Владимир Михайлов - Сборник "Посольский десант"
— А сколько часов длятся ваши сутки? — поинтересовался любознательный Ионов.
— А сколько бы вы хотели? — вопросом же ответил Гост.
— Не понимаю…
— Я шучу. Вон, на башне, видите — часы? Сравните с вашими, и все станет ясно.
— Простите, но мне как раз ничего не ясно!
И в самом деле: предмет, названный только что часами, обладал одновременно и круглым циферблатом с единственной стрелкой, и — пониже центра — прямоугольным табло, на котором виднелось лишь одно, но зато восьмизначное число, а именно 00010065.
— Офонареть можно, — пробормотал Федоров. Затем громко спросил:
— Уважаемый Гост, это, быть может, автомат для обмена валюты или счетчик прохожих — только не часы.
— Тем не менее, я назвал прибор правильно.
— Никогда бы не подумал. И сколько же на них сейчас времени? Снизойдите до нашей необразованности.
Гост пожал плечами. Усмехнулся:
— Хоть это вы могли бы усвоить прежде, чем пускаться в путь к нам — в мир неповторимой иссорианской культуры. Ну, так и быть. Сейчас шестьдесят пять минут десять тысяч ноль шестьдесят пятого.
— Шестьдесят пятого — чего именно? — полюбопытствовал Изнов.
— Часа, естественно — чего же еще?
— Уфф, — сказал Федоров. — А какого числа и года по вашему летоисчислению?
— А у нас нет никакого другого исчисления. Только часы и минуты. Ну, и секунды, разумеется — когда нужно. Есть, конечно и названия больших промежутков времени: сроки. Бывает малый срок, просто срок и большой срок. Но мы их употребляем редко.
— Ни недель, ни месяцев?..
— О, это все безнадежно устарело. Час и срок — единицы времени. Согласитесь, что при таком отсчете невозможна никакая путаница: каждый час и срок имеют, так сказать, свой паспорт, свою документацию: у часа номер, документ срока — приговор. Если представится случай в дальнейшем, мы еще поговорим на эту интереснейшую тему, богатую философскими проблемами. Только не сейчас: время дорого, как бы его ни исчислять. Идемте.
— А мы уже боялись потеряться, — признался Изнов.
— Ну, что вы. Свои у нас могут исчезать, а приезжих мы бережем. Сейчас выйдем на площадь перед вокзалом, и там я объясню вам, как проще пройти к тому месту, где я рассчитываю приютить вас на ночь.
— Это так близко?
— Ну, я не сказал бы, что рядом — идти придется не менее часа. Но почти все время по прямой, так что вы не заплутаетесь.
— А туда что, нельзя подъехать? — несколько встревожился Изнов.
— Можно было бы — располагай вы транспортом. Казенные машины нынче не ходят: нет горючего. Не то, что у вас, на Ливере, верно?
— Да, у нас, конечно, многое не так, — согласился Федоров. — Но неужели иссякли знаменитые на весь регион иссорские месторождения?
— Ну что вы, они существуют, работают. Только горючее куда-то девается — право, не знаю, куда, тут много разных мнений. Факт тот, что из каждых ста часов транспорт работает — десять. Конечно, частники и в другие дни катаются, у них проблем с энергией нет. Но они дерут неимоверно… Я бы вас подвез на своей, но она тут берет товар, ее придется ждать долго. Ничего, доберетесь как-нибудь. Не волнуйтесь. Вы оказались в правовом государстве, оно отвечает за вашу судьбу. А это значит, что с вами в любом случае поступят по закону. Строго по закону. — Гост усмехнулся. — Вопрос только — по какому: законов-то накопилось великое множество… Но что касается протида — он от вас не уйдет, получите, не беспокойтесь, вы не зря прилетели.
И, не позволяя задавать новые вопросы, увлек их за собой.
* * *Смеркалось; а может быть, здесь светлее и не полагалось, просто по сравнению с привычным, земным, и даже по синерианским понятиям было сумеречно. Лиловые облака лежали, казалось, прямо на крышах домов в четыре и пять этажей; облик этих домов — в большинстве своем старых, но не ставших по возрасту памятниками архитектуры, явно нуждавшихся в капитальном ремонте, — забавно контрастировал с вызывающей пестротой свежих вывесок и ярким освещением витрин на первых этажах. Выставлено было в витринах много чего, длинные комбинации знаков на табличках сперва показались приезжим названиями, но как-то само собою они быстро поняли, что это цены — хотя, не зная курса валют, нельзя было определить, высоки ли они, или нет. Единственным пока мерилом ценности для путешественников была сразу по прилете увиденная цена жизни в нынешний день. Если они не ошиблись в чем-то, жизнь здесь стоила не очень дорого; что, впрочем, можно было считать закономерным, потому что предметы первой необходимости и должны быть достаточно дешевыми (хотя бывает, конечно, что жизнь становится предметом роскоши, однако, к счастью, такие периоды в истории относительно кратковременны).
— Да, — проговорил, вздохнув, Меркурий, с трудом отрываясь от витрины, сверху донизу уставленную бутылками — одна другой привлекательнее; он успел заметить, что ни одна из них не повторялась — ассортимент напитков был донельзя обширен. Правда, большинство из них оказалось граанского производства, но какая разница жаждущему? — В такие минуты понимаешь, что в деньгах если и не счастье, то удовольствие во всяком случае.
— Ну ладно, ладно, — сказал Федоров. — Опять за старое?
— Однако не видно, чтобы это пользовалось особым спросом, — констатировал посол.
— Да просто дорого, — объяснил советник. — А вы подумали, что здесь — мир воздержания? Вглядитесь — разочаруетесь. А забавно, когда все три зрачка начинают косить — каждый в свою сторону. Как это у них получается?
Ответа никто не знал, и полквартала они прошли молча.
— Странно, — затем проговорил уставший от молчания Изнов. — Непонятная смесь столичного размаха и глуши. Машины, судя по нашим представлениям, высокого класса — и такое впечатление, что здесь никто ни о чем не заботится. Глушь какая-то. Люди ходят в грязной одежде — негде почистить? Можно подумать…
Он не закончил: в двух десятках метров впереди загрохотали выстрелы. Вспыхнула и ярко запылала машина, на нее налетели сразу две других. Дробно застрекотали автоматы, побежали прохожие…
— Ложитесь! — крикнул Федоров, подавая пример.
Пришлось падать в грязь. Огневая стычка оказалась, к счастью, кратковременной, и уже минут через пять можно стало подняться.
— Вот почему люди ходят в грязном, — пробормотал Изнов, оглядывая себя. — Пойдемте-ка отсюда.
— Обождем, — предложил Федоров. — Интересно, насколько оперативна тут полиция.
— Какое вам дело?
— Ну, все-таки…
Они потоптались на месте еще минут с десять — полиция не появлялась. На них начали уже обращать внимание.
— Ладно, — сказал Федоров. — И правда, пойдемте.
Улица снова оживилась, прохожие выглядели до странного невозмутимыми. Объезжая сгоревшую машину, подле которой уже суетились какие-то люди, вытаскивавшие и — похоже — обшаривавшие трупы, по мостовой катили счастливые обладатели горючего — на чересчур высоких скоростях; двигались они без всякой видимой системы и порядка, хотя то-и дело вспыхивали тут и там разноцветные огни, предназначенные, возможно, для регулирования, но никем во внимание не принимавшиеся.
— А вот, смотрите, тоже интересная витрина, — указал Изнов.
Они поглядели.
— Смотреть не на что, зато удивляться есть чему, — такими словами Федоров выразил общее впечатление.
Смотреть и вправду было особо не на что: на витрине, затянутой черным бархатом, красовалась одна-единственная пара лаптей и рядом — табличка с ценой. Несоответствие между первым и вторым могло изумить даже опытного человека.
— Что же это получается? — пробормотал Меркурий. — Эта… обувь стоит дороже, чем две жизни? Нет, мы наверняка что-то не так понимаем. Да ведь в ней даже выйти нельзя в такую погоду! И вообще…
— Относительно жизней — не знаю, но в Федерации Гра, да и у нас на Терре это цена самой роскошной машины, — сказал Федоров. — Не знаю, придется просить Госта объяснить этот феномен.
— Тогда уж и вон тот тоже, — и Меркурий кивком указал в другую сторону.
На противоположной стороне широкой улицы, на которой путешественники сейчас находились, между двумя домами располагалась обширная не застроенная площадка; возможно, раньше и тут стояло строение, затем его снесли, а построить что-то другое забыли. Но площадка отнюдь не пустовала. Сейчас на ней располагался высокий навес, под которым было установлено внушительных размеров техническое устройство, чье назначение не сразу стало понятным. Но вглядевшись, Федоров сказал с уверенностью:
— Да это пресс!
— Вы уверены?
— Более чем. Видывал такие за работой. Они предназначены для того, чтобы из отслуживших автомобилей делать брикеты металлолома для переплавки. Но здесь-то он зачем установлен?
