Василина Орлова - Вчера
Там на фото и моя веснушчатая мама с косой, верней, косищей, которая толще, чем ее шея. И дядья. И младшая. Варвара. Она очень красива, и так артистична! Была… А ведь ей немногим за тридцать.
Во времена моей мамы в семье царили патриархальные порядки. Точнее, матриархальные. Не скажу, чтобы бабушка выдала замуж троих своих дочерей и женила сыновей, но Варваре, например, запрещала идти замуж. Он пил. Он был разведен.
— Варя, — говорила она, — на чужом нещасте свое щастя не построишь. У него ж дочка е, вона вырасте и схоче, шоб же и у нее быв батька. И младшему сыну сказала:
— Так ты кого берешь? Вона тоби наравится?
— Нравится, — надо заметить, что все ее дети говорят в основном по-русски, а с матерью по-украински.
— От и дывы, наравится сегодня, дак шоб наравилась и до вику…
— Тоди жисть така була, — рассказывает, пригорюнясь. — Сложна. Оно, конечно, и сейчас не мед. Колысь отамо, — взмах руки в сторону соседней улицы, — шестеро детей було в одной семьи, дак вси за тиждень померли.
— За тиждень? За неделю?
— Эгеж…
— А от чего?
— А хто их знает…
День вся деревня колготится на огородах, а ввечеру собирается у телевизоров. Сериалы смотреть. Или «Поле чудес». Бабушка уже который год не утрачивает надежды увидеть меня однажды в обнимку с Якубовичем на экране.
— Хоба ж ты не можешь составить им кроссхворд?
Оказывается, был у мамы жених на селе.
— Так же вин ее любыв, хто знае як. И всюду за ней ходил, Витя той, а мать его была недовольна, что у нас батька пьяныця, забороняла ж им встречаться. А вин Олю встречал кожну недилю з автобуса, колы вона приезжала из техникума. А я як почула через людей, шо мати его не хоче, дак побигла до автобуса, кажу: «Витя, конь шукае коня, а вол шукае вола, шоб больше цього не було». А он видповидае: «Я з Олею встречался, и встречаться буду». Тоди я Оли кажу: «Оля, хиба ж у тебя хлопцев мало, нащо вин тоби, ты за нього пидешь, воны все життя тебе попрекать будуть, шо маты у него на почте робыть, а батька вчителем. Ну, нащо це тоби?
Слушаю я бабушку, а сама думаю, м-да. Конечно, мать она и есть мать, у нее за своих детей сердце болит. Но чтоб вот так бесцеремонно родители попробовали давать нам с братцем советы, с кем водиться, а с кем не надо… Я б такого не потерпела! К слову сказать, подобных попыток ни мать, ни отец у нас в семье никогда не предпринимали. Балованные мы дети, в сущности. Ничего, я в своей будущей семье непременно заведу такой порядок: что мать сказала, то и сделать. И без пререканий.
— Тоди вже, як твой батька у мамы зъявывся, — продолжает напевно бабушка, — та поихав ее до своей матери показывать, то Оля як прибулы туда, в Сибирь, сразу телеграмму послала, что доехали благополучно. А тая ж жинка на почте работала, дак телеграмму прочла. Тоди вже люди казалы, что волосы на себе рвала, нащо ж вона их из своим сыном развела. Але ж и я чуб драла, колы побачила на карте, куда твий батька Олю повиз. А тильки такого, как вин, дуже редко земля рождае. Я ж поперше испугалась, шо вин русський, бо у нас тут жили двое русских, бухгалтеры, дак до чоловика браты приезжали, богато их було, одиннадцать человек братов, и вси отаки, — показьюает согнутый палец, — от водки поскручиваны. Ни, кажу, уси кацапы пьють, не треба нам такого. Колы побачила — а он зовсим друге дило!
Вот так-то, украинцы — хохлы, а русские — кацапы. Названия у народов не хуже чем в «Кин-дза-дза».
Трепет охватывает, как подумаешь, сколько неиспользованных, резервных, боковых возможностей для развития судьбы жизнь предоставляет каждому из нас. Идти по всем дорогам сразу нельзя. А хочется. Вот выбрала бы мама этого Витю, меня бы сейчас не было. А был бы кто-нибудь другой. В чем-то на меня, конечно, очень похожий.
Грущу о судьбе Вари. Разве о такой жизни мечтала юная светловолосая девушка, получившая педагогическое образование, активистка на любом комсомольском съезде, пионервожатая, учившая с аппетитом немецкий? Разве входило в ее намерения погрязнуть в неподъемном сельском хозяйстве, доить бодливую корову свекрухи, вручную возделывать огромнейший огород? Она располнела, в лице — выражение усталой покорности. Но иногда нервы сдают, и тогда ей не мил целый свет. Даже дети. Она пожертвовала собой, но кому в конечном счете нужна была такая жертва?
И только мои малолетние сестры, пребывающие сейчас в том самом блаженном периоде жизни, из которого мы с братьями вышли так недавно, исполнены оптимизма и неутомимого интереса к миру:
— Ой, ты дывы! — Заорали они однажды, обнаружив на тропинке фыркающего ежа.
Еж их нисколько не боялся: казалось, они стали для него столь же занимательной находкой, как и он для них. Взаимный естествоиспытательский интерес был написан на всех трех мордочках.
— Це ежак. А вот вчера была ежачиха, — авторитетно заявили дети, когда наскучили ежу, и он удрал, сверкая розовыми подушечками пяток.
— А как вы определяете?
— Якшо побиг — ежак, а якшо побигла — ежачиха. Действительно! Что тут непонятного. Если побежал — стало быть, еж, а побежала — значит, ежиха.
Где-то в селе, на забытой пыльной полке наверняка найдется та лохматая тетрадь, которую я вела. Словарь. Слов и выражений, которых нет ни в одном словаре мира. Словарь моего детства. Словарь дюк, так как мы были дюки. А дюки прилежно выпускали журналы в издательстве «Дударкивская жись». Рукописные, разумеется. Тиражом в 1 экземпляр.
Ужасающая тяга к занесению всего происходящего на бумагу, чтобы осталось хоть что-то от быстротекущих дней, владела нами. Всю подшивку журнала я увезла с собой в Москву и сейчас она восстанавливает в памяти даже мелочи.
«Дзыгать» — значило, смотреть.
Тнжишь» — выражение умиления.
«Лярма» — когда штанина попадает в цепь велосипеда.
«Кулебяка с капустой» — неразбериха.
«Не репетуй» — не будь паникером, не тараторь.
Пример: дюка, взволнованная угрозой вселенской уборки, с вытряхиванием десятка-другого половиков, мытьем полов и окон, стиркой белья и прочее, торопливо и сбивчиво объясняет другой дюке необходимость немедленного побега. Пока представители чуждой цивилизации не захватили хату и не вручили каждой дюке по венику, необходимо было слинять. «Не репетуй», — хладнокровно говорила дюка, которая находилась в менее шоковом состоянии. После чего раздавался сигнал срочного сбора на Дольше — стук по батарее парового отопления. Две дюки катапультировались через окно, а третья отправлялась их искать, с концами.
«Падабахася» — выражение досады.
«Пугудюф!» (без воскл. знака не употр.) — звук выстрела.
Ну, и тому подобное.
Журнал наш имел неясное название, которое было делом мозгов Лешки — «Хусты-Мусты».
Редколлегия собиралась в самой светлой комнате и вслух припоминала события дня. Как завзятый редактор толстого журнала, я набирала номер лист-сотрудника на пластилиновом телефоне.
— Хрю-хрю-хрю! Алло, Серег! Последние данные о количестве пойманной рыбы?
— Могу предоставить материал. — По телефону Серый говорит странным высоким голосом.
— Через пятнадцать минут в редакции.
— Выезжаю.
Серый выводит с пластилиновой стоянки свой самолично сколоченный мотоцикл: деревяшку с прибитым к ней рулем, возле которого колыхается стрелка спидометра, нарисованного шариковой ручкой. С урчанием заведя мотоцикл. Серый направляется в редакцию.
— Гаф, гаф!.. Лешка, возьми трубку!
— Не видишь, меня нету дома.
— Срочно нужен репортаж, гаф, гаф.
— Скоро буду.
Как недавно мы все вдруг поняли, что вышли из детства!
Глава 12
И наконец Никита пригласил меня в театр…
Он наблюдал больше за мной, чем за происходящим на сцене. Сие слегонца льстило, но я не смела пошевелиться под прицелом. Пьеса оказалась скучной. Да и зачем нам с Никитой сейчас чужое жизненное знание и чужие чувства? Мы могли бы бродить по городу, поедать мороженое и любоваться отсутствующей зеленью скверов, могли трепаться, спорить о своих точках зрения на жизнь и игру в дурака.
Не было зрителя, который с большим бы энтузиазмом аплодировал, когда опустился занавес. Я вознамерилась смыться.
— Никита, ты молодец, что вытащил меня в театр… — тьфу, зачем это вежливое вранье? — Не надо, не провожай…
— Почему?
Путаясь и пугаясь, плету:
— Срочное занудное дело. Ну, э, что-то вроде курьерской работы. Потом, еще встреча со старой подругой, мы договорились за неделю, она слишком занятой человек… — и тому подобное.
— Что будет, если попытаться начистоту? — С насмешкой спрашивает Никита.
— Не переношу, когда вот так смотрят!
— Правда?
Это что, ирония? Три часа продержал у моего виска двуствольное ружье крупного калибра и уверен, что я не обратила внимания на подобную мелочь.
