Александр Кабаков - Сборник рассказов
— У меня и записи приготовлены, — похвалилась Наталья Ивановна и достала из шкафа магнитофонную катушку, записанную для нее Василием Васильевичем. — Вот только завести сама не сумею.
— А давай, мать, заведем! — обалдел от неожиданности таксист. — У моего соседа такой же.
Он ловко справился с «агрегатом», и комнату заполнил голос Высоцкого.
Наталья Ивановна завороженно слушала, не всегда разбирая слова. Таксист, прикрыв глаза, кивал в такт головой и шевелил губами, заменяя Наталье Ивановне живого артиста. Оба оказались в каком-то другом измерении: комната растворилась в звуке и перестала существовать. Наконец таксист очнулся от стука, доносившегося из реальности.
— Соседи по батареям стучат, суки, — с досадой сказал он. — Музыку не дадут послушать.
— Может, ребенок спит, — предположила Наталья Ивановна.
— Ладно, спасибо тебе, мать. Пойду…
Наталья Ивановна схватилась за кошелек.
— Не вздумай, мать. Не возьму, — твердо сказал таксист и вышел.
В дверях он вдруг спохватился:
— Мать, как включать, запомнила?
— Справлюсь. Спасибо вам.
До позднего вечера Наталья Ивановна слушала Высоцкого. Она уже наловчилась включать и выключать магнитофон, а некоторые слова запомнила и запросто подпевала. Соседи продолжали свой нехитрый аккомпанемент, который становился все сильнее и ближе, пока бесцеремонно не ворвался в комнату Натальи Ивановны.
— Вы — пожилой человек, а так себя ведете! — возмущался сосед снизу.
— Да она просто хулиганка и пьяница! — визжала его жена.
— Прекратите свою музыку! — наступал сосед через стенку.
— В самом деле, мы чуть не оглохли! — присоединилась соседка сверху.
— Мы молчали. Но нам стыдно за вас, — высказались соседи Натальи Ивановны по квартире.
— Простите меня. Наверно, действительно громко. Но слов не разобрать, а такие песни хорошие, — объясняла Наталья Ивановна. — Я сделаю потише.
— Потише, потише! Выключай свою музыку!
Но Высоцкий продолжал петь. А Наталье Ивановне стучали, кричали, выкручивали пробки, разбивали окно и несколько раз заперли в туалете.
Через неделю пришел участковый и, по-доброму намекая на психушку, просил Наталью Ивановну угомониться и продать ему магнитофон вместе с Высоцким. Наталья Ивановна объясняла, что магнитофон не продается, а Высоцкий — тем более.
Соседи продолжали изощренно обижать Наталью Ивановну. «Что они, все из общества глухонемых? — думала Наталья Ивановна. — Не слышат, что Высоцкий поет…» И Высоцкий продолжал петь…
Шли годы. Вот уже появились кассетные магнитофоны. Приближалась Олимпиада-80. Всех ненужных из Москвы удалили. Удалили и меня как ребенка: в целях безопасности отправили в Адлер.
В то утро мы шли на пляж вдоль привычных надписей на высоком бетонном заборе. Вдруг мне бросилась в глаза свежая коричневая краска:
«ВЫСОЦКИЙ УМЕР», — сообщала она крупными неровными буквами обществу глухонемых.
Тринадцатый рассказ
Когда Александр Еременко прочитал мои первые двенадцать рассказов, он сказал мне: «А ты попробуй тринадцатый написать…». Хотя против числа тринадцать предубеждений у меня не было, да и жила я в тринадцатой квартире, — зациклилась. Недели через две я призналась ему, что ничего не выходит с этим тринадцатым рассказом. Александр Викторович даже обрадовался. Своей прозорливости, что ли… И подкинул мне вот такой сюжет. Эту историю он узнал от брата, а брат, как сказал Александр Викторович, никогда не врет.
Украшенный к Девятому мая актовый зал постепенно заполнялся учениками пятых — одиннадцатых классов. Яркая, давно забывшая о школьной форме ученическая масса сверкала мобильниками и плеерами в ожидании встречи с ветераном войны.
Завуч дала отмашку, и торжественно грянуло: «Этот День Победы порохом пропах!..». Ветеран по-стариковски браво прошел через середину и поднялся на сцену. Там его встретила завуч с традиционным букетом красных гвоздик и усадила за одиноко стоящую парту. Все, кто мог, увидели на его груди единственную награду — Золотую Звезду Героя Советского Союза. Некоторые заинтересовались и отпустили мобильники, другие — продолжали отдыхать.
Завуч толкнула подобающую речугу, на сцене появились пятиклассники, еще поддающиеся дрессировке, и по очереди прочли стихи о войне. Дальше полагалось задавать вопросы ветерану. Тут надо сказать, что завуч добывала ветерана через знакомого, работающего в военкомате. Через него же она получила биографию ветерана, включающую геройский боевой путь от начала войны и до Праги. Опираясь на этот самый путь, она заранее составила «вопросы ветерану» и раздала их надежным ученикам. После кодовой фразы: «А сейчас вопросы к ветерану» «надежные» приступили к действию.
— Скажите, а где начался Ваш боевой путь? — оттарабанила одна из «надежных».
— В Киеве и начался. Я младшим лейтенантом тогда служил, зенитной батареей командовал…
— Сколько самолетов Вам удалось подбить за время войны? — вступил второй «надежный».
— Один самолет. В первый день войны, двадцать второго июня, первым снарядом.
Завуч напряглась, разгладила свернутые в трубочку листы и побежала глазами по тексту.
— Вы дошли до самой Праги, — вступил третий «надежный» — Какие качества характера помогли Вам победить врага?
— До Праги… — ветеран растерянно пожевал губами. — Да я, ребятки, как вам сказать… В первом же бою был тяжело ранен, пролежал в госпитале. А потом меня и вовсе комиссовали…
Завуч оторвалась от текста, покраснела и как будто перестала дышать.
— Так что воевал я всего несколько часов… — продолжал ветеран. Это командир полка потом приказал найти меня и к награде представил за первый сбитый самолет врага.
Ветеран вздохнул и взялся то ли за сердце, то ли за «Звезду»:
— Не считаю я себя героем… так вот. Простите меня, ребятки…
Все замерли, включая завуча. Ветеран встал и медленно пошел со сцены. Тут вдруг вскочила рыженькая девочка и, бросаясь в атаку, заорала:
— Не уходите! Я — отличница, но умной себя не считаю!
— Останьтесь, не уходите, останьтесь, не уходите! — волной прошло по залу.
— Останьтесь, пожалуйста, — отмерла завуч. — Дети просят, такое редко бывает.
Ветеран оглядел зал, потоптался и вернулся за парту.
— Ребята, попрошу тишины, — бодро произнесла завуч. — Кто хочет высказаться, поднимайте руку, а кричать не надо.
Взметнулось несколько рук.
— Я на тройки учусь, но дурой себя не считаю, — томно произнесла ученица с пышной грудью.
— Ты не дура, ты — блондинка! — донеслось с последних рядов и утонуло в здоровом детском смехе.
Ветеран заулыбался.
— Давайте посерьезней, — встрепенулась завуч.
— Я похудел на семь килограммов, но все равно чувствую себя толстым, — признался мальчик-гора.
— Мы сейчас немножко не о том, — пыталась подкорректировать обстановку завуч.
— Как вы считаете, что главное в человеке? — не унимался один из «надежных».
— Пыль в глаза легко пустить… Перед собой честным надо быть… Вот главное, — отвечал ветеран.
Его не отпускали часа полтора, делились самым сокровенным: спрашивали совета, жаловались на учителей и родителей, кто-то рассказал о своей любимой компьютерной игре, один мальчик признался в краже ста рублей, многие сказали, что курят…
— Знаете, ребята, — уверенно произнес ветеран, — вот сейчас первый раз в жизни я действительно чувствую себя героем.
Он встал и приосанился:
— Героем Советского Союза…
Завуч шмыгнула носом, сдерживая слезы, и зааплодировала. Зал радостно поддержал ее:
— Ура! Ура! — доносилось с последних рядов…
После Девятого завуч рассказала своему знакомому из военкомата о недоразумении. Он разобрался и выяснил, что существует два героя: Коваленко П. М. и Коваленко П. И., один до Праги дошел, а другой участвовал только в одном бою. Подчиненный биографии перепутал…
Когда моя однокурсница пошла работать в школу, она делала все, чтобы никто из прохожих не распознал в ней учительницу: хипповала по-страшному. А подаренные цветы всегда в классе оставляла.
Спросить Александра Еременко, считает ли он себя гениальным поэтом-метареалистом, я не решилась.
