Осне Сейерстад - Книготорговец из Кабула
У паранджи были и свои противники. В 1956 году принц Дауд шокировал собравшихся на празднование Дня независимости тем, что его жена появилась на публике без паранджи. Принц убедил брата, чтобы тот приказал своей жене сделать то же самое, и попросил министров выбросить паранджи своих жен. Уже на следующий день на улицах Кабула можно было увидеть женщин в длинных плащах, темных солнечных очках и маленьких шляпах. Ранее эти женщины ходили полностью прикрытыми. Первыми, надев паранджу, высшие классы первыми от нее и отказались. Она превратилась в признак избранности среди бедных, многие домработницам и служанкам были отданы за ненадобностью шелковые паранджи их хозяев. Сначала прикрывались женщины, принадлежавшие к пуштунскому большинству, потом их примеру последовали остальные этнические группы. Но принц Дауд хотел полностью избавить Афганистан от паранджи. В 1961 году был принят закон, запрещавший ношение паранджи государственным служащим. Им было рекомендовано одеваться на западный манер. Прошло еще несколько лет, прежде чем все начали соблюдать закон, но в 1970-е годы уже практически нельзя было найти учительницу или секретаршу, которая не была бы одета в блузку и юбку, а мужчины носили костюм. Тем не менее «раздетые» женщины рисковали тем, что им пустят пулю в ногу или плеснут кислотой в лицо, — так фундаменталисты выражали свое негодование. Во время гражданской войны с каждым годом все больше и больше женщин вновь начали прикрываться. А с приходом к власти Талибана женские лица и вовсе стали немыслимые зрелищем на улице.
Туфли главной паранджи теряются в массе другой обуви на одном из узеньких мостов через пересохшую реку. Немного позади шлепают невидимые сандалии ее сестер. Все, что им остается, — это следовать за толпой. Искать друг друга по туфлям бесполезно, обернуться или остановиться тем более. Паранджи стиснуты между другими такими же паранджами и мужчинами, которые несут товары на голове, под мышкой или на спине. Земли не видно. Перебравшись на другую сторону, три паранджи принимаются искать друг друга. Одна в черных туфлях, белых штанах с кружевной оторочкой, платье с пурпурно-красным краем, другая в коричневых пластиковых сандалиях и платье с черным краем, третья, самая худенькая, — в розовых пластиковых туфлях, лиловых штанах и таком же платье. Они находят друг друга и переглядываются, советуясь. Главная ведет их в магазин. В настоящий магазин с витринами, где выставлены товары, на самой окраине базара. Там она видела одеяло, которое пленило ее сердце, гладкое розовое ватное, под названием «Париж». Одеяло идет в комплекте с подушками, украшенными цветочками, сердечками и рюшем. Все аккуратно уложено в удобный чемоданчик из твердого прозрачного полиэтилена. На нем нарисована Эйфелева башня, а ниже стоит надпись: «Сделано в Пакистане».
Вот какое одеяло выбрала она для своей будущей супружеской постели. Постели этой она и в глаза не видела, и Боже ее упаси увидеть до первой брачной ночи! Она торгуется. За чемоданчик с одеялом и подушками продавец просит несколько миллионов афгани. Чудовищная сумма!
Она пытается сторговать сокровище подешевле, но продавец стоит на своем. Она уже собирается уходить, когда он наконец сдается. Женщины под паранджой, раздувшейся от покупок, получает вожделенное одеяло меньше чем за треть от первоначальной цены, но, отдавая деньги, вдруг передумывает. Вместо нежно-розового она берет ярко-красное. Продавец упаковывает покупку и дарит клиентке от имени магазина красную помаду. Раз уж она выходит замуж.
Она мило благодарит и поднимает вуаль, чтобы попробовать помаду. Шакила и продавец одеял и косметики уже почти, что успели подружиться. Кроме него, в магазине одни женщины, так что и Мариам с Лейлой, набравшись храбрости, приподнимают паранджу, и вот уже три пары бледных губ становятся ярко-красными. Женщины смотрятся в зеркало, жадными глазами изучают сокровища на прилавке. Шакила ищет отбеливающий крем. Светлая кожа — одна из важнейших примет красоты по афганским понятиям. Невеста должна быть бледной.
Продавец советует выбрать крем под названием «Перфакт». На упаковке написано по—английски: «Отбеливающий крем с алое» — и масса китайских иероглифов. Шакила пробует: впечатление такое, будто она намазала лицо густой цинковой мазью. На некоторое время кожа становится белее, но первоначальный цвет лица проглядывает сквозь слой крема, в результате остаются коричнево-белые пятна.
Чудо-крем засовывают в набитую сумку. Сестры смеются и обещают приходить в магазин каждый раз, когда соберутся выходить замуж.
Шакила довольна и хочет поскорее добраться домой и похвастаться покупками. Они ловят автобус и протискиваются внутрь. В последний ряд за шторкой. Задние ряды автобусов предназначены для паранджей, их детей и сумок. Паранджи трещат по швам, задираются, попадают под ноги. Когда садишься, надо слегка придержать паранджу, иначе ткань будет тянуть голову вниз. Они опускаются на краешек сиденья, ставят сумки на колени и под ноги. Для женщин выделено не так много мест, и с появлением каждой новой пассажирки остальным приходится потесниться. Скоро сестры уже не могут пошевелиться, зажатые другими паранджами, их телами и сумками.
Измотанная, наша троица с сумками вываливается на остановке рядом со своим разбомбленным домом. Они вплывают в прохладу квартиры, снимают через голову паранджи, вешают их каждая на свой крючок и вздыхают с облегчением. У них снова есть лица. Лица, которые украла у них паранджа.
Третьесортная свадьба
Вечер накануне свадьбы. В комнате яблоку негде упасть. На полу не единого просвета между телами женщин, которые едят, танцуют, Разговаривают. Это так называемая ночь хны. Сегодня вечером жениху и невесте намажут хной ладони и ступни. Это придает конечностям оранжевый оттенок, а молодым якобы приносит счастье в браке.
Но сейчас жених и невеста находятся в разных комнатах, у мужчин свой праздник, у женщин свой. Вдалеке от мужских глаз женщины дают волю эмоциям с пугающей силой. Шлепают одна другую по попе, щиплют за грудь и танцуют друг перед другом, руки извиваются как змеи, бедра раскачиваются, как у арабских танцовщиц живота. Маленькие девочки танцуют с грацией прирожденных искусительниц, кокетливо стреляя глазками. Даже пожилые матроны выходят показать себя, но обычно снова садятся, не успев как следует разойтись. Они продемонстрировали, что еще могут, но уже не хотят танцевать до упаду.
Шакила сидит на единственном в комнате диване, который поставили здесь специально по случаю свадьбы. Невеста следит за происходящим со стороны, ей не разрешается ни танцевать, ни улыбаться. Показать радость — значит обидеть мать, которую она покидает, грусть заденет будущую свекровь. Невеста должна выглядеть равнодушной, ей нельзя вертеть головой по сторонам — только смотреть прямо перед собой неподвижным взором. Шакила блестяще справляется со своей ролью, можно подумать, она всю жизнь репетировала. Прямая, как королева, она спокойно беседует сидящей рядом женщиной — эта часть выпадает всем по очереди. Двигаются только губы, когда Шакила отвечает на вопрос соседки.
Наряд невесты переливается красным, черным и золотым. Складывается впечатление, будто ее завернули в афганский флаг и посыпали сверху золотыми блестками. Груди стоят прямо, как два холма; очевидно, что бюстгальтер, который она покупала на глаз, пришелся впору. Талия туго зашнурована. Шакила намазала лицо толстым слоем «Перфекта», подвела карандашом глаза и накрасила губы новой ярко-красной помадой. Внешность ее тоже полностью соответствует идеалу невесты. Невеста должна выглядеть как кукла. Афганцы и невесту, и куклу называют одним словом — арас.
Поздно вечером во дворе появляются процессия с тамбуринами, барабанщиками и факелами. Это женщины из дома Вакила — его сестра, свояченицы и дочери. В непроглядном мраке раздается их песня, подкрепляемая танцами и хлопками в ладоши:
Мы забираем эту девушку из ее дома и ведем в наш.
Невеста, не опускай голову и не плачь столь горько!
Так хочет Бог, возблагодари лучше Бога.
О Мухаммед, посланник Божий, помоги ей.
Сделай все сложное простым!
Женщины из семьи Вакила танцуют чувственный танец с шалями и платками, в которые закутаны их лица и тела. От разгоряченных тел пышет жаром, веет сладковатым запахом пота. Хотя все окна открыты настежь и занавески развиваются на ветру, прохладный воздух не может остудить пыл этих женщин. Только когда вносят блюда с пловом, танец замирает. Все садятся на пол прямо, на том месте, где только что стояли или танцевали. Одни лишь старшие устраиваются на подушках вдоль стены. Еду, которую готовилась в огромных котлах во дворе, разносит сестра Шакилы Лейла и младшие кузины. Большие блюда с рисом, крупными кусками баранины, баклажанами в йогуртовом соке, макаронами, фаршированными шпинатом с чесноком, и картофель под соусом из паприки ставят на пол. Женщины садятся кружком вокруг блюд. Правой рукой они берут щепоть риса и суют его в рот. Мясо макают в соусе и заедают кусками хлеба, которые открывают от больших ломтей. Все это делается правой рукой. Левая, грязная, рука не должна касаться еды. Воцаряется тишина, нарушаемая только звуком жующих челюстей, да время от времени женщины вежливо потчуют друг друга. Признаком хорошего тона считается подкладывать особо аппетитные куски соседям.
