животных — для начала хотя бы на котах — и с другими гипнотизерами. Меня они, кстати сказать, не сочли особенно одаренным в этом смысле, потому что проверяли мои способности отдельно от Барса, на себе самих и я действительно не блистал. То ли я после долгой возни с Барсом, да еще на людях, устал, то ли у меня с чужими хуже получалось, а вернее, и то и другое. Но, как я понял, гипнотизеры для них не проблема, а говорящий кот — это событие.
