Харуки Мураками - Хроники Заводной Птицы
Ветеринар был озадачен («Почему они оставили в живых пленного с номером четыре?»), но решил больше ни о чем не спрашивать. Лейтенант достал еще сигарету, закурил и предложил доктору. Тот молча взял ее, сунул в рот, зажег свою спичку. Руки не дрожали, но словно онемели — как будто он пытался чиркать спичкой, не снимая толстых перчаток.
— Эти парни — из офицерского училища армии Маньчжоу-го, курсанты. Не захотели защищать Синьцзин, вчера ночью убили двух инструкторов-японцев и решили удрать. Их обнаружили во время ночной облавы, четверых застрелили на месте, еще четверых поймали. Только двое ушли — темнота помогла. — Лейтенант потер ладонью заросшую щеку. — Бейсболистами нарядились. Подумали, что в военной форме их сразу схватят как дезертиров. А может, коммунистов боялись, не хотели попасть к ним в руки в форме Маньчжоу-го. Короче, в казармах, кроме формы бейсбольной команды училища, больше не во что было переодеться. Вот они ее и нацепили, таблички с именами оторвали и пустились в бега. Между прочим, у них очень сильная команда была. Даже ездили играть на Тайвань, в Корею. А этот, — лейтенант ткнул пальцем в сторону привязанного к дереву китайца, — капитан команды, отбивающий. Думаю, что он-то и был у них заводилой, организовал побег. Уложил наповал битой двух инструкторов. Они знали, что в казармах неспокойно, и решили оружия курсантам не раздавать, ждать до последнего. А про бейсбольные биты забыли. Он им раскроил голову — раз! два! — и оба на том свете. Два хоум-рана подряд! Вот этой самой битой.
Лейтенант попросил у капрала биту и передал ее ветеринару. Тот взял ее обеими руками и поднял на уровень глаз, точно примериваясь для удара. Обыкновенная бита, сделана так себе, в общем — грубая работа. Тяжелая, много повидавшая штуковина. Рукоятка почернела от пота. Никогда не скажешь, что совсем недавно этой штукой убили двух человек. Подержав биту в руках, ощутив ее тяжесть, доктор вернул ее лейтенанту, который привычным движением сделал несколько замахов, имитируя удар.
— Вы играете в бейсбол, доктор?
— В детстве часто играл.
— А сейчас?
— Сейчас — нет. — Ветеринар чуть было не спросил: «А вы, лейтенант?» — но спохватился и промолчал.
— У меня приказ: прикончить его этой же битой, — сухо проговорил офицер, постукивая битой по земле у себя под ногами. — Око за око, зуб за зуб. Только между нами: меня от этого приказа воротит. Ну уложим мы их всех сегодня, а что дальше? Самолетов у нас не осталось, кораблей тоже, самые лучшие части полегли. На Хиросиму сбросили какую-то специальную новую бомбу, и от города вмиг ничего не осталось. Из Маньчжурии нас выпрут со дня на день или всех перебьют, и Китай опять будет китайским. Сколько уже мы китайцев на тот свет отправили, еще несколько трупов ничего не изменят. Но приказ есть приказ. Я солдат и должен подчиняться приказам. Порешили тигров и леопардов, а сегодня настала очередь этих парней. Смотрите хорошенько, доктор. Вот еще как можно умереть. Вы врач, режущие инструменты, кровь, кишки, должно быть, вам не в диковинку. Но видели вы, как человека убивают бейсбольной битой? Нет, наверное.
Он приказал капралу подвести номер 4, отбивающего, к краю ямы. Ему снова связали руки за спиной, завязали глаза и поставили на колени. Китаец был высок и крепок, с мощными руками — у обычного человека ляжка толщиной с его руку. Лейтенант подозвал молодого солдата и вручил ему биту со словами:
— Убей его этой штукой.
Солдат вытянулся перед офицером, козырнул и взял биту, но так и застыл с нею в руках, как парализованный.
Похоже, до него не доходило, что это такое — убить китайца битой.
— Тебе в бейсбол играть приходилось? — спросил лейтенант солдата (того самого, кому потом надсмотрщик раскроит лопатой голову на шахте под Иркутском).
— Никак нет, — громко ответил солдат. И в деревушке на Хоккайдо, где он родился, и в Маньчжурии, в поселке, где вырос, была такая бедность, что ни одна семья не могла себе позволить такую роскошь, как мячи или биты для бейсбола. В детстве он носился по полям, бился на палках с другими мальчишками, воображая себя самураем, ловил стрекоз. В бейсбол не только никогда не играл, но даже ни разу не видел этой игры и биту, естественно, держал в руках в первый раз в жизни.
Лейтенант показал ему правильный хват, объяснил, как надо бить, показал несколько раз.
— Понял? Самое главное — поворот поясницы, — проговорил он сквозь зубы. — Когда замахиваешься, отводишь корпус назад. Поворачиваешь таз, и корпус идет в ту же сторону. Бита пошла, пошла… вот так, из-за спины. Понимаешь? Не думай все время о замахе, если будут работать только руки, замах слабый получится. Корпусом работай, не руками.
Вряд ли солдат все понял в объяснениях лейтенанта, но все же снял, как было приказано, тяжелую амуницию и стал отрабатывать замах. Все наблюдали за ним, а лейтенант поправлял, водя, когда надо, его руками. Он оказался отличным учителем. И хотя двигался солдат довольно неуклюже, бита в его руках уже со свистом рассекала воздух. Руки у него были крепкие — недаром он с самого детства каждый день работал на ферме.
— Ладно, сойдет, — сказал лейтенант, вытирая пилоткой пот со лба. — Давай, постарайся сразу, одним ударом… Чтоб не мучился.
Ему хотелось сказать: «У меня тоже нет никакого желания это делать. Человека битой убивать… Как такое в голову могло прийти!» Но разве может офицер сказать такое подчиненному?
Солдат подошел сзади к стоявшему на коленях с завязанными глазами китайцу и занес биту у него над головой. В этот миг блеснули слепящие лучи заходящего солнца, и от биты на землю упала вытянутая раздутая тень. «Это невероятно! — мелькнуло в голове ветврача. — Прав лейтенант: я никогда не видел, чтобы человека убивали бейсбольной битой». Солдат долго держал биту на весу. Доктор заметил, как она дрожит в его руках.
Лейтенант кивком подал сигнал солдату. Тот замахнулся, сделал глубокий вдох и изо всех сил ударил сзади китайца по голове. Удар получился на удивление точным — солдат резко развернулся, и он пришелся позади уха, как раз тем местом биты, где стояло фабричное клеймо. Бита сделала свое дело — послушался тупой хруст раздробленных костей. Китаец даже не вскрикнул. Застыл на мгновение в какой-то странной позе и тяжело повалился вперед. Из уха хлынула кровь. Он лежал, уткнувшись щекой в землю, и не двигался. Лейтенант посмотрел на часы. Молодой солдат, не выпуская биты из рук, с открытым ртом уставился в пространство.
Лейтенант был человек осторожный. Подождав минуту и убедившись, что китаец не шевелится, он обратился к ветеринару:
