Любовь Рябикина - Хозяйка района
— Я слышал, что на вас были покушения и даже попытка похищения. Это правда?
— Правда. Первый раз Мансуров попытался меня убить еще лет пять назад. Я ехала на машине в город, когда раздался выстрел. Пуля чиркнула меня по шее и застряла в соседнем сиденье.
Иноземцева подняла волосы на шее и Светлов увидел ровный длинный шрам. Сердце сжалось, но он промолчал и женщина продолжала:
— Во второй раз Ашот Мансуров попытался сжечь меня в бане вместе с племянницей. Это, кстати, была уже вторая попытка сжечь. Спасла собака, она завыла на цепи так, что из дома выскочили все, кто там был. Нас из бани вытащили. Тогда Ашот Мансуров чудом ушел от погони: в нашей машине посреди дороги кардан полетел. Мы тогда от него в каких–то ста метрах были. В третий раз он меня похитить хотел. Я тогда в доме Горина Юру прятала от милиции. Если бы не он, то меня бы убили. Поздно вечером обходила хозяйство, когда по голове чем–то крепко ударили. Голову пробили. А Горину в доме показалось что–то, он все в окно смотрел. Выскочил и спугнул двоих черных. Они меня бросили и убежали. Юра в дом внес и никого будить не стал. Я очнулась, когда он меня перевязывал. Были и еще попытки. Даже городского пьянчужку пытался уговорить, за деньги, яду мне подбросить. Дашков ко мне сам пришел и все рассказал. Яд отдал и все прощенья просил. Мансуров его пьяного уговорил, а он утром протрезвел и пришел ко мне с повинной.
Светлов какое–то время раздумывал, а потом тихо спросил:
— Ребята сказали, что вы троих из тех, кто ваших мужа и сына убил, поймали. Что вы с ними собираетесь делать?
Анна отвернулась к окну. Павел увидел, как несколько раз она передернула плечами, а потом глухо произнесла:
— Сегодня я решу это с родителями мужа и моими.
— Его родители тоже там?
Она удивленно обернулась:
— Ну да! А вы не знали? Я люблю их, как своих и им тоже приходили угрозы, чтобы со мной не общались. Только Иван Андреевич и Мария Игнатьевна не бросили меня после смерти сына и внука. Я им Андрея заменила, он ведь у них единственный был. Так что я и за них в ответе! Поедем, а то мы и так задерживаемся. А туда не ближний край добираться. Лидке сегодня пришлось побегать, чтобы позвонить. До ближайшего телефона километров десять будет.
В машине Анна неожиданно сказала:
— Родители знают, что я совершила переворот и страшно переживают за меня. Вы уж не сгущайте краски, ладно? Не пугайте их. Они и так напуганы.
Добираться пришлось почти два часа. Лесная дорога, вся в колдобинах и ямах, не давала ехать быстро. Иноземцева объяснила:
— Родные спрятаны у лесника на дальнем кордоне. Племянницу Михаила Дмитриевича, или попросту Митрича, черные изнасиловали и выбросили из машины в пяти километрах от города. Я ее тогда по дороге подобрала и домой к себе увезла. Наташа у меня неделю жила. Да вы ее сегодня видели, она вас молоком напоила. Ей сейчас девятнадцать, а тогда ей четырнадцать было. С родителями ее говорила. Так что Митрич свой человек. У него тоже счет к кавказцам имеется и моих он принял с радостью. К тому же там постоянно находятся два охранника. Парни сами попросились. Толиб с Сашей, зятья, тоже вооружены. Отец, хоть и в инвалидной коляске, а стреляет хорошо. Свекор мой охотничал всю жизнь, а уж Митричу сам Бог велел научиться стрелять. Себя в обиду не дадут и поодиночке в лес не ходят. За них я теперь поменьше переживаю.
Большой дом на берегу озера появился неожиданно. Возле высокого резного крыльца столпились люди. Павел издали заметил оружие в руках мужчин. Женщин среди них не было, но вдруг на крыльцо выскочил мальчишка и закричал так, что даже в машине стало слышно:
— Вылезайте все! Это тетя Аня!
И запрыгал по ступенькам вниз. Анна рассмеялась:
— Это Ванюшка! Младший племянник. Он всегда такой шумный. Что поделать, ведь всего четыре года непоседе!
Она остановила машину у крыльца. Выбралась, хотела потянуться, но Ванюшка с разбега уткнулся ей в колени и едва не уронил на землю. Высокий смуглый мужчина успел подхватить ее под руку:
— Держись! А то этот постреленок собъет!
Анна подхватила ребенка на руки, несколько раз поцеловала:
— Ах ты разбойник! Какой же ты смуглый стал, почти как дядя Толиб.
Оглянулась на смуглого мужчину, потом на подходившего Павла:
— Спасибо, Толиб! Всем здравствуйте! Знакомьтесь — это Павел Юрьевич Светлов, оперуполномоченный из области. Можете при нем не таиться. Сегодня Павел Юрьевич побывал с нами в соседнем районе и думаю, что за сегодняшний день узнал много нового.
Павел оглядел родственников Иноземцевой, заметил, что оружия уже нет и сказал:
— Зовите меня просто Павлом или Пашей. Прошу прощения за вторжение в ваш семейный круг, но…
Договорить ему не дали. Седой мужчина в инвалидной коляске протянул ему руку:
— Николай Васильевич, отец Анны. Переставайте оправдываться, мы гостям всегда рады. Вот знакомьтесь, зятья мои — Толиб и Александр, это дочери — Лидия и Ирина, а это их отпрыски…
Он указал рукой на восьмерых разновозрастных внуков:
— Ольга, Инга, Колька, Васька, Танька, Машка, Борька и Ванюшка. Моя жена — Татьяна Ивановна. А это Михаил Дмитриевич, хозяин этого дома, где мы приют нашли. Те два молодых человека — охрана, что наша средняя дочь к нам приставила, Алексей и Виталий. И сдается мне, что быть им зятьями моей старшей дочери!
Николай Васильевич рассмеялся, а Инга и Ольга покраснели и буркнули:
— Да ну тебя, дедушка! Скажешь тоже…
Ребята–охранники, как заметил Светлов, отвернулись при этих словах в разные стороны и тоже покраснели. Анна, обнимая за плечи, подвела к нему двух стариков:
— Иван Андреевич и Мария Игнатьевна — мои вторые родители.
Свекровь неожиданно сказала Анне:
— А ростом–то он на Андрюшу смахивает.
Анна побледнела и убежала в дом. Иван Андреевич укоризненно сказал жене:
— Ну что ты ее душу–то рвешь?
Повернулся к Павлу:
— Не обращай внимания, сынок. Анютка теперь, как дочь нам и к нам она относится, как к родным. Но если у вас слюбится, мы против не будем. Сына нашего все равно не вернуть, а ей тоже не гоже одной весь век быть.
Павел почувствовал себя неловко и начал оправдываться:
— Она меня привезла, чтобы одного в городе не оставлять. Я ведь чужой всем.
Мария Игнатьевна, стирая слезы, сказала:
— Глупый ты! Ты Анютке Андрея напомнил, только она тебе никогда этого не скажет — гордая! И привезла она тебя сюда не случайно: бессознательно она нам тебя показать решила. Не обижайся на стариков и на нее тоже. Шесть лет она одна, сколько можно?
Старики подошли к нему совсем близко и Павел неожиданно обнял их обоих ни слова не говоря. Застрявший в горле комок мешал говорить, но на сердце стало радостно. Все вокруг гомонили. Женщины накрывали на соединенные друг с другом столы, поставленные прямо у крыльца. Младшие ребятишки, под руководством Анны, таскали припасы из машины. Ольга и Инга хихикали с охранниками. Павел тоже включился в общую суматоху, спросив пробегавшую мимо Лидию:
— А мне что делать?
Та обернулась и смеясь, ответила:
— Раз и вы в суматоху включаетесь, то открывайте все банки, что вон там, на завалинке, стоят. Консервный нож там должен быть. А если нет, то в доме спросите.
Павел попросил:
— Зови меня на «ты», ладно? И остальным скажи.
Лидия рассмеялась уже в полный голос:
— Ладно!
Павел отправился к многочисленным банкам на завалинке, но консервного ножа не нашел и зашел в дом. Митрич вытаскивал из погреба маринованные грибы и сразу же обратился к нему:
— Паша, подай мне тряпку с залавка. Банки–то грязные сверху.
Светлов растерялся:
— А где это — залавок?
Смех Анны заставил его обернуться, а она сказала:
— Видишь высокую скамейку возле печки с еще одной полкой внизу? Вот это и есть залавок.
Павел тоже улыбнулся:
— Я в деревне даже в гостях ни разу не бывал, так откуда мне знать, что такое «залавок».
Взял тряпку и протянул Митричу. Спросил:
— А консервный нож где лежит?
— На теремке, в банке.
Светлов закрутил головой. Иноземцева, уже без смеха, указала ему рукой вверх. Павел поднял глаза. На печном выступке из двух кирпичей стояла банка с ложками и вилками, а среди них цветастая ручка консервного ножа. Он обернулся:
— Спасибо.
Сзади никого не было. Он вышел на улицу и принялся открывать крышки. Лидия и Ирина сразу же уносили банки и выкладывали их содержимое в тарелки и блюда. Дети расставляли все на столах. Подъехал Николай Васильевич:
— И вас запрягли?
Павел обернулся:
— Я сам захотел. Суматоха заводит.
— Это верно. Каждый раз Анна наши дни рождения превращает в пир.
Отец Инозецевой замолчал, а потом вдруг спросил:
— Тебя арестовать ее прислали?
