Артур Беккер - Дядя Джимми, индейцы и я
Однажды утром, как раз в самый сезон ловли щук, Джимми заявился ко мне в видеопрокат из своего офиса после ночной смены и крикнул прямо с порога:
— Эй, скажи-ка! Что это за ключ ты мне подсунул? Он не открывает дверь!
Он прорвался к стойке, отодвинул в сторону длинного, худого индейца с орлиным носом и круглым лицом, который стоял в очереди первым, и сказал:
— Подвинься, краснокожий!
— Минуточку! — ответил индеец. — Я здесь первый!
— Что это за птица? — спросил меня Джимми. — Ты его знаешь?
— Наш постоянный клиент, — ответил я. — Область интересов — вестерны.
— Хо-хо! С каких это пор аборигены смотрят вестерны? — спросил Джимми и обратился к индейцу: — Что это у тебя за фильм?
— «Двенадцать часов дня», — сказал тот. — У тебя такой смешной выговор! Ты иностранец?
— Ещё чего! — возмутился Джимми. — Ай эм Канада, но родился я в Литве, потом был на войне, когда вы здесь ещё охотились на бизонов со стрелами и луком. А у нас уже были самолёты. Поляки выиграли войну. Моим родителям пришлось переселиться в Восточную Пруссию. Так приказал один грузинский монгол из Москвы. А тебя как зовут, краснокожий?
— Бэбифейс, — сказал тот.
Было ещё раннее утро, но оба мужчины решили отправиться в бар, после чего собрались вместе посмотреть «Двенадцать часов дня», а я позвонил нашему управляющему. Нас решили выкинуть из квартиры.
Вечером я нашёл на нашей двери замечательную записку на листке из блокнота Джимми: «Есть отличный выход. Вопрос решён. У нас новая конура. Переезжаем к индейцам».
Должно быть, это шутка, подумал я. К индейцам? Я вдруг так заторопился, что схватил первое попавшееся такси и поехал к моему дяде в офис, чтобы получить какие-то объяснения.
Неужто правда, что мы так быстро нашли себе угол? В такую роковую минуту не время для дурацких шуток. Мы не могли действовать наугад и на авось! Без жилья мы потеряем работу и замёрзнем на улице, как бомжи. Нас выбросят на съедение медведям, что, по словам Джимми, в Канаде обычное дело:
— Так государство экономит на погребении большие деньги.
Я разыскал дядю на двадцать четвёртом этаже.
— Тебе что, электрополотёр на голову упал? — спросил я. — То, что ты мне написал в записке, должно быть, розыгрыш?
— Не-е! — сказал он. — Я подыскал для нас апартаменты люкс!
— Хм! Не иначе как Геня упомянула нас в своей вечерней молитве! — сказал я.
Джимми разозлился, его толстые щёки побледнели:
— Не напоминай мне про Генины суеверия! И не вздумай рассказать Бэбифейсу какую-нибудь историю про Иисуса, ты всё испортишь! Индейцы ведь и колдовать могут! Они ещё превратят тебя в вырезку из бизона! Вот тебе ключ от нашей новой квартиры, поезжай туда и будь индейцем! Завтра мы устроим переезд!
Значит, новый угол оказался правдой! Сумасшедший краснокожий Бэбифейс действительно предложил моему дяде переехать в его маленький дом в индейском квартале. На первом этаже там были две свободные комнаты; как он сказал, в них уже давно никто не жил. Всего за пятьсот долларов в месяц мы могли их занять. Я подумал: ничего, уж лучше с толстяком и дураком под одной крышей, чем под открытым небом.
Из нашей квартиры нам пришлось перевозить не так уж много: только музыкальные инструменты, боксы Джимми для стереоустановок и сами стереоустановки, потом телевизор, мои пластинки и старые альбомы с фотографиями. Поскольку у нас больше не было машины, нам пришлось перевозить вещи на автобусе.
— Никого не подпущу к моему телеку! Сам его понесу! — заявил дядя.
Мне доверили члена нашей музыкальной группы мистера Ямаху. Ну, уж с ним-то я как-нибудь управлюсь, подумал я, но вот как этот маленький толстяк взгромоздит себе на горб огромный телевизор?
Джимми прижал телевизор к своему животу и сказал:
— Осторожно! Дорогу! Я иду!
— Дядя, тебя же совсем не видно!
Мы направились к остановке автобуса, и я выполнял роль собаки-поводыря для слепого. Когда мы появились с первой партией груза у Бэбифейса, он попытался руководить нашим передвижением по саду перед домом. Тут я увидел двух странных животных: карликового пони и собаку, которые по форме и по цвету почти не отличались — два пепельно-серых косматых существа. Они радостно бросились навстречу Джимми, и я уже видел наш телевизор разбитым на тысячу осколков. Дядя, столкнувшись с пони и получив мощный удар сбоку, приземлился на задницу, но крепко удержал свой груз в руках и воскликнул:
— Ах ты, негодная шавка! Неужели не видишь, что я тяжелогружёный!
Бэбифейс сказал:
— Это не собака — это пони, его зовут Крези Хоре, он валлийской горной породы, очень благородных кровей!
— А нельзя ли запрячь этого мустанга на один рейс? — спросил Джимми.
— Об этом не может быть и речи! — сказал Бэбифейс. — Он же не мул! Уж лучше я сам поеду за вашим барахлом на своей машине!
III Дядя Джимми, индейцы и я
Бэбифейс жил вместе со своим приёмным сыном Чаком, индейцем навахо из Чикаго.
Кроме пони и собаки, которая откликалась на кличку Крези Дог, у Бэбифейса на кухне стоял громадный аквариум с золотыми рыбками из Бразилии. Каждую весну он сажал в своём саду персиковые деревца, но его мечта о Калифорнии в канадских холодах никак не осуществлялась. Домик был деревянный, двухэтажный. На веранде стояла скамья, на которой Бэбифейс проводил целые дни. Он наблюдал в подзорную трубу за всем происходящим на улице и читал в ежедневной газете прогноз погоды. Правительство выплачивало ему специальное пособие для индейцев, иногда подворачивалась и работа: он ехал на своем «шевроле» в пригород, где располагались виллы, разъезжал там от дома к дому и выполнял по поручению одного мелкого предпринимателя садовые работы. Зимой он по поручению этого же предпринимателя управлял снегоуборочной машиной на улицах Виннипега.
Чак в гараже ремонтировал старые автомобили, холодильники, стиральные машины и электрические плиты, а потом продавал их.
На вечеринке по случаю нашего новоселья дядя пустил в ход все средства: он показывал индейцам фотографии из Ротфлиса, рассказывал им о поселковом старосте Малеце, о забое свиней и о своих спорах из-за колбасы. Он поведал о своей работе в государственной страховой компании и о пожарах.
— Боже мой! — говорил он. — Вы, краснокожие, и представить себе не можете, как у нас всё полыхало огнём: повсюду одно только обугленное дерево и обгоревшие трупы!
Бэбифейс предположил:
— Польша, должно быть, очень опасная страна. Что же, у вас нет пожарных лестниц?
— Такой сложной инженерной техникой мы в Ротфлисе не располагали. Если уж у нас начинало гореть, нам приходилось бежать в Америку, — сказал Джимми.
Мой дядя, питавший особую слабость к хищным рыбам, подарил Бэбифейсу двух пираний - кариб.
— Дорогой краснокожий! Я предпочёл бы поймать для твоего аквариума настоящую щуку, — сказал он, — но и эти две карибы тоже не от плохих родителей произошли.
Бэбифейс сказал:
— Спасибо, Джимми. С сегодняшнего дня мой дом — твой дом и мои подарки — твои подарки.
Он вернул моему дяде пакет с рыбками.
— Понимаю, — сказал тот, — это я знаю, это социализм!
Чак был на два года старше меня. У него были длинные чёрные волосы и накачанное тело. Он носил в основном старую, во многих местах испятнанную машинным маслом солдатскую куртку без знаков отличия и кроссовки. Чак поглядывал на обоих стариков и взахлёб смеялся. Улыбка у него была до ушей, в его просторном рту свободно мог бы поместиться кулак.
— Тео, — сказал он, — а для тебя я приберёг кое-что особенное, мне мои бывшие армейские друзья Биг Эппл и Джинджер привезли из Штатов!
Он достал из-под стола бутылку коньяка и блок «Лаки страйк» без фильтра. Джимми удивился:
— Биг Эппл и Джинджер? Этих уголовников я, кажется, знаю, это было что-то!
Потом он повернулся ко мне:
— А ты? С каких это пор ты пьёшь?
— Единственный, кто здесь пьёт, это, пожалуй, ты, — сказал я.
— Да, ну так пусть твой подарок будет и моим подарком тоже! Ты, алкоголик!
Индеец навахо Чак и до сих пор мой лучший друг. Его уволили из армии Соединённых Штатов в 1985 году, когда ему было двадцать, уволили без почестей. Потому что у Чака была одна слабость: он влюблялся во всех девушек, какие только попадались ему на пути. В японских, китайских, мексиканских — низеньких, толстых, худых; в американских, русских, шведских — брюнеток, блондинок, рыжих. Он перепробовал всё. Однако в его обширном репертуаре зиял один пробел: у него ещё ни разу не было польки. Жена генерала оказалась молодому солдату не по калибру и явилась причиной безвременного окончания его военной карьеры. После этой аферы он вернулся домой, к Бэбифейсу.
Услышав эту историю, Джимми окрестил моего друга Генерал Гроза Пентагона.
