Наталья Нестерова - За стеклом (сборник)
Володя бросился в Кузьминки, по первому адресу в списке.
Дверь ему открыла старушка в платочке.
— Ивановы здесь живут? — спросил Володя.
— Здеся, — испуганно кивнула старушка.
— Где он?
— Дак кто?
— Иванов! — рявкнул Володя и напряг мышцы рук.
— Картошку копает. Тут недалеко, у окружной дороги участок захватили. Я им говорила — арестуют. У нас в колхозе за такое…
— Фотографию давайте!
— Сашкину?
— Нет, его жены. Быстро!
Володя рванулся в квартиру вслед за бабулей. Она дрожащими руками перелистывала семейный альбом.
— Вот она, Любонька, на коммунистическом субботнике.
Миловидная худенькая женщина никак не походила на ту Иванову.
— Это не она, — пробормотал Володя.
— Истинно она, только помоложе. Хотите, паспорт покажу?
— Не надо паспорта.
«Как, однако, просто нашим грабителям», — подумал он.
— Бабуля, зачем вы дверь открываете незнакомым и в дом пускаете? — попенял Володя.
— Да ты орешь, милый. Раз орешь — значит, милиция или власть. Что с Сашкой-то?
— Все в порядке, картошку копает. Никто у него участок не отберет, не волнуйтесь. Всю Москву опахали — у всех не отберешь. Властям это только выгодно — народ ковыряется на зараженных почвах, а они дачи гектарные в экологически чистых местах строят.
— Не понимаю я этого. Сам-то зачем пришел?
— Думал, ваш Сашка с моей женой блудит, — неожиданно признался Володя.
С каждой невольной исповедью ему становилось все проще признаваться в позоре. Так дело пойдет — начнет письма в газеты писать о своей горькой судьбине.
— Ой, ошибся, милый! — сказала бабуля. — Сашка в свободное время крестьянские машины мастерит. Как тебя зовут? Володя. А меня Зинаида Тихоновна. Слышь, чайник свистит? Не попьешь со мной чайку, с вареньем малиновым? Уважь, посиди со мной. Я тут одичала в городе. Один телевизор с утра до вечера, а в нем сплошь срамота.
— С Окружной ягодки?
— Зачем? Из деревни присланные. Мы им сахар на поезде с проводниками отправляем, а они нам варенье.
— Дорого проводники берут?
— Ягодами и берут.
— Найду этого Иванова, — говорил Володя, потягивая жидкий чай, — хоть одну руку, но сломаю. Тренируюсь ежедневно. Правда, мужики говорят, минимум два месяца надо, чтобы мышцы накачать и, следовательно, кинетическую энергию увеличить. А если кастет в перчатку спрятать? Сила удара равна…
Володя опомнился: говорит сам с собой, Зинаида Тихоновна его решительно не понимает.
— И пусть Иванов, — подвел итог Володя, — хоть убьет меня, хоть по носу…
— За что жена разлюбила-то тебя? — сокрушалась старушка. — Мужчина ты видный, интересный. Может, недостаток в тебе какой есть? Или скрываешь? Вот у нас Ермолай Матвеевич был. Все его жене завидовали.
Каждую копейку в дом, хозяйство исключительное, на хлебном месте трудился счетоводом, не пил, слова грязного не говорил. А жена взяла да и повесилась! На чердаке, на крюке, где окорока вялят. Довел мироед! Песню слышал? Двадцать раз на день по телевизору поют: спроси себя, спроси себя… Вот ты и спроси себя!
— Спрашивал, думал, — разоткровенничался Володя. — Ничего в голову не идет, только лысина.
— Чего? — переспросила Зинаида Тихоновна.
— Лысею я. Десяток средств перепробовал — ничего не помогает. Наверное, надо уколы витаминов под кожу в голову делать.
— Страсть какая, — махнула рукой Зинаида Тихоновна. — Я тебе вот что расскажу. Перед войной еще было. Завелся у наших котов деревенских лишай. Ну мы, детишки, его, ясное дело, тоже подхватили. Всех кошек родители потопили, а нас так лечили. Намажут голову клеем столярным, сверху тряпицей обмотают, потом опять клей и опять тряпочкой, пока шапочка не получится, вроде тех, что на плавающих в бассейне.
Ходили в этой шапочке несколько дней. Чешется — страсть. Подойдешь к стенке и головой бьешься, так свербит. Потом отдирают эти тряпицы, прямо с волосиками. Что не выдралось — выщипывают. Крик стоял по всей деревне.
— Из арсенала фельдшера Кикнадзе, — усмехнулся Володя.
— Что ты говоришь? Это самый наш народный способ. Так вот, дядька у меня был лысый, как бабье колено. Его тоже лишай стригущий захватил, ну и его намазали. А когда отдирали шапочку-то, он так матерился, что нас, детей, со двора прогнали. И что ты думаешь? Полезли у него потом волосья что проволока — густые, крепкие. Все диву давались.
Володя попрощался с Зинаидой Тихоновной, еще раз извинился и посоветовал не открывать дверь кому попало.
Нет, вваливаться в чужие квартиры — не метод. Нужно придумать, как вычислить изобретателя-греховодника Иванова, не нарушая покоя мирных граждан.
СОМНИТЕЛЬНЫЕ ЛАВРЫ
Настя прибежала к маме странно возбужденная, размахивая книжкой с пистолетами и оголенными красотками на обложке.
— Мама, ты читала последний роман дяди Родиона?
— Нет еще. Про что? Опять убийства и постельные сцены?
— Хуже, то есть лучше. Отпад! — Настя произнесла любимое словечко. — Умереть и не встать! Тут такие матюки, такая похабщина! Сорокин отдыхает!
Лена взяла книжку, прочитала несколько страниц и возмущенно запретила дочери брать в руки эту гадость. Они немного подрались, выхватывая книгу из рук друг у друга. Победила Настя, точнее, аргумент — на каждом углу продается, завтра же новую куплю. Лена отправилась излить гнев подруге по телефону.
— Как вы могли! Ведь дети, подростки читают! Интеллигентные люди, называется! Чему вы их учите?
— Да, — вяло отозвалась Алла Воробейчикова, — полнейший абзац. На меня в суд подают, скандал вселенский.
— Зачем Родион написал такое?
— Он не виноват, — уныло ответила Алла, — я напортачила.
И объяснила Лене, как работал семейный литературный конвейер, выходивший в свет под псевдонимом Тит Колодезный.
Родион сочинял сюжет, колотил на компьютере диалоги, описание погонь, перестрелок и прочих детективных атрибутов. Периодически вставлял в текст указания жене, начинавшиеся ласковым обращением «Воробей!» и выделенные курсивом. Поскольку дело было семейным, Родион в своих вставках веселил жену тем, что употреблял многие глаголы, существительные и прилагательные совершенно нецензурные, подчас — изощренно матерные.
Далее за текст бралась Алла. Выполняла указания, заменяла курсив литературно и цензурно безупречным текстом.
Так было и с последним романом. Но проклятый компьютер почему-то перенес на дискету вариант Родиона, а не причесанный текст Аллы.
Она же вела рукопись в издательстве и несла полную ответственность. Конечно, кроме редактора еще многие работают с книгой. Но привыкшие ко всему сотрудники лишь пожали плечами. Сочли, что грязная брань — это специальный прием. Благо примеров в современной беллетристике имелось немало.
