Наталья Лайдинен - Другой Париж: изнанка города
– Да, вправду интересно. Хотя не позавидуешь тебе.
– Ох и не говори! – отмахнулась Мила. – Сижу тут с этим Жорой дура дурой. Боюсь мобильник из рук выпустить – мало ли что. Задремать ни на минуту нельзя, пока мои богатенькие буратины не утихомирятся. Прикинь, я тут напрягаюсь, волнуюсь, а эти козлы переоделись в лохмотья и придуриваются. Один, вице-президент крупной нефтяной компании, между прочим, в первый день пребывания вылез в час пик на улицу милостыню просить. Уселся на тротуаре с картонкой. За час сто евро собрал. Такой щупленький, лысенький. Очень уж жалостливо глядел на всех, так и хотелось накормить. Мы с Жорой чуть от ужаса не умерли. Ведь если что – расстреляют потом…
– Да… У богатых свои причуды! – ухмыльнулся я. – Знаю, что у нас некоторые миллиардеры на спор в метро спускаются. Но это не такой экстрим, конечно. Ладно, не буду больше от работы отвлекать. Спасибо за первую помощь, пошел я, пожалуй.
– Тимофей, может, останешься у меня, переночуешь? Палатка большая! – кокетливо сказала Мила и повела плечиком, с которого случайно упала бретелька. – Жоре по контракту положено вообще на улице дежурить, глаз с этих обормотов не спускать, чтобы не случилось чего…
– Да не, спасибо! – Я очень живо представил себе выражение лица Жоры и особенно его кулачищи, и мне захотелось уйти из этого гостеприимного местечка поскорее. – Я, пожалуй, пойду. Найду, где переночевать. А не найду – погуляю просто. Париж – красивый город!
– Ну, ладно… – немного разочарованно вздохнула Мила. – Тогда удачи тебе. Мы тут еще два дня будем. Если что – заглядывай на огонек!
– Договорились!
– И это… Будешь уходить – Жору обратно позови. А то он там замерз, наверно, несчастный.
– Ладно, позову! Пока.
Я жестом показал Жоре, что место в палатке вакантно, целомудренно отошел в сторону и постоял несколько минут у воды. Из палаток, разбитых метрах в пятидесяти от палатки Милы, неслось веселое дружное ржание хорошо поддавших мужиков. Похоже, люди здорово проводили время. Только радоваться.
Я улыбнулся, поднялся по ступенькам и пошел куда глаза глядят по ночному Парижу. Воздух был прохладный, дышалось свободно и легко. Я впервые за долгое время действительно никуда не спешил.
Каких только сюрпризов не преподносит порой жизнь!
* * *На следующий день, немного выспавшись в обнаруженном укрытии на набережной, судя по всему недавно оставленном кем-то из бомжей, решил отправиться на остров Сите, к собору Парижской Богоматери, в надежде пообщаться с клошарами. Пока шел, не уставал поражаться миниатюрности центра Парижа: за полчаса можно легко добраться от одной знаменитой достопримечательности до другой.
По пути наблюдал забавную сценку: двое бомжей, у которых явно была не самая простая ночь, умывались в городском фонтане. Один из них сунул голову в воду, а затем долго отряхивался, мотая мокрой головой, как собака. Другой, шумно отплевываясь, чистил зубы. Вот такое утреннее омовение. Я, если честно, приноровился делать то же самое в туалетах кафе, особенно выручал «Макдоналдс». А кроме того, несколько раз захаживал принять горячий душ в разные социальные заведения.
Там же я приноровился решать проблему с питьевой водой. Подобрал на помойке пластиковую бутылку из-под кока-колы, прополоскал ее хорошенько и стал набирать в нее водичку в туалетах и таскать с собой в рюкзаке, тоже, кстати, подобранном в одном из мусорных баков. На день воды вполне хватает. Да и руки помыть, в случае чего, всегда можно.
Что же касается стирки, то этот вопрос наловчился решать самым примитивным образом, сполна оценив преимущества туалетов для инвалидов. В этих просторных заведениях можно спокойно постирать исподнее в рукомойнике, даже голову помыть при желании. А просушить бельецо можно под феном, главное – чтобы других посетителей в это время поблизости не было: удивлению предела не будет!
Когда я, прогулявшись по утреннему Парижу, оказался на острове Сите, то обнаружил там и в самом деле много бомжей. Они спали, сидели, что-то лениво жевали на площади перед величественным Нотр-Дамом.
Мне остров Сите напомнил корабль, зачем-то приставший к берегу. Плыть бы ему… но со времен племени паризиев, которые еще при римлянах начали строить тут город и укреплять островную часть, Сите прочно привязан к другим районам французской столицы.
Припомнилась история собора Парижской Богоматери. Вряд ли кто-то описал ее лучше, чем Виктор Гюго. И пусть сегодня у многих при слове «Нотр-Дам» в памяти всплывает напряженная физиономия Петкуна в сценах из популярного мюзикла, для меня собор Парижской Богоматери – прежде всего воспоминания о великой литературе: припомнились разом цыганка Эсмеральда, брат Фролло и Квазимодо. Красивая далекая сказка!
На площади между тем появлялись первые, самые любо знательные туристы с непременными видеокамерами и фотоаппаратами. Они хищно фотографировали все вокруг, не исключая химер на фронтонах и охотно позирующих бомжей.
– Сфотографировал – плати! – тянул руку один из бомжей, нахально выпрашивая деньги. Некоторые туристы давали. Небольшая группа клошаров лежала прямо на мостовой, неспешно потягивая пиво. Я подошел к ним и присел рядом.
– Ты кто? – спросили меня после небольшой паузы.
– Я – Тимофей, русский бродяга.
– Ты тут что, зарабатывать хочешь? – Глаза одного из бомжей мгновенно налились кровью.
– Нет. Я просто пришел, хотел поговорить о жизни… – опешил я.
– Просто так тут не ходят. Хочешь срубить дармовых бабок? Вали в другое место. У нас тут все схвачено! Вали к Консьержери, там побирайся!
Бомжи вели себя агрессивно. Я счел за лучший вариант ретироваться.
С другой стороны собора мое внимание привлекла живописная группа молодых ребят, которые что-то громко обсуждали между собой. Я приблизился к ним и прислушался, делая вид, что рассматриваю своды собора.
– Как многие христианские храмы, – вещал патлатый парень в длинной индийской рубашке, – собор Парижской Богоматери был построен на месте древнего языческого храма богини Исиды. Поэтому Нотр-Дам нельзя оценивать как чисто христианский символ. Это мировое духовное наследие.
– А все-таки зачем на соборе химеры? – подала голос одна из девушек. – Такой странный орнамент!
– Это вовсе не орнамент, а сложные символы. Как объяснял Петр Успенский, химеры на соборе передают сложный духовный мир строителей храма. Если говорить проще, химеры отражают различные проявления человеческой души: сомнения, смуту, зависть, злобу… Даже в самом святом месте возможны такие проявления! Особенно в нем!
– А почему собор Парижской Богоматери называют еще мистическим шедевром? – спросил невысокий очкарик, тоже длинноволосый.
– Все мистично в этом произведении искусства и духа, – сообщил заводила славной компании. – Говорят, статуи Богородицы в соборе – это переделанные статуи женских божеств, существовавших в древнем языческом храме. А еще, если приглядеться, в многометровых витражах собора можно увидеть намеки на знаки зодиака, а так называемая галерея царей воспроизводит 28-дневный лунный цикл. Возможно, в самой геометрии Нотр-Дама, который перестраивался неоднократно, закодирован тайный смысл «философского камня» алхимиков! Мы, как члены мистического сообщества, должны обратить особое внимание на этот собор – духовное сердце Парижа. Даже великий пролетарский поэт-бунтарь Маяковский, войдя в собор, был потрясен его величием и снял с головы свою вечную кепку.
Пока я слушал эти рассуждения, у собора становилось все многолюдней. Подтягивались, профессионально стреляя глазами по сторонам, торговцы сувенирами. Бомжи тоже зашевелились, разбрелись по разным углам площади, которая, судя по всему, тоже была поделена между ними на определенные участки.
Между тем перед собором появилась группа темнокожих стройных парней. Они установили прямо на асфальте магнитофончик, врубили рэп и начали танцевать. Их мгновенно окружили щелкающие затворами и клювами ротозеи. Надо отдать должное африканцам: танцевали они весьма ритмично и слаженно. Многие подтанцовочные коллективы на российской эстраде уж точно обзавидовались бы.
Идиллию вдруг нарушил женский истошный вопль с характерным малороссийским акцентом.
– Ой, мамочки родные! У меня ж сумку украли! – вопила толстая крашеная тетка, отчаянно вращая глазами по сторонам.
Африканские танцоры очень технично подхватили магнитофончик и мгновенно испарились. Рыдающей тетке стали выражать сочувствие находящиеся рядом туристы.
– Травм-то хоть нет? – интересовались они.
– Да лучше бы травмы! – истошным голосом верещала она. – А в сумке-то все было! Кошелек с деньгами, паспорт и видеокамера. Хорошо, хоть я триста евров в лифчик спрятала! Ой, мамочки, что ж теперь делать-то?
Минут через десять тетку успокоили и повели в участок писать заявление. Еще через полчаса вернулись пластичные африканцы с магнитофончиком. Площадь, помнившая королей, королев, Робеспьера и Наполеона Бонапарта, продолжала жить своей обычной жизнью. Несколько парочек, не обращая внимания на окружающих, самозабвенно целовались с видом на знаменитый собор.
