Мирьяна Новакович - Страх и его слуга
Да, нас было девять, вместе с этим сербом.
Вуком Исаковичем.
Нашим проводником был барон Шмидлин. А целью путешествия — водяная мельница в Дединаберге. Сербы жаловались, что на этой мельнице время от времени появляются вампиры. Кто бы там ни остановился переночевать, живым наутро не выходил. Радецки был уверен, что сербских крестьян будет легко убедить в том, что вампиров не существует, если он проведет там ночь и останется живым. Пока он будет находиться на мельнице, все остальные, то есть мы, переночуют в ближайшем сельском доме. Дом принадлежит самому богатому в Дединаберге крестьянину, и, хотя по удобству не может сравниться с дворцом, нам там обеспечен вкусный ужин и удобный ночлег.
На самом выезде из крепости моя кобыла заупрямилась и не захотела идти дальше. Я долго ее уговаривала и успокаивала, прежде чем она нехотя двинулась вперед. Тогда-то я и увидела ту несчастную девочку. Она проходила мимо ворот, в лохмотьях, босая, одна, несчастная. Бог отнял у нее и разум, и речь, и я почувствовала огромное желание помочь ей. Страшно, смотреть на страдающее человеческое существо. Я тоже страдала, пусть и на шелковых подушках, но страдала, и, если бы кто-то просто по-дружески посмотрел на меня, я бы была ему за это благодарна. У несчастного ребенка не было никого, скорее всего, девочка даже боялась людей. А когда человек боится людей, это для него самое тяжелое наказание. Я сошла с лошади и обняла ее, пусть узнает, что другие люди не звери, что они не всегда проходят мимо с холодным сердцем, злым языком и жестокими руками. Я понимала, что те пять крейцеров, которые она от меня получила, это ничто, их хватит только на то, чтобы несколько раз поесть, но сердце мое разрывалось, когда я обнимала и целовала ее. Из глаз моих потекли слезы. Мне не хватало любви всего лишь одного мужчины, а этой девочке не хватало любви любого из нас, простой человеческой любви. Я почувствовала тепло ее тельца, ее нежность, я знала, что и она чувствует мою нежность и любовь, и я была счастлива, что хоть что-то смогла подарить этому несчастному ребенку. Какая же это радость — дарить!
Нам нужно было ехать, и мне пришлось оставить ее, но я пообещала себе, что, вернувшись, возьму девочку к себе во дворец.
Что?
Хорошо, хорошо, возвращаюсь к своему рассказу.
О вампирах я тогда вообще не думала. Считала их суеверием простого народа. И разговор между графом фон Хаусбургом и его слугой Новаком, который я слышала по дороге, убедил меня в том, что сербы суеверны и что вампиры не существуют.
Слуга рассказывал графу, что сербы говорят, будто в Белграде появился архангел Михаил. Услышав это, фон Хаусбург чуть не свалился с коня. Он побледнел и принялся задавать вопросы: когда появился, что говорят насчет того, зачем появился, что говорит сам архангел насчет того, зачем появился, и так далее. Я подумала, что граф не в своем уме, потому что было совершенно ясно, что он поверил в появление архангела.
Слуга начал над ним смеяться, и мне было неприятно видеть такое дерзкое поведение слуги. Насмеявшись вдоволь, он сказал:
— Это не настоящий архангел. Помните того русского, которого мы встретили, подъезжая к Белграду, такого высокого, светловолосого? Судя по описаниям, я бы подумал, что речь идет о нем. Крестьяне рассказывают, что архангел говорит на сербском как ангел, что он высокий, светловолосый, одет в обноски, ведь архангелы всегда так делают: притворяются нищими, потому что человеческая душа полнее всего проявляет себя в отношении к нищим, слабоумным и больным.
Стоило слуге сказать это, как фон Хаусбург захохотал, именно захохотал, мне даже показалось, притворно. И сказал:
— А я думал, что человеческая душа полнее всего проявляет себя в отношении к более могущественным, умным, богатым и счастливым. Даже самые испорченные люди находят в себе хоть крупицу сострадания и даже самым лучшим людям трудно не быть завистливыми, лицемерными и трусливыми. Не понимаю, почему ангелы и святые не являются в образе увенчанных лаврами королей и графов или болтливых поэтов?
— Потому что это ваши любимые роли. Вы познаете людей через их самые худшие качества, а ангелы и святые — через лучшие.
— Потому-то они так и не познали этот мир.
Такой разговор не показался мне странным. Если бы вы знали, чего я только за всю свою жизнь не наслушалась, то не задали бы такого вопроса. Кроме того, что я тогда вообще знала, — я была молода, да к тому же еще и герцогиня. А кто смог хоть чему-то научиться и что-нибудь понять, сидя в одиночестве в щелках и бархате? Я начала думать только тогда, когда почувствовала, что страдаю. Сначала думала о себе, потом и о других. Что мне осталось от безмятежных дней, проведенных в покое и счастье? Но зато для меня очень много значат другие времена, времена страданий, тяжелые бессонные ночи, слезы, боль и страх, печаль и безнадежность. Потому что те месяцы, те годы сформировали во мне все самое лучшее, что есть, а беззаботные дни меня только портили. Чтобы понять то, что я вам сейчас рассказываю, особого ума не надо. Но любой настоящий герой из сказок, которые в детстве рассказывала мне бабушка, в отличие от псевдокоролевичей, всегда выбирал самый трудный, мрачный и тернистый путь, но в конце такого пути всегда побеждал дракона. Те, кто шагают по широкой утоптанной дороге, не приходят никуда.
Хорошо, хорошо, возвращаюсь к рассказу.
Мы еще не выехали за передовой оборонительный рубеж, окружавший город, то есть находились в Унтер Раценштадте, когда ко мне приблизился граф Шметау.
Нет, разумеется, он не был моим любовником. Я вам уже говорила, у меня не было любовника. До того дня я обменялась с графом Шметау не более чем несколькими любезными, ни к чему не обязывающими фразами. И меня удивила его откровенность.
Граф Шметау… он отвечал за крепость. Был архитектором или кем-то в таком роде. Знаю, что он постоянно что-то чертил. Мне кажется, именно он первым предложил свой проект Калемегданской крепости, который и приняла администрация. Позже выяснилось, что что-то там было не так, что именно, я не знаю, его проект был отвергнут, и принят другой, Доксата. Так Доксат стал главным инженером. И крепость строилась под личным контролем Доксата до тех самых пор, пока мы не объявили туркам вторую войну. Доксата тогда отправили командовать вторым полком. Он был очень способным человеком, сумел взять Ниш всего через несколько месяцев после начала войны. Поэтому его и произвели в генералы.
Итак, приблизившись ко мне, граф Шметау сказал:
— Известно ли вам, кто приедет заменить вашего мужа?
Такой дерзости я не ожидала.
— Почему вы считаете, что регент должен быть заменен?
— Из-за поражения. Из-за потери Ниша и южной Сербии.
— Вы, я полагаю, знаете, кто станет новым регентом?
— Посмотрим… — нерешительно начал он, глядя мне прямо в глаза, а потом выпалил: — Граф Виттгенау! — и захохотал как безумный.
— Мне это смешным не кажется.
— Неужели?!
Некоторое время мы скакали молча.
— Вы наверняка знаете, что моего мужа кто-то заменит, и если позволяете себе быть столь дерзким, значит этот человек должен быть кем-то из ваших покровителей. Ничем другим я не могу объяснить себе ваше поведение.
— Верно. И наконец-то ваш муж и его приспешники будут наказаны за все свои преступления. Он, окруженный жалкими слугами, приводил Сербию в страх и трепет, а через неделю сам станет слугой своего страха. И я вам скажу, какое расследование будет первым: убийство графа Виттгенау.
— Это угроза?
— Да. Потому что новым правителем и судьей станет граф Марули.
2.А мне что делать, куда мне податься, в руках дьявола — и сила дьявольская, так, кажется, говорят. У меня есть слуга, он мое наказание, но вместе с тем часто оказывается полезен. Все, о чем я не мог расспрашивать ввиду того, к чему обязывает благородное происхождение, мог узнать Новак, ибо низкое происхождение дает право на самое отвратительное поведение. А как бы иначе гибли одни семьи и возносились новые? Первое, что я ему приказал, было разнюхать насчет Тристеро. Второе — о Виттгенштейне. Третье — о том, кто в какой костюм был одет на маскараде.
И он ровным счетом ничего не узнал.
Правда, у него на это не было времени. Разбудил он меня в полдень, так как нам надо было приготовиться к отъезду на мельницу. Выезд назначили на час дня, и Новак должен был приготовить мои вещи. Я вышел из спальни и отправился гулять по крепости и смотреть на устье. Я чувствовал нервозность, словно собираюсь в далекое и важное путешествие. Закурил, надеясь, что медленное вдыхание и выдыхание табачного дыма меня успокоит. Не успокоило.
Я зашел в один из бастионов на северо-западной стороне крепости. Внизу лежал Нижний город, солдаты выполняли какие-то команды, офицеры сновали, обер-капитаны сидели в стороне и курили. Дальше, за ними, была Сава, мутная, а еще дальше — Дунай, он был голубым. Реки как люди. Слишком большое количество трудностей и боли делают их хуже. Но у меня нет времени, чтобы успеть испортить жизнь всем, поэтому пришлось выдумать несколько общих вещей, которые позволят мне довести дело до конца.
