Сергей Алексеев - Дождь из высоких облаков
– Есть...
– Придет и уберет.
Он замахал вялой рукой:
– Нет... Увидит... Это несолидно... Я никогда не позволял себе опускаться... Я сэр Дюк, понимаешь?
– Ну, сейчас ты не похож ни на сэра, ни на пэра...
– В том-то и суть...
– Ладно, сам уберу! – Иван сгреб каталог с окурками и бутылки, унес в туалет. Оттуда приволок ком туалетной бумаги. – Вытирай стол!
Илья принялся размазывать пепел и коньячную лужу, Иван надел плащ.
– Ты уходишь? – заморгал Илья испуганно и беспомощно. – И оставляешь меня... в таком состоянии?
– Привыкай, не маленький. – И тут Иван плюхнулся обратно на диван. – Ё-моё... Надо же заявление писать.
– Какое заявление?
– По собственному желанию... Слово было сказано.
Илья помотал головой:
– Погоди... Ты что такое говоришь, Вань?
– Вчера на меня Крикаль наехал...
– Кто такой?
– К кому вы с Надей приходили. – Иван пошел к двери, но вернулся с новой идеей. – Илюха, а ты на работу возьмешь?
– Тебя? – наставил тот палец.
– Меня.
Илья засмеялся и погрозил ему:
– Не возьму!.. Я Надю беру! А если взять и тебя, то вы тут опять начнете! Не потерплю!
– А роман напишу – напечатаешь?
– Роман напечатаю.
– Поклянись!
– Чтоб я сдох! А про что роман?
Иван открыл дверь.
– Про Надежду!
Надежда со съемочной группой снимала сюжет в детском театре. Совсем маленькие, пяти-шести лет, дети танцевали взрослый танец. Получалось очень мило и притягивало взгляд. Оператор косился на Надежду, ждал сигнала остановить камеру, но его не было.
Дети закончили танец и встали в исходное положение, устремив взоры на своего балетмейстера. И лишь тогда Надежда подала сигнал.
Потом она брала интервью у женщины-балетмейстера.
– ...К нам приводят даже трех-четырехлетних детей, и я считаю, это оптимальный возраст для начала танцевального образования. Чувство ритма и ритмические движения, как и колыбельные песни, закладывают мироощущение. Разумеется, если эти ритмы имеют понятный, узнаваемый смысл и принадлежат к определенной этнокультуре. Языком танца можно объясняться иногда лучше, чем словом. Например, в любви, правда?.. Танцующий человек мыслит иначе, поскольку владеет не только словом, но и более выразительным инструментом, передающим чувства, – движением...
Съемочная группа ехала по Москве в микроавтобусе, шел дождь. Надя сидела возле окна, прижавшись виском к стеклу, и вспоминала еще одну встречу с Андреем.
Одетая уже по-зимнему, она обычным путем прошла мимо охранников и, оказавшись на улице, натолкнулась на знакомый синий джип, запорошенный снегом. Дверца открылась.
– Садитесь, девушка!
Пахнуло теплом, выплеснулась песня Талькова «Россия»...
Выходящие из здания люди вынуждены были огибать машину, на Надежду поглядывали с неудовольствием, но никто не роптал. Появление Андрея было столь радостным и одновременно столь внезапным событием, что все ее чувства и эмоции словно замерли, и Надя просто стояла перед раскрытой дверцей, будто забыв, что делать дальше.
В это время на служебной стоянке Иван прогревал двигатель машины и ждал Надежду. Он курил, поглядывал то на часы, то на редкую цепочку людей, появлявшихся из дверей. Заметил похожую женскую фигуру, шагнул было вперед и отступил – обознался...
Андрей смотрел на нее, улыбался, как всегда, и не торопил, угадывая ее состояние.
Надя наконец села, с трудом захлопнула широкую дверцу.
– Ты мог бы позвонить, – проговорила совсем не к месту.
– Я опоздал? – с усмешкой спросил он.
– Нет...
– Ну тогда здравствуй!
– Здравствуй, – несколько отчужденно отозвалась Надя.
– Устала?
– Есть предложение?
– Да, съездить в одно место.
– Если танцы, то мне нужно переодеться.
Он запустил двигатель.
– Нет, сегодня у нас другая программа.
– Тогда вперед.
– Почему ты не спрашиваешь, куда поедем?
Надежда устроилась поудобнее, пристегнулась ремнем.
– Это для твоей же безопасности.
Милиционер у дверей почему-то отдал честь...
Камера стояла в пустом зрительном зале, а на сцене шла рядовая, не костюмированная, репетиция мюзикла.
Надежда и режиссер сидели рядом в зале.
Оператор отснял эпизод, развернул камеру на режиссера и корреспондента. Подал знак.
Надежда говорила в микрофон:
– Мы с детства знаем прекрасную повесть Вениамина Каверина «Два капитана». Мюзикл по мотивам этого произведения – дань моде или вы угадываете зрительский интерес? Ведь речь опять идет о войне.
Режиссер выглядел несколько напряженным.
– Наш спектакль не только о войне. Прежде всего это повесть о мужестве, о долге, чести и достоинстве. Наконец, это поэма о любви. Мы хотим поговорить со зрителем о великом и вечном, о том, что не подвержено вкусам или влиянию моды. Наши актеры поют и говорят стихами, потому что только так можно выразить эти чувства и найти прямую дорогу к сердцу зрителя. Война и любовь – вещи, казалось бы, несовместимые, взаимоисключающие друг друга, но именно в их противоборстве проявляются все главные качества человеческого духа...
На последних словах режиссера камера скользнула по пустому залу к сцене, где шел кульминационный эпизод спектакля...
Надежда монтировала сюжеты для новостей и видела этот отрывок уже на мониторе. Ей что-то не нравилось в размышлениях режиссера, в словах о войне и любви; хмурясь, она снова и снова прокручивала этот отрезок.
И потом, когда она ехала в полупустой электричке и опять вспоминала ту их встречу, эти слова рефреном звучали в сознании...
Зимнее ночное шоссе укачало Надежду, и она задремала, изредка открывая глаза. Машина то поднималась в гору, то спускалась с крутого подъема, проплывали слепящие фары встречных автомобилей, мелькнул указатель – Владимирская область. Андрей сидел за рулем, будто влитой, молчал и был отчего-то неулыбчивым, сосредоточенным.
Свернули с трассы на заснеженную и пустынную дорогу, которая окончательно убаюкала Надежду.
Но едва машина остановилась, она проснулась.
У редких фонарей за окном тревожно метались снежинки, какой-то поселок в сугробах, собачий лай.
– Где мы? – спросила Надя настороженно.
– Деревня Головино, – невесело обронил Андрей. – А река, знаешь, как называется? Вольга. Все богатыри отсюда родом.
– А мы что будем здесь делать?
– Сейчас пойдем в гости.
– К кому?
– У меня друг погиб. Ликвидировали ЧП, разбирали завалы... В общем, Володьку накрыло... Здесь живут его родители.
– Какие завалы, Андрей? – испуганно спросила Надежда.
– Взрыв бытового газа, подъезд обрушился.
– А почему ты там оказался?
– Потому что работаю в МЧС.
– Теперь понятно... А это удобно – среди ночи?
