Генри Лоусон - Рассказы • Девяностые годы
Марианский поднял шум вокруг теллуристого золота. Это он привлек внимание к богатым теллуристым рудам Калгурли, имеющим, по его мнению, огромную ценность. Рассказывали, что он прямо-таки плясал от восторга, когда осматривал пласты рудника Калгурли, залегающие на глубине ста футов. Он заявил, что ничего равного этому нет и в рудниках Колорадо.
А на рудниках Австралия и Калгурли теллуристые руды выбрасывались в отвалы. Их принимали за пириты. Какой-то старатель, застолбивший себе там участок, кипятил котелок над очагом, сложенном из кусков этой руды, и обнаружил, что под действием огня на поверхности руды выступило золото. Он и его напарник не стали терять времени даром.
Теллуристые руды, предрекали многие, спасут Калгурли. Наступит новая эра процветания. Правда, предстояло еще решить ряд проблем переработки этих руд. От этого зависело будущее золотодобывающей промышленности. Марианский и большинство иностранных металлургов утверждали, что эти проблемы могут быть и будут разрешены в самом непродолжительном времени. Почти во всех больших рудниках прииска, заявляли они, под окисленными рудами верхних пластов, на глубине двухсот — трехсот футов залегают сернисто-теллуристые руды.
Динни сам беседовал об этом с Марианским.
— Никаких тугоплавких минералов нет в этих рудах, — объяснил Марианский Динни. — Порода состоит из золота, серебра, теллура, железа и серы. При обжиге теллур выгорает вместе с серой, после чего золото извлекают путем амальгамации или цианирования. Основную массу золота можно извлечь, не прибегая даже к цианированию. Наибольшее затруднение представляет извлечение золота из шламов. Применение фильтр-прессов дает возможность отделять золото от более крупных частиц измельченной руды и должно произвести переворот в золотодобывающей промышленности. Таким образом, остается только разрешить задачу извлечения остатков золота из шламов.
Несмотря на застой в делах и растущую неуверенность в завтрашнем дне, все те, кто открывали когда-то эти прииски и содействовали расцвету города, не падали духом; они верили в будущее приисков и не теряли надежды, что скрытые глубоко под землей богатства будут извлечены на поверхность, когда вкладчики преодолеют свое недоверие, а финансовые и промышленные воротилы примирятся с тем, что им не удалось прикарманить себе все россыпное золото страны.
Итак, застой застоем, а население Калгурли готовилось к скачкам. Из окрестных лагерей старатели и рудокопы стекались на розыгрыш кубка Калгурли. Глядя на веселую, праздничную толпу, трудно было поверить, что приискам грозит кризис, заработки падают и рудники закрываются один за другим.
Толпа мужчин, женщин и детей заполнила ипподром; многие прихватили с собой фляжки с холодным чаем и корзинки с едой. Коляски, пролетки, двуколки вереницей мчались по пыльной дороге. Появление мужчин в белых костюмах и женщин, похожих на модные картинки, свидетельствовало о том, что высшее общество приисков решило почтить скачки своим присутствием. Эти зрители занимали платные места на трибуне. А за оградой целыми семьями расположились те, кому не по карману было платить за вход. Здесь игроки в три листика уже собирали вокруг себя охотников попытать счастья, и толпа веселилась, наблюдая за их проделками и слушая, как они перебрасываются жаргонными словечками.
Моррис настоял на том, чтобы пойти на трибуну. Он любил поиграть на скачках и обычно все время вертелся около букмекеров, но на этот раз Салли согласилась его сопровождать, и он был чрезвычайно этим доволен. Они вышли из дома в приподнятом настроении, Моррис — потому, что предвкушал азарт игры, Салли — потому, что на ней было новое платье.
Это платье сшила для нее Мари — зеленое батистовое, с тугим лифом и пышной, отделанной бледно-розовым рюшем юбкой, — и оно очень шло Салли. Правда, новый корсет, который Мари заставила ее надеть, был немного тесен, но какое это имело значение! Шляпку ей тоже соорудила Мари: уложила веночек из роз поверх старой выгоревшей соломки, и получилось очень нарядно.
Все жены рудокопов постарались явиться на скачки в обновках, но Салли так давно ничего себе не шила, что ей было даже как-то не по себе оттого, что она так разрядилась. Впрочем, когда Мари воскликнула: «Ты выглядишь прелестно, дорогая!» — это ее немножко подбодрило. Сама Мари была в старом переделанном платье, так как Жан потерял работу, когда закрылся Объединенный, и им теперь приходилось туго. Тем не менее Мари, как всегда, выглядела очень свеженькой и элегантной в своем зеленом фуляровом платье и черной шляпке с длинной зеленой лентой, падавшей вдоль спины на фасон «Чарли, за мной!».
Дети остались дома с Калгурлой; Лора уже несколько дней назад забегала узнать, не присмотрит ли Каргурла и за ее Эми.
— У меня нет никакой охоты идти на эти скачки, — сказала Лора, — но Олф считает, что нам необходимо показываться в обществе. Иначе будут думать, что у нас по-прежнему плохи дела. Олф должен встречаться с другими управляющими; нужно, чтобы они знали, как хорошо он наладил дело на Золотом Пере.
На душе у Лоры было невесело. Она по-прежнему очень тревожилась за мужа.
— Он так устает, — говорила она Салли. — Работает за троих. И что-то его угнетает. А что — не знаю, он не говорит мне. Хоть бы только он не остался опять без работы!
Салли и Мари уселись на трибуне, а их мужья направились к стоявшей в стороне группе каучуковых деревьев, под сенью которых расположились букмекеры. Хорошо известные всем «жучки» с Пертского ипподрома, как всегда, приехали на скачки. Они так шумели и галдели, выкликая ставки, что почти заглушали оркестр, игравший популярные песенки. Занятно было разглядывать толпу, разгуливавшую по выжженной солнцем траве: старатели в молескиновых штанах, с побуревшими от пыли лицами под обвисшими полями старых фетровых шляп; местные щеголи, разрядившиеся по случаю праздника в дешевые новенькие костюмы и соломенные шляпы; промышленники и директора банков в белых полотняных костюмах или фланелевых брюках с красными поясами.
Порой над этой разношерстной толпой возникала чья-нибудь величественная голова, украшенная соломенной шляпой или панамой или даже пробковым шлемом типа «Стенли в дебрях Африки», и тут же можно было увидеть туземца с остатками роскошного европейского головного убора на макушке. Жены и дочери управляющих рудниками, лавочников, трактирщиков, рудокопов оживляли толпу своими пестрыми шляпками и пышными юбками, а какая-нибудь хорошенькая официантка из ресторана неизменно вызывала одобрительные возгласы своим ультрашикарным нарядом.
На этот раз сенсацию произвела мадам Малон. Она появилась на ипподроме в парижском туалете из серого шифона, расшитом серебряными блестками и обтягивавшем ее фигуру, как перчатка. Блестки сверкали и переливались при каждом движении, но еще более ослепительно сверкали бриллиантовые серьги, браслеты и брошь… Однако Лили, не обращая ни на кого внимания, болтала все время с Бертой, Белл и Ниной.
Салли и Мари побаивались немножко чересчур восторженных приветствий со стороны мадам Малон в присутствии их мужей, что неминуемо должно было повлечь за собой довольно щекотливые объяснения, которых им так долго удавалось избегать. Но Лили только раз взглянула в их сторону, улыбнулась и кончиками пальцев, затянутых в голубовато-серую лайковую перчатку, послала им воздушный поцелуй. Лора, сидевшая с миссис Финнерти и с кем-то из жен управляющих, вскочила и направилась к Салли и Мари:
— Все, решительно все, шокированы поведением этой женщины! Ни для кого не секрет, что еще не так давно она была девицей из заведения мадам Марсель. А теперь некоторые из жен управляющих вынуждены встречаться с ней на обедах у Малона. Ведь он миллионер и скупает здесь все рудники, один за другим, а она, говорят, вертит им как хочет.
— Нелегкая работа, принимая во внимание его толщину, — заметила Салли.
— О да, — согласилась Лора. — И зачем только этот Малон купил Мидас! Мистер де Морфэ говорит, что Лили заставила бы мужа принять Олфа обратно, расскажи я ей только, какой это был удар для Олфа, когда его уволили с рудника. Но разве я могла это сделать? Не могла же я просить об одолжении эту особу!
— А почему бы нет? — спросила Мари. — Я бы так и сделала на твоем месте — ради Олфа…
— Ну, а я не могу, вот и все, — сердито отрезала Лора и вернулась на свое место рядом с миссис Финнерти.
Когда Жан Робийяр увел жену, чтобы познакомить ее с одним французом-металлургом, недавно приехавшим в Калгурли, Салли встала и не спеша направилась к стоявшему в стороне дереву, у которого она договорилась встретиться с Моррисом, чтобы позавтракать вместе.
Она стояла под деревом, поджидая Морриса, когда мимо прошел Фриско с высокой красивой девушкой. Сердце Салли забилось, хотя Фриско стал для нее теперь почти чужим. Мистер де Морфэ, в белом костюме и дорогой панаме, казался таким же веселым и беспечно-самодовольным, как в те дни, когда он только что вернулся из своего путешествия. Салли слышала, что он едва не попал за решетку за свои связи с какой-то жульнической английской компанией, но это, по-видимому, нисколько на нем не отразилось. Глядя на него, трудно было поверить и тому, что он много денег потерял на бирже. Он держался так же уверенно и непринужденно, как всегда. Спутница Фриско оглянулась и стремительно направилась к Салли.
