Патриция Хайсмит - Талантливый мистер Рипли
Дикки внимательно посмотрел на него, вынул изо рта кривой бычок, оставшийся от итальянской сигареты, которую курил, и открыл пачку “Лаки страйк”.
– Может, тот парень, с которым ты говорил, сам накачался наркотиками?
– Ты в последние время такой осторожный, аж противно, – рассмеялся Том. – Куда девалась твоя решительность? Похоже, просто мне не веришь. Пошли, покажу того человека. Он ждет меня у Джордже. Его зовут Карло.
Дикки не двинулся с места.
– Тот, кто предлагает такую работенку, никогда не станет раскрывать все карты. Возможно, им и в самом деле нужно отправить парочку бандюг из Триеста в Париж, но я не понимаю зачем.
– Хочешь, пойдем вместе, поговорим с ним. Если ты мне не веришь, хоть поглядишь на него.
– Само собой. – Дикки вдруг встал. – Я даже считаю это своим долгом, раз мне предлагают сто тысяч лир.
Прежде чем выйти из мастерской вслед за Томом, Дикки закрыл томик стихов, лежавший переплетом вверх на кушетке. У Мардж было много стихотворных сборников. В последнее время Дикки пристрастился к их чтению.
Тот человек сидел за столиком в углу бара Джордже, там же, где его оставил Том. Том улыбнулся и кивнул:
– Привет, Карло! Posso sedermi? [7]
– Si, si [8], – ответил итальянец, указав на стулья вокруг столика.
– Это мой приятель, – старательно выговорил Том по-итальянски. – Он хочет знать, с работой все в порядке? Все точно насчет этой поездки по железной дороге?
Том наблюдал, как итальянец смерил взглядом Дикки с головы до ног, и молниеносно раскусил его. Это было просто поразительно: темные, жесткие, как мозоли, глаза итальянца не выразили ничего, кроме вежливого интереса, но за долю секунды он, казалось, сумел вобрать в себя оценить подозрительное, несмотря на легкую улыбку, выражение лица Дикки, его загар, какой можно приобрести, лишь лежа месяцами на пляже, его поношенные тряпки итальянского производства и американские кольца.
Улыбка раздвинула бесцветные вялые губы итальянца, и он глянул на Тома.
– Allora? [9] – поторопил с ответом сгоравший от нетерпения Том.
Итальянец поднял рюмку сладкого мартини и выпил.
– С работой-то все точно. Только, думаю, твой дружок для нее не годится.
Том посмотрел на Дикки. Тот наблюдал за итальянцем настороженно, с тою же неопределенной улыбкой, которая вдруг показалась Тому презрительной.
– Ну ладно. По крайней мере, ты убедился, что я тебе не соврал, – сказал Том.
Дикки хмыкнул, все еще уставившись на незнакомца, как будто перед ним было вызывавшее любопытство животное, которое он мог бы и убить, если б принял такое решение.
Дикки мог свободно поговорить с Карло по-итальянски, но не произнес ни слова. Три недели назад, подумал Том, Дикки подхватил бы эту идею. Он бы не сидел тут словно провокатор или полицейский сыщик в ожидании подкрепления, чтобы арестовать Карло.
– Ну, – сказал наконец Том, – так ты мне веришь?
Дикки глянул на него:
– Насчет работы? Почем мне знать?
Том выжидательно посмотрел на итальянца.
Тот пожал плечами.
– По-моему, говорить больше не о чем, – сказал он по-итальянски.
– Не о чем, – согласился Том.
Его трясло от ярости. Черт бы побрал этого Дикки! А тот переводил взгляд с грязных ногтей итальянца на грязный воротник его рубашки, на темное некрасивое лицо, свежевыбритое, по давно не мытое: места, где только что была щетина, гораздо светлее, чем кожа над и под ними. Но в темных, холодно-благожелательных глазах итальянца было больше силы, чем в глазах Дикки. А Том, наглухо запертый в самом себе, не сумел бы выразить того, что хочет, по-итальянски, хотя ему было что сказать и Дикки и Карло.
– Niente, grazie [10], Берто, – спокойно сказал Дикки официанту, который подошел принять заказ. Он посмотрел на Тома: – Пошли?
Том вскочил так резко, что его стул опрокинулся. Он поднял его и кивком попрощался с итальянцем. Чувствуя себя обязанным извиниться перед ним, он был не в состоянии произнести даже обычные слова прощания. Итальянец тоже кивнул и улыбнулся. Следом за Дикки, за его длинными ногами в белых брюках, Том вышел из бара. На улице Том сказал:
– Я хотел, чтобы ты, по крайней мере, убедился: я тебе не врал. Надеюсь, убедился.
– Правильно, ты мне не врал, – сказал Дикки улыбаясь. – Скажи, что с тобой случилось?
– Нет, это ты скажи, что с тобой случилось, – набросился на него Том.
– Этот человек – проходимец. Ты это хотел от меня услышать? Ну вот, пожалуйста!
– И ты считаешь это достаточным, чтобы задирать перед ним нос? Что плохого он сделал лично тебе?
– А по-твоему, я должен ему в ножки поклониться? Я навидался всяких проходимцев. Этот городок кишмя кишит ими. – Дикки нахмурил свои светлые брови. – Нет, ты скажи, черт побери, что с тобой случилось? Ты хочешь принять это дурацкое предложение? Успеха тебе!
– Теперь уж не смогу, даже если б захотел. Ты все испортил.
Дикки остановился посреди дороги, посмотрел на Тома. Они спорили так громко, что редкие прохожие оглядывались на них.
– Получилось бы забавное приключение, – сказал Том, – по ты предпочел посмотреть с другой стороны. Месяц назад, когда мы ездили в Рим, ты сам считал что-то в этом роде забавным приключением.
– Ой, нет. – Дикки покачал головой. – Ты что-то путаешь.
Для Тома было мучительным и крушение его планов, II неспособность выразить свои мысли и чувства. Мучительно было и то, что на них оглядывались. Том заставил себя продолжить путь. Сначала шел напряженными мелкими шажками, пока не удостоверился, что Дикки идет вместе с ним. Лицо у Дикки было озадаченное и недоумевающее, а озадачен он был его, Тома, отношением к происшедшему. Том жаждал объясниться, жаждал пробиться к сознанию Дикки так, чтобы тот понял его и они снова стали бы чувствовать одинаково. Месяц назад они с Дикки чувствовали одинаково.
– Ты все испортил, – повторил Том. – Незачем было вести себя так. Этот парень не сделал тебе ничего плохого.
– По виду он настоящий проходимец, – возразил Дикки. – Если он тебе так нравится, ради бога, вернись к нему! Ты вовсе не обязан поступать так, как поступаю я.
Теперь остановился Том. Ему вдруг захотелось и вправду вернуться, необязательно к итальянцу. Главное – расстаться с Дикки. Потом напряжение внезапно отпустило. Плечи, заныв, расслабились, он часто задышал ртом. Сейчас он скажет:
“Ладно, Дикки, все в порядке” – помирится с ним, заставит его забыть эту историю. Но слова застряли в горле. Том не мог оторвать взгляда от голубых глаз Дикки под все еще нахмуренными, выгоревшими до белизны бровями. Глаза были блестящими и ничего не выражали. Просто два маленьких кусочка голубого студня с черной точкой посредине. Равнодушные, не выказывающие никакого отношения к нему, Тому. Говорят, глаза – зеркало души, в них отражается любовь. Только через глаза можно заглянуть в душу человека и увидеть, что на самом деле в ней происходит. А в глазах Дикки Том увидел сейчас не больше, чем если бы взглянул на жесткую, бесчувственную поверхность зеркала. У Тома заныло в груди, и он закрыл лицо руками. Как будто кто-то вдруг похитил у него Дикки.
Нет, они не были приятелями. Они совсем не знали друг друга. Эта мысль поразила Тома, как ужасная истина, верная на все времена, верная для всех людей, которых он знал в прошлом и которых узнает в будущем. Все они какое-то мгновение вот так стояли или будут стоять перед ним, “ он снова и снова убеждался и будет убеждаться, что никогда не знал и не узнает их, а хуже всего – что он всегда какое-то время будет заблуждаться, думая, будто знает их и будто между ними и им существует полная, гармония и сходство. На миг немое потрясение, вызванное этой мыслью, показалось ему невыносимым. Это нашло на него как припадок, и он едва устоял на ногах. Слишком уж много всего на него навалилось: чужая страна, другой язык и то, что Дикки его ненавидит. Все, что его окружало, было посторонним и враждебным.
Он почувствовал, что Дикки пытается оторвать его руки от лица.
– Что с тобой случилось? – спросил Дикки. – Этот тип дал тебе наркотик?
– Нет.
– Ты уверен? Может быть, подсыпал в коктейль?
– Нет. – Первые капли вечернего дождя упали Тому на голову. Послышались раскаты грома, Небо тоже было враждебным. – Я хочу умереть, – вполголоса сказал Том.
Дикки потянул его за руку. Том споткнулся о порог. Они очутились в маленьком баре напротив почты. Дикки заказал бренди, уточнил: итальянского бренди, считая, очевидно, что французского Том недостоин. Том выпил три рюмки этого сладковатого, отдающего лекарством поила. Он и выпил это как лекарство, как волшебное снадобье, которое вернет его к тому, что, по свидетельству его мозга, являлось реальной действительностью: к запаху сигареты в руке Дикки, к причудливой текстуре дерева под его пальцами, из которого сделана стойка бара, к ощущению давления на желудок, будто кто-то приставил кулак к пупку и крепко нажимает на него, к четкому предощущению долгого пути наверх по крутым ступеням отсюда до дома, к тупой боли в икрах, которую он почувствует после этого.
