Георгий Гратт - Скажи мне, мама, до...
Впрочем, наблюдения его длились не более минуты. Дверь ржаво скрипнула, заставив вздрогнуть, и в камеру одновременно шагнули двое, за широкими спинами которых угадывался третий. Николаю Ивановичу тычком указали на табурет, скорее приказывая, чем разрешая. «Садитесь» и обычное в таких случаях и по сути формальное «имя, фамилия, отчество» послужило началом тому неприятному роду знакомств, которых вы вовсе не жаждете.
— Я хотел бы сделать заявление, — совершенно неожиданно даже для самого себя произнес Николай Иванович, прервав десятилетиями отработанную процедуру.
Троица переглянулась, выдавив подобие общей улыбки, и старший — тот, что вошел последним, сдержанно кивнул.
— Я, Сосновский Николай Иванович, профессор, преподаватель кафедры русского языка и литературы педагогического института, — начал свою тираду заключенный, — требую немедленно освободить меня из-под стражи. — Он на мгновение задумался над формулировкой, прежде чем перейти на ненавистный ему канцелярит, и заключил: — …как не имеющего отношения ни к каким выдвигаемым против меня обвинениям.
Лицо старшего скривилось в ухмылке, он явно рассчитывал услышать нечто более существенное.
— А вы уже знаете, в чем вас обвиняют? — лукаво поинтересовался он.
— Нет, но я… — замялся Николай Иванович и вовремя оборвал себя, сообразив, что все дальнейшие пояснения будут не в его пользу.
— Что ж, тогда не перебивайте, профессор, и будьте любезны придерживаться протокола.
И опять последовал легкий кивок, вернувший ситуацию в исходное русло: год рождения, место рождения, домашний адрес, состав семьи и так далее, и так далее, и так далее.
Как бы ни был занят Николай Иванович навязанным ему противостоянием, все же он не мог не заметить, что допрос вел фактически один человек. Второй исполнял обязанности секретаря, а третий — старший и, по всей вероятности, главный в этой компании — лишь внимательно слушал, сидя несколько поодаль. Порой он делал короткие записи в лежавшем перед ним блокноте. Но первый касающийся существа дела вопрос задал именно он:
— Ответьте, с какой целью вы прибыли сегодня в дачный кооператив на двести тридцать восьмом километре северной железной дороги?
Вопрос как вопрос, ничего необычного, казалось, в нем не было, и тем не менее он заставил Николая Ивановича нахмуриться.
— Скажите, — после некоторого раздумья произнес он, — а я должен был получить у вас разрешение?
В его словах, точнее, в самом их тоне можно было угадать оттенок иронии, но это как поглядеть. И все же те, кто самой природой государственности поставлен, скорее, на службу закона, взглянули на дело именно так.
— Тебе же было сказано, профессор, придерживаться протокола, отвечать на вопросы, а не дурочку тут валять. Не то ты у нас в сортир по разрешению ходить будешь! — сорвался второй по старшинству, вероятно, заступаясь за первого.
— А вы мне не тычьте, молодой человек, вам не по возрасту, — заступился за самого себя Николай Иванович.
— А я тебя еще и не тыкал, дедуля! А ткну, так от тебя лужа останется!
Возможно, ничем хорошим эта перепалка и не окончилась бы, особенно если учесть обстоятельства, место и время, но старший опять дал отмашку, переводя диалог в разговорную плоскость.
— Взгляните на фотографию, — подтолкнул он Николаю Ивановичу снимок, на котором тот сразу же узнал Алика. — Вам знаком этот человек?
— Да.
— И вас не затруднит назвать нам его имя?
В самой такой просьбе ничего предосудительного не было — имя, сообразил Николай Иванович, они наверняка знали и без него.
— Это Альберт Михайлович Донгаров, — произнес он и, чтоб сразу же избежать дальнейших уточнений, пояснил: — мой старый школьный товарищ.
— А с вами, оказывается, можно сотрудничать, — дождался он в ответ улыбки старшего, но воспринял ее по-своему.
Он вовсе не собирался поддаваться на их уловки, а если и снисходил до разговора, то только лишь в силу создавшегося положения.
— Что он вам рассказывал про свою службу?
Этот вопрос как бы на гребне первого успеха задан был младшим по званию, обидчиком Николая Ивановича — лейтенантишкой, как мысленно обозвал его он сам. Тогда как старшему он молчаливо согласился присвоить звание майора. Впрочем, даже если бы оба они не были в штатском, ему все равно не суждено было убедиться в собственной правоте — Николай Иванович совершенно не разбирался в знаках различия.
— Да ничего такого особенного Алик мне не рассказывал, — с нескрываемым раздражением произнес он. — Плавал, нырял… что-то еще в этом же роде. Я не запоминал подробностей.
— Он упоминал при этом какие-нибудь названия: города, страны?
— Если и упоминал, то только в общих чертах, вскользь. Африка, например, или Куба. Кажется, звучало название Катанга.
— Катанга?
Следователи — а, очевидно, именно таков был род их занятий — недоуменно переглянулись. Только теперь Николай Иванович спохватился, что они даже не представились, хотя для него в данном случае важно было не это. Он силился понять, куда они клонят и что такое тайное хотят выведать у него, чего он рассказывать им не должен.
— А что такое Катанга? — спросил младший.
— По-моему, это название какой-то провинции в Конго.
— В которой он воевал?
— Об этом он мне не рассказывал.
— Скажите, вы человек мало пьющий? — неожиданно спросил старший, тот, кого Николай Иванович произвел в майоры. И увидев недоумение в его глазах, уточнил: — Я в том смысле, что вы нам тут ничего не выдумываете насчет этой самой Катанги?
— Нет, конечно же… То есть я почти не пью.
— Тогда зачем вы прихватили на дачу две бутылки коньяка? Угостить своего товарища?
Вопрос был задан, и ответа типа «не знаю» он не подразумевал. Можно было, конечно, ответить: «Не ваше дело» или более мягко: «Это мое личное дело», но все равно выходило достаточно грубо. А нарываться на ответную грубость Николаю Ивановичу совсем не хотелось. К тому же все равно на дачу они ехали не за ним, а за Аликом, это было ясно как божий день. И потому большой беды в его признании не было.
— Да, — с трудом выговорил он, — хотя я не понимаю, почему должен вам рассказывать об этом?
— Но мы же с вами сотрудничаем, не правда ли? — улыбнулся старший.
Это была неправда, и все же Николай Иванович смущенно промолчал.
— А кто еще из его друзей присутствовал при вашей встрече?
Но о какой такой встрече идет речь? Ведь ни о какой конкретной встрече он им не рассказывал. Если они что-то и знали о встрече, так не от него — так примерно должен был бы рассуждать Николай Иванович, но так он не рассуждал. Потому что в памяти его в этот миг совершенно отчетливо всплыли слова друга: «Ничего я ему рассказывать не собираюсь, чтобы не подставить всех остальных». И опять иголка недоверия больно кольнула его в сердце.
— Какие еще друзья? — воскликнул он. — Я не понимаю, о ком вы говорите.
— Ну как же так, Николай Иванович. А вот соседи говорят, вас было четверо.
На самом-то деле их было пятеро, но в данном случае все это не имело никакого значения, потому как Николай Иванович понял наконец, чего от него добиваются. Им нужен был не просто Алик, им нужны были все!
— Нет, — устало произнес он, — никаких друзей не было. Возможно, соседи что-то путают.
— Да поймите же, Николай Иванович, эти люди смертельно опасны! Они, наверное, вас обманули, обвели вокруг пальца. Что они вам такое наговорили?
— Нет, — покачал головой Николай Иванович, — никаких друзей Алика я не знаю.
И тут младший следователь будто взорвался:
— Да чего с ним базарить, Пал Егорыч! Целлофан на голову — он нам вмиг всю банду сольет!
Николай Иванович чуть не вскочил, не веря своим ушам, а старший едва заметно поморщился:
— Ты в уме, Сань, а? Да он у нас тут же и съедет. У тебя прошлый месяц мертвяк был, нам только нового не хватает!
— А хочешь, — обернулся этот, названный Саней, к Николаю Ивановичу, — мы из тебя Чикатило сделаем? У нас тут как раз со вчерашнего две метелки парятся — они тебя враз опознают! Или можем наркобарона, а? Тебе чего нравится?
Николай Иванович похолодел. Сознание собственной беззащитности впервые обрушило его мир. Дом, институт, друзья, родная литература — все оказалось беспомощным под натиском этой злой, беспринципной и беспощадной силы. И что было толку ворошить прах отца, когда самого его, ни в чем не повинного, готовы были вот-вот растоптать, смешать с грязью?
— Мне нужен адвокат, — прохрипел Николай Иванович.
— Ах, тебе, сука, адвоката захотелось! — взревел младший, а старший почти одновременно с тем произнес:
— А для чего вам, собственно говоря, адвокат, Николай Иванович? Мы вас еще ни в чем не обвиняем. Мне казалось, мы просто беседуем.
