Александр Кабаков - Сборник рассказов
Этот рассказ очень понравился продавцам картин. К Полине подходили все новые и новые слушатели и просили повторить.
— Сила искусства, — сказал кто-то из продавцов.
— А телефон не дадите этого «СD»? — обратилась к ним Полина.
— Сереги? Демина? А вон он и сам идет…
Да… Кого-то тянет на запад, кого-то на восток. У каждого свои географические предпочтения. Один мой приятель, например, любит русский Север, а живет в Крыму. А другой преклоняется перед Байкалом, хотя ни разу там не был. А я живу в Москве, но как на вулкане.
Чужая Вера
Вечером первого января мы с друзьями ввалились в купе. Новогодние вкусности горой заполнили столик, кто-то раздал пластиковые стаканчики, бухнуло шампанское. Мы обменялись сувенирами, и тут я достала маленькое чучелко с колокольчиком — буддийский сувенир.
— А это кому? — спросили меня.
— Никому, — строго сказала я. — У него мы разрешение на дорогу будем просить.
Образовалась пауза, и мне пришлось объясниться…
Это чучелко привез мне с Байкала мой племянник и рассказал вот такую историю. На Байкал он ездил в экспедицию со своим лицеем в группе БГХ — биогеохимии. Одним из этапов экспедиции должен был быть сплав по какой-то бурной реке с порогами. Но до реки надо было еще доехать на автобусе, которого бэгэхашная группа ждала уже третьи сутки, расположившись в маленькой гостинице с удобствами во дворе. Администратором гостиницы те же третьи сутки была пожилая бурятка по имени Вера. Вера дневала и ночевала вместе с ребятами, снабжала их кипятком, угощала медом.
Эти ребята с огромными рюкзаками не нарушили Вериной размеренной жизни, а даже наоборот: вписались в нее. Все у них было ладно, без суеты: утром — каша, в обед — суп из пакетиков, вечером — макароны с тушенкой и разговоры, разговоры… О чем-то непонятном, научном. «Ученые», — тихонько говорила Вера, проходя мимо.
Сколько ребята еще пробудут, Вера не спрашивала — не принято. Но, случайно услыхав о предстоящем сплаве по реке, так и застыла на месте. Потом опомнилась и отозвала в сторонку руководителя группы, Надежду Леонтьевну, кандидата химических наук.
— Вы разрешение на воду получили? — тревожно спросила Вера.
— Какое разрешение? — удивилась Надежда Леонтьевна.
— На воду, — уже требовательно повторила Вера.
— На какую воду? — не понимала Надежда Леонтьевна.
— Вы по реке поплывете. Разрешение на воду брать надо.
— А где берут это разрешение? — растерялась Надежда Леонтьевна.
— Да здесь недалеко, километров пять…
— Это местные власти выдают, что ли?
— Ну, да, местные, — как будто что-то обдумывая, ответила Вера. — У ламы разрешение на воду получают.
— У ламы? — обомлела Надежда Леонтьевна.
— На воду — у ламы, — Вера обрадовалась, что ее наконец поняли. — Без этого никак нельзя: река не примет — беда будет.
— Понятно, понятно, — прониклась Надежда Леонтьевна, — Я слышала, тут и шаман рядом живет…
— К шаману не ходите, — оборвала ее Вера. — К шаману — за другим, а на воду — это к ламе.
— Хорошо, хорошо. К ламе. Спасибо Вам. Спасибо, что сказали. Но мы не можем уйти отсюда: автобус может подъехать в любую минуту.
— Смотрите, — Вера пожала плечами и отошла.
Надежда Леонтьевна собрала ребят и описала ситуацию:
— Ребята, это серьезно, мы на их земле, на их воде. Это испокон веков у них.
— Да не расстраивайтесь, Надежда Леонтьевна, — сказал кто-то из ребят. — Обычаи надо соблюдать, значит — будем соблюдать.
— А давайте мысленно попросим это разрешение, — сказала одна из девочек. — Я в прошлом году в экспедицию с психологами ездила, так мы учились мысли друг другу передавать.
— Так, — решительно сказала Надежда Леонтьевна, — Давайте сядем в круг и будем просить мысленно: нас много, да и лама — рядом.
Так они просидели в тишине минут сорок, пока автобус не пришел. Погрузили вещи, попрощались с Верой и залезли в автобус. Вера помахала им рукой и перекрестила отъезжающий автобус…
Когда они прибыли на место, зарядил дождь. Два дня стеной лил. А потом солнце вдруг. Вода в реке метра на два поднялась, пороги покрыла — прошли как по маслу. Даже местные удивлялись: такая вода редко бывает…
— А теперь давайте разрешение на дорогу просить, — обратилась я к друзьям. — Пока недалеко отъехали.
— Да поможет нам Санта Клаус, — сказал кто-то из них.
А другой добавил:
— И про Йоулупукки забывать нельзя: все-таки в Финляндию едем…
Мой знакомый дзен-буддист, когда хочет до собеседника что-то важное донести, всегда говорит: «Я — буддист, но перекрещусь», — и крестится.
А моя подруга-психолог ситуацию иногда по картам «Таро» прощупывает. Она еще очень расстроилась, когда узнала, что ее муж к гадалке два раза ходил: с работой не ладилось. Кстати, гадалка его в церковь отправила, говорит: «Исповедаться-причаститься надо».
Анечка
Анечка родилась в день Сретения, в конце девятнадцатого века под Одессой. Прожив вместе со страной семьдесят восемь лет, она имела четырех выживших детей, одиннадцать внуков, какое-то количество правнуков, сахарный диабет, катаракту, старый книжный шкаф с небольшим навесным замочком, сдерживающим плотную атаку книг изнутри и праздное любопытство родственников снаружи.
Непраздным любопытство было только у маленькой правнучки-москвички, гостившей каждое лето у Анечки. Именно для правнучки на три месяца в году она становилась Анечкой на фоне всяких «ма» и «ба».
Анечка доверяла этой спокойной, молчаливой девочке с тугими длинными косами и с таким же длинным и тугим взглядом. Доверяла маленький ключик от книжного шкафа, который девочка так любила открывать, чтобы понюхать доступные по росту полки с книгами и закрывать, не нарушая привычной жизни шкафа.
Доверяла металлическую коробочку со шприцем для инсулиновых инъекций, которую девочка торжественно подавала ей, понимая, что Анечка никогда не выздоровеет, и холодное металлическое счастье каждое утро будет в ее руках.
Доверяла набирать в пипетку глазные капли, спасающие от катаракты. Доверяла недовольство положительным зятем, любимым пьющим внуком Шуриком, дочкой Мусей, которая давно не приезжала, плохим зрением, не позволяющим читать вдоволь. Анечка вспоминала времена «при царском режиме», когда она была такой же маленькой, как девочка, любила читать книжки и очень ждала воскресенья, чтобы получить от отца копейку. «Я ее не тратила на конфеты, а бежала в город покупать книжечку. Были тогда такие „книжечки за копеечку“», — поучительно рассказывала Анечка.
В этот момент девочка чувствовала, что можно попросить разрешения почитать журналы, сложенные аккуратной стопкой на этажерке. Она забиралась на диван, садилась на валик, как на лошадку, и погружалась в «Работницу» и «Здоровье».
Медленно переворачивая страницы, девочка наслаждалась взрослой жизнью, ее достижениями, болезнями, кулинарными рецептами.
Наступал вечер, девочку звали мыть ноги. В это время Анечка, готовясь ко сну, снимала белое кружево с пирамидки подушек, стягивала с кровати бледно-розовое покрывало с рельефными цветами. Поверх одеяла она клала ночную рубашку, после чего отправлялась набрать кружку воды на ночь. Тогда девочка вбегала в комнату, хватала ночную рубашку и прятала. Дальше начинался ритуал поиска. Анечка ворчала, девочка хихикала, наслаждаясь незамысловатыми ругательствами Анечки. Особенно ей нравилось «черта пухлого».
Так повторялось каждый вечер. Девочке не хотелось, чтобы Анечка ложилась спать, не хотелось, чтобы кончался день.
Но однажды девочка нарушила привычный порядок. Рано утром она на четвереньках проползла под тяжелыми занавесками в комнату Анечки, взяла металлическую коробочку со шприцем, вышла из дома и быстро побежала к старому раскидистому ореху.
К вечеру Анечке стало совсем плохо. Она попросила родственников не вызывать скорую.
Следующие три дня в доме было много народа. Никто не обращал внимания на девочку, которая стояла, прижав к груди Аничкину ночную рубашку. Ей хотелось, чтобы день закончился.
В Москве у девочки перед сном появился новый ритуал. Она читала «книжечку за копеечку», которая ей досталась как самая никому ненужная.
Сейчас девочка живет в двадцать первом веке, и в каждый свой день рождения, в Сретение, печет коржи для торта, смазывает их кремом и посыпает грецкими орехами от старого раскидистого дерева. Как-то раз ей приснилась Анечка: она зашла в комнату к девочке и положила перед ней ночную рубашку. «Чей-то день закончился», — подумала девочка.
В эту же ночь умер мой отец.
Арбуз
В те времена, когда еще за всем стояли очереди, отец попросил меня купить арбуз, поцеловал и ушел на работу.
