Мари-Од Мюрай - Oh, Boy!
— Повидаться?
— Да. С тобой, — раздраженно отчеканила Жозиана. — Ты, насколько я поняла, суперчемпион в какой-то, как ее там, то ли «Сара», то ли «Клара Лофт»…
Барт прыснул:
— «Лара Крофт»!
Жозиана умолчала о том, что уступила девочкам лишь после того, как Моргана включила на полную мощность свою сирену, а Венеция нарисовала целый легион чертей.
— Я привезу их к тебе в 18:00, а после ужина заберу, — объявила Жозиана с неосознанным деспотизмом старшей сестры. — Жди.
— Но… но…
Она повесила трубку, не дав Барту слова сказать, так что ему оставалось только срывать зло на своем телефоне:
— У меня же вечером свидание! Совсем баба оборзела!
— Так вы перенесите свидание, — посоветовала Эме.
— Это ж мужчина моей мечты, — в отчаянии сетовал Барт. — Высокий такой блондин. Швед. А может, американец. К тому же я не знаю, куда ему звонить. Я ничего не понял, что он мне говорил.
В 18:00 с военной точностью явилась Жозиана с девочками. Венеция кинулась к Барту на шею с криком: «Поцеловать!», в то время как Моргана, молитвенно сложив руки, смотрела на него с безмолвным обожанием. Жозиана острее чем когда-либо ощутила себя жертвой несправедливости.
— Привет, Эме! — закричали девочки, увидев в гостиной соседку.
Жозиана не стала вникать в эту новую загадку и поспешила удалиться.
— Играть, играть! — требовала Венеция.
Моргана потянула Барта за рукав:
— Ты был сегодня у Симеона?
— Да, у него все отлично! — ответил Барт, подражая энтузиазму Жоффре. — Как поест — блюет, но это хороший симптом. Значит, лечение действует. Когда помрет, тогда уж никаких симптомов.
— Барт, — тихонько одернула его Эме.
Сестренки смотрели на него, приоткрыв рты в горестном изумлении.
— Но доктор Жоффре дал мне название одного лекарства, чтобы я купил его Симеону в аптеке, — спохватился Бартельми. — Такая штука, от которой человек становится сильным как супермен. Это лекарство принимают велогонщики, чтобы победить в «Тур де Франс».
Венеция с трудом могла представить себе Симеона в роли велогонщика, но все-таки заулыбалась. Моргана смотрела в пол.
— Я, — тихо сказала она, поднимая голову, — половинка Симеона.
И показала раскрытую левую ладонь в подтверждение этих странных слов.
— Я хочу его видеть, — добавила она.
Ей не дали увидеть умершую мать. Теперь она хотела видеть живого Симеона.
— Увидишь, — пообещал Барт. — Я попрошу доктора Жоффре.
Жоффре не внушал ему такого страха, как профессор Мойвуазен. Однако он очень сомневался, что врач даст согласие. Детям вход в отделение был запрещен во избежание инфекции.
В 19:00 с такой же военной точностью явилось новое увлечение Барта. Им оказался блондин очень высокого роста, прямой как палка, с лицом, испещренным оспинами от подростковых прыщей.
— Хэлло, Джек! — приветствовал его Бартельми. — Девочки, это Джек. Мой приятель.
— God bless you! — провозгласил гость, и лицо его перечеркнула улыбка. — My name is Mike.
— По-моему, он не Джек, а Майк, — сообщила Моргана, изучавшая английский.
— Yes, Mike, — подтвердил молодой человек. — Я не много хорошо говорить француски.
— Мы уже поняли, — сказал Барт.
У гостя была с собой потертая кожаная торба. Он вытащил из нее пачку кричаще-ярких буклетов и сообщил:
— Бог, Он любить все люди.
— Не слишком-то Он разборчив, — заметил Барт, примерив сказанное к себе. — А это еще что?
Майк раздавал буклеты всем присутствующим. Эме перелистала свой.
— Он мормон, Барт. Хочет обратить вас в свою веру.
— Oh, boy! Надо сказать ему, что я уже обращен.
Он ткнул себя в грудь с самым убежденным видом:
— I am mormon, старик. Можешь не трудиться.
— Все люди есть брат, — начал Майк, обращаясь к двум сестрам. — Бог, Он любить все люди.
— Точно, — согласился Барт. — А ты, ты любишь тапенаду?
— Do you like the tapenade? — перевела Моргана.
Глава десятая,
что значит давать
Ученики выпускного класса не питали к Симеону особой симпатии. Им, как и многим другим, было как-то неуютно с не по годам умным мальчиком. Но когда на него обрушилась беда, они всем классом принялись помогать ему с учебой. Так что Барт без конца курсировал между Св. Клотильдой и Св. Антуаном, не сомневаясь, что теперь-то уж место в раю ему обеспечено. Он относил учителям письменные работы, которые Симеон выполнял лежа на больничной койке, а ему приносил ксерокопии заданий и конспекты уроков, составленные одноклассниками. В этот день директор, г-н Филипп, лично вручил Бартельми проверенные работы его младшего брата.
Молодой человек теперь уже был своим в клинике Сент-Антуан. Когда он появлялся в отделении Мойвуазена, сестры и санитарки приветствовали его веселым «Как жизнь, Барт?». Поначалу они посмеивались у него за спиной над его развинченной походкой и странными манерами. Но поскольку Барт не стеснялся быть таким как есть, все привыкли к нему и смеялись вместе с ним.
В 117-й палате Симеон ждал старшего брата. Он ждал его ночью, когда только приглушенный свет дежурной лампочки да боль составляли ему компанию. Ждал утром, не решаясь повернуться на другой бок, чтобы не затошнило. Ждал в обед, когда его мутило от одного вида пищи. Барт приходил в два. Симеон собирался с духом, и до вечера ему хватало мужества читать и делать домашние задания, пока Барт щелкал пультом телевизора.
— Я тебе принес все работы с оценками, — сказал Барт, входя в палату. — Плохо дело. По философии у тебя всего лишь 17. По математике и физике немного получше: 20.
Он так гордился братом, что разложил работы на самом видном месте — чтобы весь персонал мог полюбоваться.
— Ты представляешь? — начал Барт, усевшись. — У меня теперь дружок американец. Он мормон. Думаю, дело идет к тому, что мы поженимся и народим кучу маленьких мормончиков. У них цель такая — плодиться и размножаться. А еще, знаешь, кто плодится и размножается? Моя соседка сверху…
Бартельми был единственным, кто не обращал никакого внимания на состояние Симеона и мог битый час рассказывать ему всякие глупости. Это слегка опьяняло и очень успокаивало.
— Расскажи, как там сестры, — попросил Симеон.
— Ах да! С ними проблема, — вспомнил Барт. — Я обещал привести их повидаться с тобой.
— Запрещено, — с сожалением сказал Симеон.
Барт надул губы. Запретами его было не удивить.
— Погоди, вот потолкую с Жоффре.
Как только представился случай, Барт ухватил Жоффре за ворот халата. Молодой врач силился убедить себя, что Бартельми просто смешон, но на самом деле ему было очень не по себе рядом с ним.
— Нет-нет, — отбивался он. — Пять и восемь лет — нет, никак нельзя.
— Да ладно, ну будь лапочкой, — упрашивал Барт, разглаживая ворот его халата. — Всего на пять минут. Они хотят видеть Симеона. Посмотрят, и все. Мойвуазен и не узнает, мы потихоньку. Мария согласилась покараулить в коридоре. Если появится Мойвуазен, она будет насвистывать «Братца Якова». Она здорово свистит, я слышал. Я бы предпочел, чтобы она свистела «Отец нашел мне муженька», но она эту песню не знает.
Жоффре отмахивался от Барта, повторяя: «Нет, нет», и голова у него шла кругом.
— Пять минут. Ну на пять минут-то можно, а? Лучше всего часов в шесть, когда кончается время посещений. Спасибо, Жоффре.
— Нет, я же…
— Я тебя отблагодарю как-нибудь. Кстати, если любишь тапенаду, ты только скажи. У меня ее полный холодильник.
Прежде чем покинуть клинику, Барт приоткрыл дверь 117-й палаты.
— Договорился, — небрежно бросил он.
В клинику Сент-Антуан девочки входили в радостном возбуждении. Словно они шли в гости на день рождения. Венеция нарядилась в ярко-розовое, а-ля Барби. Она нарисовала Симеону три сердца. Моргана купила любимые пирожные брата. Барт объяснил им, что есть один доктор, профессор Мойвуазен, у которого аллергия на маленьких девочек, и надо не попасться ему на глаза. И на каждом шагу, завидев очередного человека в белом халате, девочки хихикали:
— Это он? Это он?
На самом деле Барту было не до смеха, потому что профессор Мойвуазен внушал ему прямо-таки панический страх. У него было такое ощущение, что судьба всех Морлеванов находится в руках этого человека. Наверное, из-за того, что это он лечил Симеона.
В коридоре девочек поджидали санитарка Мария и медсестра Эвелина.
— Ой, какая лапочка! — умилилась Мария при виде Венеции. — Ну прямо ваша копия, Барт.
— Лапочка, лапочка, — подтвердил Барт. — Ну хорошо. Вы, Мария, стойте здесь. Эвелина — в другом конце коридора. Эвелина, вы умеете свистеть «Отец нашел мне муженька»? Нет? Ну ничего. Пошли, девочки!
Он подтолкнул сестер к двери с номером 117 и с замиранием сердца вошел вслед за ними. Первым побуждением Венеции и Морганы было броситься брату на шею, но их пригвоздил к месту даже не приказ Барта: «Никаких поцелуев!» — а вид безвольно лежащего на кровати Симеона.
