Денис Драгунский - Вид с метромоста (сборник)
– Хочешь, таблетку дам? – сказала она. – Солпадеин?
– Давай, – сказал он. – А запивать чем?
Кристина сбегала в буфет, притащила бутылку воды и стакан, развела шипучую таблетку, дала ему выпить.
– Гадость какая, – сказал он, вытер губы и снова замолчал.
Дома он прямо в костюме лег на диван и сказал:
– Значит, я сто раз говорил «второй факультет»?
– Да, – испугалась Кристина.
– Точно помнишь? Сядь-ка рядышком.
– Точно, – она прямо вся задрожала, но присела на край дивана.
– И он, значит, этот твой новый родственник, муж твоей сестры, тоже оттуда? – она кивнула. – Но не узнал. Ну, что ж, – он сильно притянул Кристину к себе, так, что она оказалась сверху него, в красивом платье и в туфлях; обнял ее и прошептал: – Правильно не узнал. Потому что я неправду говорил. Я окончил техникум связи. Работаю в ФСБ. Но ты не думай, не по специальности. Нет! И не офицером. Так. На посылках, мелким опером. Мышка-наружка.
– А? – не поняла Кристина.
– Топтун, типа… А также стукач и провокатор. По мелочи, повторяю.
– Зачем ты мне врал? – она выдернулась, села и заплакала.
– Затем, – сказал он, снова и уже очень ласково укладывая ее рядом с собою и нежно целуя в висок и ухо, – затем, что мне очень стыдно. Меня силой вербанули, прямо на фирме. Поймали на краже. Попытался тупо спереть один гаджет. «Суд и срок – или на нас работать будешь». Им надо было нашего директора посадить. Чтоб я помог. Я и помог. Ну, а потом то, другое, третье… Вот такой я человек. Сука, в смысле. Выгоняй меня.
Она в голос расплакалась.
Потом встала с дивана. Сходила в ванную, высморкалась. Вернулась, прошлась по комнате. Остановилась перед ним, стояла прямо и гордо.
– Тогда я тебе тоже скажу правду. Я работаю вовсе не в косметическом салоне. В салоне, да. Но в другом. Понял?
– Не понял… – нахмурился он.
– В салоне интим-услуг, – отчетливо проговорила она.
– Проституткой?! – так же четко выговорил он, вставая во весь рост
– А какая тебе разница? – она вскинула голову. – Стукач мне будет лекции читать! На темы хорошего поведения!
И вдруг бросилась к нему, обняла:
– Нет, нет, миленький, что ты, конечно, нет, я там на рецепции сижу и на телефоне! Заказы оформляю! Могилой матери клянусь, сестрой клянусь, ты у меня один, ты мне не веришь, ну, убей меня, но я уйду оттуда, уйду обязательно!
Он обнял ее в ответ и прошептал:
– Я тоже уйду оттуда. Постараюсь.
Они лежали под одним одеялом, не прикасаясь друг к другу, дремали и вновь просыпались, но потом обнялись, согрелись и заснули, как будто заново, крепко и уютно.
Позавтракали молча.
Молча разошлись в разные стороны: она на маршрутку, он к метро.
Примерно через час Кристина уже звонила в дверь, хозяйка ей открыла, она поздоровалась с нею и с детьми, взяла в кладовке тряпки, бутыль с моющим средством. Достала пылесос, сразу оттащила его в гостиную. Напевая, пошла в ванную, наполнила ведро водой…
А Олег в это время на своей фирме «Мустанг-Экспресс» уже переоделся в синюю форму с красной эмблемой – лошадь мчится, грива вьется – и получал пакеты и коробки, которые надо было развезти по адресам до обеда, а в обед приехать за новой партией.
Комплексный секс
Две мои подруги рассказывали, две сестры, две девочки из очень хорошей семьи, одна в десятом классе, другая на третьем курсе, и вот, значит, они познакомились – чуть ли не в родительской компании! – с одним режиссером.
Он был старше. Ему было уже лет сорок. Но красив, смугл, гибок и ухватист, смотрел на них таким цепким и вольным взором, что у девочек – они мне потом сами признались – просто мурашки по спинам бежали, и под коленками начиналась томная щекотка, как бывает, когда смотришь с высокого балкона вниз или когда при тебе кто-то порезался. Он, подлец, это сразу почувствовал, стал приглашать их на просмотры, то да се, и между делом рассказывал, что он одинок, разочарован, у него большая квартира, а в ней огромная кровать с импортным матрасом – два на два и пружинит прямо до потолка…
Читатель, услышав про импортный матрас, понял, что речь шла о конце шестидесятых, и не ошибся.
Но к делу. От таких рассказов у сестер щекотка под коленками росла, грозя подломить ноги, но режиссер галантно брал их за локотки и провожал от Дома кино до остановки.
Долго ли, коротко ли, но настало лето, и родители сестер – едва ли не первый раз – уехали отдыхать, оставив девочек в Москве.
Тут же возник этот человек, звонки по телефону, встречи в скверике у метро, и вот наконец – приглашение в ресторан! Днем, правда. Ну, хорошо.
– Я лично пойду приму душ, – сказала старшая.
– Ты развратница! – возмутилась младшая и тоже побежала купаться.
Чуть не опоздали.
Смуглый, стройный, чуть седоватый красавец ждал их у дверей.
Вошли, сели. И как-то в ходе разговора, пока еще официант не принес меню, сразу стало ясно, что после обеда они все вместе поедут к нему. Попить кофе – он умеет варить совершенно особенный кофе. В импортной итальянской кофеварке. Ну и немножко попрыгать на волшебном матрасе – прямо до потолка, ха-ха, шучу, шучу, девочки, но вдруг вам захочется этак пошалить?
А вот и меню.
Тогда давали одно меню на всех.
– Ну-с, девочки, – сказал он, глядя на тусклые машинописные листочки, вложенные в узкую коленкоровую книжечку. – Ну-с, что у них тут есть, чем они нас, как говорят на театре, будут удивлять?… Ага. Вот! А принесите-ка вы нам, дорогой мой, – обратился он к официанту, – а принесите-ка вы нам, нам принесите-ка вы… – девочки прямо замерли. – Вот что! Три комплексных обеда! (Так, дорогие дети, в те года назывался бизнес-ланч.)
– Здесь очень хорошие комплексные обеды, – сказал он. – Здесь всегда обедал покойный Боря Барнет.
Принесли обеды. Три винегрета, три борща, три трески с пюре и три компота.
Сестры немного поковыряли винегрет. Младшая взялась за борщ.
– Докушивать не будете? – сбоку возник официант и потянулся за квадратными вазочками с недоеденным винегретом.
– Как это не будем? – возмутился режиссер. – Такой хороший винегрет, и не докушать? – Он свалил винегрет к себе в вазочку, взял кусок хлеба, посолил. – Эх, девчонки, давно я не ел настоящего винегрета! Ах, одинокая жизнь старого волка… – и глянул исподлобья, чуть сощурясь.
– Возьмите мой борщ, – сказала старшая. – Я его почти не трогала.
– Отличный борщ, между прочим! – сказал он. – Здесь его умеют готовить! Ваня Пырьев не даст соврать. И Миша Калатозов.
– Еще треска осталась, – сказала младшая. – Вы любите треску?
– Не особенно, – сказал он.
– Но ведь же пропадет! – сказала она.
– Верно, – кивнул он и съел всю треску.
– И компот! – хором сказали сестры, придвигая к нему стаканы.
– А как же вы?
– Всё для вас, – прошептала старшая. – Всё только для вас.
– О! – сказал он.
Положил руку на ее коленку. А другую – на плечо младшей. Сжал и погладил. Но никакой томной щекотки и зовущих мурашек сестры не ощутили, как рассказали они мне потом.
– Всё для вас, всё для вас, винегрет на матрас! – засмеялась младшая.
Вот, собственно, и вся история.
Правда, младшая боялась, что режиссер из мести будет мешать ей поступить во ВГИК на сценарно-киноведческий факультет, и поэтому пошла на истфак МГУ. Но это уже к делу не относится.
Куриная нога и тонкости обращения
Один мой товарищ, прочитав предыдущий рассказ, написал мне:
«Мне было семнадцать, и я повел очень красивую и обоюдно влюбленную девушку в кафе. Не на кофе, а поесть. Девушка заказала куриную ногу в числе прочего. С куриной ногой она поступила следующим образом: она откусила от мясной части ноги один раз – всего один раз! – и отложила. В моей семье разгрызали куриные косточки. Как вы понимаете, мы с этой девушкой были несовместимы на биологическом уровне».
Понимаю! Очень хорошо понимаю.
В моей семье тоже обгладывали и разгрызали куриные косточки.
Мне было поменьше, лет пятнадцать, и мне тут же разонравилась девушка, которая у меня дома съела кусочек фаршированного кабачка и положила вилку. Ухитрившись перековырять и перемазать сметаной всё, что было у нее на тарелке.
Вспомнился Юрий Трифонов:
«Алина Фёдоровна, мать Лёвки Шулепы, могла потыкать вилкою в кусок торта и отодвинуть его, сказав: „По-моему, торт несвеж“, – и торт уносили. Когда это случилось впервые, Глебов про себя поразился. Как может быть торт несвеж? Ему показалось это совершенной нелепостью. У него дома торт появлялся редко, ко дню чьего-нибудь рождения, съедали его быстро, и никому не приходило в голову выяснять, свеж он или несвеж. Он всегда был свеж, великолепно свеж, особенно такой пышный, с розовыми цветами из крема» («Дом на набережной»).
