Эдуард Край - Иерархия
Напротив, чтобы предотвратить возможность зарождения собственных групп элиты в массе управляемых, ее нужно полностью лишить тишины. Так на современном Западе возникло явление, которое получило название «демократия шума». Создано такое звуковое сопровождение, что средний человек практически не имеет достаточных промежутков тишины, чтобы сосредоточиться и додумать до конца связную мысль. Это – важное условие его беззащитности против манипуляции сознанием. Для целей манипуляции одинаково важны как приемы привлечения и удержания внимания на убеждающем сообщении (захват аудитории), так и отвлечения внимания от некоторых сторон реальности или некоторых частей сообщения – всегда предпочтительнее не лгать, а добиться, чтобы человек не заметил «ненужной» правды.
Исследования, проведенные в США, показали, что сообщение, направленное против какого-то мнения или установки, оказывается более эффективным, если в момент передачи отвлечь внимание получателя от содержания сообщения. В этом случае затрудняется осмысление информации получателем и выработка контрдоводов – основа его сопротивлению внушению. В серии экспериментов давалась информация группам студентов. В аудитории показывали два фильма, в обоих сообщалось, что студенческие братства вредны. В первом случае показывали самого оратора, который произносил речь, а во втором фильме – речь давалась на фоне видеоряда, не имеющего ничего общего с сообщением. Опросы показали, что во втором случае при отвлекающем воздействии, внушаемость была выше.
Исключительно сильным отвлекающим действием обладают уникальные события – беспрецедентные и неповторимые. По отношению к ним у человека возникает «двойное внимание». Под прикрытием такой сенсации политики стремятся провернуть все темные дела.
Все это, и много другое, я узнал из мемуаров, которые мне дали прочитать.
Из материалов, надиктованных медиумами «Иерархии».
Из мемуаров Кларка, воплощенного духа теоретика свободы Прудона.
Стремление к власти – неотъемлемое свойство, общечеловеческое влечение, приобретающее в конкретном жизненном контексте и неблагоприятное направление. На наш взгляд, таким влечением является стремление к превосходству, которое следует признать фундаментальной мотивационной силой, определяющей разнообразные поведенческие эффекты.
Биологические предпосылки стремления к превосходству раскрыл еще Дарвин в учении о половом отборе, согласно которому больший шанс оставить потомство имеют особи, более привлекательные (ярче оперение, звучнее голос), чем их соперники. Продуктивная идея этого учения состоит в утверждении, что в процессе эволюции действуете тенденция, благодаря которой живые организмы приобретают качества и свойства, не только представляющие прямую утилитарную ценность и служащие непосредственно борьбе за существование, а «бесполезные» и в некотором смысле даже вредные (скажем, яркое оперение, обеспечивающие большую сексуальную привлекательность, явно противоречит требованию мимикрии).
Следовательно, уже на более ранних стадиях эволюции господствуют такие мотивы поведения, которые нельзя полностью свести к стремлениям удовлетворить потребности, связанные с обеспечением индивидуального и даже видового выживания; они выражают тенденции особого порядка – иметь перевес (преимущества) перед особями своего вида.
Широко распространенная односторонняя трактовка теории Дарвина с акцентом на выживание более приспособленных к условиям существования заслонила не менее существенную тенденцию – стремление к превосходству, привнесенное в человеческую природу не какими-то неблагоприятными социальными факторами, а имеющую глубокие биологические корни.
В создававшихся веками художественных произведениях многих народов получили отражение различные аспекты стремления к превосходству – властолюбие, карьеризм, тщеславие, зазнайство, высокомерие, гордыня и т. п. В психологической литературе впервые наиболее широко рассмотрел стремление к превосходству Альфред Адлер, примыкавший некоторое время к психоаналитическому направлению, однако впоследствии порвавший с Фрейдом и образовавший собственную школу – так называемую индивидуальную психологию. Адлер прямо утверждает: «Мы сможем лучше всего понять всевозможные душевные движения, если мы признаем в качестве всеобщей предпосылки, что они подчиняются одной цели – достижению превосходства». Последнее же можно усмотреть в желании творца и работника оказаться первым в своем деле, в деспотизме главы семьи, в возвеличивании своих свершений и даже своих страданий, в экстазе, в претензиях детей на первенство.
Остановимся вначале на точке зрения Мюррея, который еще в 1938 г. дал следующее определение мотива власти, назвав этот мотив потребностью в доминировании. В чем он проявляется?
Желания и эффекты. Контролировать свое социальное окружение. Посредством совета, обольщения, убеждения или приказания воздействовать на поведение других людей и направлять его. Отговаривать, сдерживать и запрещать. Побуждать других поступать в соответствии со своими потребностями и чувствами, добиваться их сотрудничества. Убеждать других в своей правоте...
Действия (общие). Влиять, склонять, вести, убеждать, уговаривать, направлять, регулировать, организовывать, руководить, управлять, надзирать. Подчинять, править, властвовать, попирать, диктовать условия. Судить, устанавливать законы, вводить нормы, составлять правила поведения, принимать решения, разрешать конфликты. Запрещать, ограничивать, оказывать сопротивление, отговаривать, наказывать, лишать свободы, заключать в тюрьму. Очаровывать, покорять, заставлять других прислушиваться к себе, приобретать подражателей и последователей, устанавливать моду...».
Может ли быть свободен человек, живущий среди себе подобных и вынужденный конкурировать с ними за собственность и власть?
Власть – это механизм контроля собственности. Процессы, связанные с генезисом новой формулы власти и государственности применительно к веку нынешнему, имеют характер неоднозначный и уж, конечно, не одномерный: инновационная неосоциализация, возникающая на глазах, носит, характер комплексный. ХХ век – время транзита и столетие социальных революций. Мир в определенном смысле был «глобализирован» уже в конце позапрошлого века. Правда, это была несколько иная, «зональная» глобализация, осуществленная в соответствии с принципом «эффективного управления». Однако ускорение взаимодействия сообществ, взаимопроникновения культур, ускорение социальной динамики (хотя бы в форме «революции масс» в начале века и «революции элит» в его конце) – было и тогда налицо.
Тут мы подходим к сути того, что я хочу сказать. Бытие определяет сознание, в этом Маркс был прав. Но эта формула имеет две стороны, можно констатировать и так: сознание определяет бытие. Я хочу проследить, как именно это происходит, и какое сознание определяет собственность, которая изменила свою суть, в постиндустриальном информационном обществе.
Традиционный человек по большому счету был реалистом, а не утопистом: он знал свое место и считался с имеющимися ограничениями. Он не верил в рай на земле и не брал напрокат чужие нормы и оценки. Именно в этих двух пунктах современный человек сбивается с реалистического пути. С одной стороны, все современные идеологии обещают рай на земле и, следовательно, дезориентируют людей. С другой стороны, современное поведение является имитационным. Существуют авангардные (референтные) группы, в глазах всех остальных воплощающие настоящую современность, и перед лицом этих групп остальные испытывают комплекс неполноценности. Они лезут из кожи вон, чтобы походить на престижные группы, заимствуют их вкусы и оценки, третируют свою собственную среду, меряя ее чужим эталоном. Деревня копирует город, провинция – столицу, представители массовых «непрестижных» профессий – тех, кто воплощает престижность. В этом проявляется ментальная и поведенческая неуверенность нашего современника: он ведет себя как имитатор, демонстрирующий себе и другим именно те черты, которые не являются его собственными. На этом основываются манипулятивные практики современной рекламы и пропаганды: они одновременно и внушают нам комплекс неполноценности, и обещают избавить от него в момент приобретения престижной покупки или следования престижному эталону.
Обескураживающая правда современного мира состоит в том, что сегодня на глобальном уровне именно Запад выступает как референтная группа, которую вынуждена копировать «мировая провинция». И если нераздельность фактической и референтной принадлежности считать характеристикой традиционного общества, то в этом отношении именно западные страны воплощают традиционный тип. В той мере, в какой Запад живет самим собой, никого не имитируя и не копируя, не «подтягиваясь до эталона», он живет традиционно. Все остальные, над которыми тяготеет разорванность фактического и «современного» (эталонного), должны быть отнесены к современному неврастеническому типу, страдающему кризисом идентичности. Именно здесь – источник глубочайших парадоксов современности, связанных с добровольной зависимостью, добровольной эксплуатацией, добровольной капитуляцией. С этой точки зрения и сам Запад поражен расколом: в нем выделилась авангардная часть, воплощающая саму современность и чувствующая в ней себя как дома, и ведомая часть, уделом которой являются демонстрационно-имитационные формы поведения.
