Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2009)
Пчела
Исаева Елена Валентиновна родилась в Москве. Закончила МГУ. Автор двух сборников пьес и семи сборников стихов. Пьесы ставились в театрах России и за рубежом. Печаталась в журналах “Новый мир”, “Дружба народов”, “Драматург”, “Современная драматургия”. Лауреат Малой премии “Триумф”, премии “Действующие лица” и др. Живет в Москве.
* *
*
Эта речка горная
Убегает бойко.
Я совсем не гордая —
Медленная только.
Я ушла, я выбыла.
Не скажу ни слова.
Нету, нету выбора
Никакого.
Словно обесточенной
Я была, вчерашней…
Но мёртвой быть не хочется,
А живой быть страшно.
Что ж стоишь ты скованно
Возле водопада?
Всё уже срифмовано —
Где-то там, где надо.
Ничего мы, в сущности,
Не решаем сами.
Из иллюзий выгрести,
Не мечтать часами,
Убегая в творчество…
Мне понятна роль, но
Мёртвой быть не хочется,
А живой быть больно.
Речка душу вымыла,
Мчится — ждать не станет.
Кто предложит выбор вам —
Тот обманет.
* *
*
Мне было 15, ей — 20.
Она сказала:
“У меня всё было,
И уже кажется, что ничего не будет”.
Я сказала:
“У меня ничего ещё не было,
И уже кажется, что ничего не будет”.
* *
*
Напьёмся кофе с круассанами,
Посибаритствуем немножко.
Дыша духами и туманами,
В кафе присядем у окошка.
Заставим пристально прищуриться
Мужчину. Он вполне печален.
Он курит и слегка сутулится.
Пока не подошёл — отчалим.
К ногам приникнет кошка — брысь её! —
Ведь мы в загадочность одеты!..
Ну, вот и выполнена миссия
По вдохновлению поэта.
Коктебель
Здесь — самолёты в небе, как стрекозы,
Здесь — моря обжигающий прибой,
А под окном так расцветают розы,
Что наконец довольна ты собой.
А этот дворик — как предвестник рая,
Куда возьмут тех, кто не делал зла.
Но есть ли шанс исправиться? До края
Стола пчела тихонько доползла
И не упала, видишь, а взлетела —
И крупной точкой застит самолёт.
Здесь слишком явно чувствуется тело
И всё, что с ним потом произойдёт.
Единство мира нарушать не смея,
Сидишь у всей вселенной на виду,
Мечтая мудрой сделаться, как змеи,
Шуршащие в сентябрьском саду.
* *
*
Лёгок, как случайная связь,
Ветер приласкал на бегу.
Я тебе ни в чём не клялась
И винить себя не могу.
Скоро будет Яблочный Спас.
Слёзы отложу на потом.
Ты меня немножечко спас,
И тебе спасибо на том.
В опыте наметился сбой —
Сохнет на губах молоко…
Просто я играла с тобой
В женщину, с которой легко.
* *
*
Мужчины делятся на тех,
С кем ничего не может быть,
Таких — почти все;
На тех, с кем может быть — может не быть,
Их очень немного.
И на тех, с кем не может не быть.
Это — ты.
* *
*
Я в детстве так бежала к маме-папе,
Что, кажется, взлетала над асфальтом!
Они брели, усталые, с работы
С какими-то продуктами в авоськах,
И кто-нибудь из них, раскинув руки,
Меня ловил и в небо поднимал.
И этим вот взлетаньем над асфальтом
Я мерила потом свои Любови,
И все они расшиблись об асфальт.
И с мужем, друг о друга расшибаясь,
Как об асфальт, усталые, с работы
Идём, но если сын бежит навстречу,
Его, конечно, поднимаем в небо!
* *
*
Если я гляжу в окно ночное,
Звёздный свет ловлю издалека,
Если я ещё о чём-то ною,
То не всё потеряно пока,
То ещё, пожалуй, есть возможность
Быть живее прочих неживых.
Берегись — одна неосторожность,
И слова оборотятся в жмых.
Что карета в тыкву — не печально:
Путь ногам привычнее в пыли.
Только бы слова внутри звучали,
Только б жизнь вмещать они могли.
Небольшая жизнь
Долгопят Елена Олеговна родилась в Муроме Владимирской области. Закончила сценарный факультет ВГИКа. Печаталась в журналах “Новый мир”, “Знамя”, “Дружба народов” и др. Живет в Подмосковье.
1
На окно смотреть страшно, даже подумать страшно, какие там щели и сколько они еще пропустят промозглого уличного воздуха. Мрачного московского воздуха, которым нельзя дышать. От него стынет кровь, останавливается, и ее ничем не разогнать. Вкус чая уже противен.
Московский воздух — ужас в чистом виде. В старом панельном доме — особенно. На верхнем этаже, когда отопление еще не включено и нет горячей воды. Нет!
Газ можно зажечь на кухне и смотреть. Чуть легче. Но пламя слишком маленькое и кажется далеким светилом, погасшим за мильон лет до нашей эры.
Он вышел из кухни, позабыв о маленьком огне.
Он надел еще один свитер, надел плащ, натянул шапку и лег под одеяло. Лежал весь закрывшись, в темноте, согреться не мог. Он думал, что умрет сегодня, остынет, пальцы он уже не чувствовал. Услышал дождь.
С подоконника потекло на пол. Подумал, что хорошо помирать так тихо, под дождь, будто бы растворяться в природе. Смиренно.
Задребезжал телефон. И смолк. Ног уже совсем не было.
В дверь забили. Бух-бух. Он знал, чей это кулак бухает.
Он слышал поворот ключа в замочной скважине, придумал метафору: заводят часы, старый, проржавевший механизм старым, проржавевшим ключом. Пружина закручивается все туже. Да, было тихо, буквально мертвая тишина, прекрасно, и вот опять пошли проклятые часы, застучали. Шаги ее застучали по квартире. Сердитые, глупые шаги.
Она сдвинула стул, прошла к столу, что-то и там сдвинула, потом ничего не найдешь. И все стихло. Где-то она стояла, конечно. Затаилась. Выжидала? Решалась?
Раз! Сдернула одеяло.
Он лежал носом в подушку. В шапке, плаще, светлом, как мороженое пломбир, подтаявшее мороженое, растекшееся на грязном полу где-нибудь в вагоне метро. Этот плащ и в химчистку брать отказались. Она выбросить хотела, но он не дал.
— А что в плаще-то залегли? Достали бы пальто. И ноги голые, от ног весь холод. Ботинки надо было надеть. Или они немытые с прошлого года? Хотя вы и в немытых в постель заберетесь, чего вам. Поздороваться не хотите со мной? Я же вижу, что вы еще не умерли.
Она набросила на него одеяло, чтобы прикрыть ступни в драных носках.
На кухне горело синее пламя.
— Вечный огонь, — сказала. — Когда-нибудь вы спалите весь дом. Пожалейте людей, детей хотя бы. Лучше бы щели в окнах законопатили.
Долго она на кухне возилась, мыла, скрежетала. Вода лилась. И то ли дождь опять занудил, то ли на сковородке что-то заскворчало.
Вошла в комнату. Сказала, будто не ему, будто кто-то еще был в комнате, кто-то славный, милый, такая интонация была в ее голосе, обращенная к этому несуществующему; он терпеть не мог, когда она так к нему, как не к нему, обращалась:
— В кухне тепло сейчас. Я духовку зажгла. Просто отлично. Чай заварила.
— От чая тошнит, — пробухтел в подушку.
