Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел
– Вон они ходят! — внезапно крикнул Юджин.— Как будто они не знают про это!
— Люк,— сказал Гарри Тагмен, отрываясь от газеты, мне было очень грустно узнать про Бена. Он был чудесный парень.— И он снова занялся чтением.
— Черт побери! — сказал Юджин.— А мы и не знали!
И он разразился неудержимым всхлипывающим смехом, который рвался из него со свирепой яростью. «Конь» Хайнс хитро посмотрел на него. А потом опять занялся своей газетой.
Братья вышли из закусочной и направились домой среди утреннего оживления. Сознание Юджина продолжало возиться с пустяками. На улицах слышалось морозное потрескивание и грохот жизни: хищное дребезжание колес, скрип ставен; перламутровое небо приобрело холодный розовый оттенок. На площади вожатые стояли среди своих трамваев, громко болтая в клубах пара. В «Диксиленде» была атмосфера изнеможения, нервного истощения. Дом спал; на ногах была одна Элиза, зато в ее плите потрескивал яркий огонь и она была полна деловитости.
— Теперь, дети, ложитесь спать. Нам всем предстстоит много работы днем.
Люк и Юджин пошли в большую столовую, которук Элиза превратила в спальню.
— Будь я п-п-проклят, если буду теперь спать наверху,— сердито сказал моряк.— После этого — ни за что!
— Пф! — сказала Элиза.— Это только суеверие. Меня бы это ничуть не испугало.
Братья проспали тяжелым сном до полудня. После этого они пошли к «Коню» Хайнсу. Он сидел, удобно задрав ноги на письменный стол, в своей маленькой темной конторе, пропахшей папоротниками, ладаном и старыми гвоздиками.
Когда они вошли, он поспешно встал, затрещав накрахмаленной жесткой рубашкой, и торжественно зашуршал черным сюртуком. Потом он заговорил с ними приглушенным голосом, слегка наклонившись вперед.
Как похож на Смерть этот человек (думал Юджин). Он думал о страшных тайнах похорон — темный вурдалакский ритуал, непотребное сопричащение с мертвым, пронизанное черным колдовством. Где чан, куда они выбрасывают части? Поблизости есть ресторан. Потом он взял протянутую ему холодную немощную руку с веснушками на тыльной стороне ладони, и ему показалось, что он коснулся чего-то набальзамированного. Гробовщик держался не так, как утром: манеры его стали официальными, профессиональными. Он был бдительным распорядителем их горя, опытным конферансье. Он тонко дал им почувствовать, что в смерти есть порядок и декорум, что надо соблюдать траурный ритуал. Это произвело на них впечатление.
— Мы решили, что нам с-с-следует сначала п-п-поговорить с вами, мистер Хайнс, по поводу г-г-гроба,— нервно прошептал Люк.— Мы хотим спросить вашего совета. Помогите нам выбрать что нибудь подходящее.
«Конь» Хайнс одобрительно и достойно кивнул. Потом он мягко провел их в большую темную комнату с натертым полом, где в густом мертвом запахе дерева и бархата стояли на подставках с колесиками роскошные гроба, тая гордую угрозу.
Ну, — сказал «Конь» Хайнс негромко,— я знаю, что ваша семья не хочет ничею дешевого.
Да, сэр,— решительно сказал моряк,— мы хотим с-с-самое лучшее, что у вас есть.
Эти похороны представляют для меня личный интерес,— сказал «Конь» Хайнс с мягким чувством.— Я знаю семейства Гантов и Пентлендов больше тридцати лет. Я вел дела с вашим отиом почти двадцать лет.
А я х-х-хочу сказать вам от имени семьи, мистер Хайнс, что мы очень ц-ценим ваше отношение,— сказал Люк очень убедительно.
Ему это нравится, думал Юджин, любовь всего мира. Он должен добиваться ее во что бы то ни стало.
— Ваш отец,— продолжал «Конь» Хайнс,— один из старейших и наиболее уважаемых коммерсантов в городе. А семья Пентлендов — одна из наиболее богатых и видных.
На мгновение Юджин зажегся гордостью.
— Вам не годится что-нибудь поддельное. Это я знаю. Вам надо что-нибудь в лучшем вкусе и благородное. Верно?
Люк энергично кивнул.
— Да, мы именно так к этому относимся, мистер Xайнс. Нам нужно-лучшее, что у вас есть. Раз дело касается Бена, м-м-мы не экономим,— гордо сказал он.
— Ну, в таком случае,— сказал «Конь» Хайнс,— скажу вам свое честное мнение. Я мог бы отдать вам вот этот по дешевке.— Он положил руку на один из гробов.— Но это не то, что вам нужно. Конечно,— сказал он,— он не плох за такую цену. Он стоит этих денег. Он послужит хорошо, будьте уверены. Он окупит свою стоимость…
Вот это мысль, подумал Юджин.
Они все хороши, Люк. Ни одного плохого у меня нет. Ho…
Нам нужно что-нибудь п-п-получше,— убедительно сказал Люк.— Ты согласен, Джин? — спросил он Юджина.
Да,— сказал Юджин.
Ну,— сказал «Конь» Хайнс,— я могу предложить вам вот этот.— Он указал на самый пышный гроб в комнате.— Лучше не бывает, Люк. Это высший класс. Он стоит тех денег, какие я за него прошу.
Ладно,— сказал Люк. — Тут вы судья. Если этот самый л-л-лучший, мы возьмем его.
Нет, нет, думал Юджин. Не перебивай его. Пусть продолжает.
Но,— безжалостно сказал «Конь» Хайнс,— вам не обязательно брать и этот. Ведь вы ищете, Люк, благородство и простоту. Верно?
Да,— сказал моряк покорно.— Вы совершенно правы, мистер Хайнс.
Вот теперь он развернется, думал Юджин. Этот человек извлекает радость из своего дела.
В таком случае,— сказал «Конь» Хайнс решительно,— я хочу предложить вам, мальчики, вот этот.— Он любовно положил руку на красивый гроб, около ко
рого стоял.
Он не слишком невзрачен и не слишком затейлив. Он прост и в лучшем вкусе. Серебряные ручки и вот серебряная табличка для имени. Здесь вы не ошибетесь. Это выгодная покупка. Окупите свои деньги полностью.
Они обошли вокруг гроба, взыскательно его осматривая.
Немного погодя Люк нервно сказал:
Сколько он с-с-стоит?
Продажная цена четыреста пятьдесят долларов, – сказал «Конь» Хайнс,— но,— добавил он, после недолгих темных размышлений,— вот что я сделаю. Мы с вашим отцом старые друзья. Из уважения к вашей семье я отдам его вам за триста семьдесят пять долларов.
— Что ты скажешь, Джин? — спросил моряк.— Как он тебе кажется?
Покупайте рождественские подарки заранее.
— Да,— сказал Юджин,— давай возьмем его. Жаль, что он не другого цвета. Я не люблю черный,— добавил он. – Нет ли у вас другого цвета?
«Конь» Хайнс поглядел на него.
Цвет обязательно черный,— сказал он.
Затем, помолчав, добавил:
Не хотите ли взглянуть на тело, мальчики?
Да,— сказали они.
Он на цыпочках провел их по проходу между рядами гробов и открыл дверь в заднюю комнату. Там было темно. Они вошли и остановились, затаив дыхание. «Конь» Хайнс зажег свет и закрыл дверь.
Бен, одетый в свой лучший темно-серый костюм, лежал в окостенелом спокойствии на столе. Его руки, холодные и белые, с чистыми сухими ногтями, слегка сморщенные, как старые яблоки, были скрещены на животе. Он был гладко выбрит и безукоризненно причесан. Запившая голова была резко вздернута кверху, на лице жуткая подделка улыбки; ноздри поддерживались кусочками воска, между холодными твердыми губами был приложен восковой валик. Рот был закрыт и чуть вздут. Он выглядел более пухлым, чем при жизни.
В комнате стоял слабый сладковато-липкий запах.
Моряк смотрел суеверным нервным взглядом и собирая морщины на лбу. Потом он прошептал Юджину:
— По-видимому, это д-действительно Бен.
