Наталья Земскова - Город на Стиксе
— Ну, вот он, ваш гений, — исподлобья посмотрел Хусейнов. — Продолжай, Елена.
— Я накормила, убрала что можно. Вызвала скорую, и ее увезли. Но сказали, что надо бы в хоспис. Если нет из родных никого.
— Что с квартирой?
— Закрыла — вот ключ.
Хусейнов кивнул, знаком отпустил девушку и в недоумении повернулся ко мне:
— Что скажете?
— Он не мог ее бросить вот так.
— Ой, моя дорогая, не мог! Не видали вы, видно, запоя…
— Он не мог ее бросить.
— Но бросил.
— Нет, не верю. Звоните в милицию.
— Бесполезно. Заявление принимают спустя три дня после пропажи человека.
— Тогда звоните в морги и больницы, а я — его приятелям из ТЮЗа. И. я возьму эту афишу, хорошо?
Обязав Хусейнова держать меня в курсе, я в секунду слетела с крутой филармонической лестницы, чуть не сбила с ног поднимавшегося мне навстречу мага Бернаро и, почувствовав резкую боль, непроизвольно ухватилась за его руку.
— Не следует так опрометчиво спешить судьбе навстречу, учитывая то, что эта лестница — пожалуй, самая крутая в Городе, — улыбнулся Бернаро и в упор посмотрел мне в глаза, молниеносно перехватив руку. Нас отделяли сантиметров тридцать, и мне тотчас захотелось отодвинуться, вынырнуть из его взгляда, будто я очутилась в свете перекрестных прожекторов, направленных прямо в лицо. Эта особенность Бернаро — не мигая, с короткой дистанции подолгу рассматривать собеседника своими черными, глубоко посаженными глазами (а после не замечать его месяцами) — раздражала всех, и меня в том числе, заставляя держаться подальше. За пять лет работы я умудрилась написать о нем два раза — и то по настоянию редактора, вбившего себе в голову, что все, кроме театра, в нашей газете подвергается с моей стороны жесткой дискриминации. Бернаро в этом точно не нуждался: девяносто пять процентов его выступлений проходило за границей, и для всех оставалась загадкой его стойкая прописка в местной филармонии.
— Держу пари, вы подвернули ногу. Можете идти?
— Да, спасибо.
— Меня зовут Артур Бернаро.
— Я знаю. Елизавета Кронина, «Городские ведомости».
— Нет, идти вы не можете, — проговорил Бернаро, наблюдая, как я пытаюсь ступить на больную ногу и сменить гримасу на улыбку. — Вот ключи от машины, черно-синий «лендровер» — садитесь и ждите. Отключите сигнализацию вот этой кнопкой.
И пока я в полном недоумении рассматривала ключи, он устремился вверх по лестнице на третий этаж, где находилась его репетиционная база, и где он никогда не репетировал, а только хранил реквизит.
— Справились? Вот и отлично, — вернулся Бернаро через несколько минут и снова пристально посмотрел на меня. — Почему кондиционер не включили?
— Не знаю, как заводятся машины.
— Не может быть, сейчас все знают. Хотя вы правы: женщина за рулем сегодня уже банальность, женщина за рулем внедорожника — банальность в кубе.
— Нет, отчего же? Просто не случилось.
— А еще вы не курите, не пьете и спите и видите, как бы отсюда сбежать.
Я рассмеялась и расслабилась.
— Вы хороший журналист?
— Я хороший журналист.
— Видимо, да — отвечаете без запинки.
— Куда мы едем?
— Я везу вас в травмпункт.
— Нет, не нужно в травмпукт. Отвезите домой. Если можно.
— Но у вас растяжение. Вы боитесь врачей?
— Уверяю вас, нет. И мне нужно работать.
Бернаро резко затормозил, вышел из машины, открыл дверцу с моей стороны и приказал:
— Обувь снимите.
— Зачем?
— Ногу давайте. Так больно?
— Нет, так небольно.
— А так? Растяжение есть небольшое. Не ходите дня два, все пройдет.
— Странно, что вы разбираетесь.
— Как всякий артист, в программу которого входят акробатические трюки, а, значит, растяжения и травмы.
Бернаро вернулся на свое место и включил зажигание:
— Ну, домой так домой. Как хотите, упрямая Лиза. Продиктуйте мне свой телефон, позвоню вам на днях и, возможно… — он мгновенно увернулся от мчавшейся по встречке «газели», что-то пробормотал про себя, кажется, выругался, и, обернувшись ко мне, повторил: — И, возможно, у меня к вам будет дело.
— Да, конечно, звоните, пожалуйста.
— И вы не спросите, какое дело? Вы нелюбопытны?
— Все журналисты любопытны. Я не исключение.
— Артур. Меня зовут Артур. Вам не нравится имя?
— Мне неудобно без отчества.
— Глупости, глупости, Лиза. И я вас звать по отчеству не стану.
— Тогда Елизавета.
— Хорошо.
Минут через двадцать, которые мы проехали в полном молчании, Бернаро помог мне выйти из машины, проводил до лифта (тот, как назло, не возникал целую вечность) и в каком-то веселом любопытстве все рассматривал и рассматривал мое лицо, чем смутил меня окончательно и вызвал приступ нервического кашля.
* * *Следующие полчаса моей жизни были потрачены на звонки тюзовским приятелям Водонеева, которые, как оказалось, знали еще меньше, чем я. И все говорили одно и то же: подобные выпадения из реальности — с исчезновением на несколько дней и выключением телефона — для него не редкость, вот заземлится и объявится. Чуть успокоившись, я заварила чай и села за компьютер, чувствуя, что уснуть все равно не удастся: нужно было писать обещанную Хусейнову статью. И, кажется, впервые я писала такой материал без личной встречи, а перед глазами стояло одно и то же: Водонеевский Гаев в «Вишневом саде», визитной карточке «Другого театра», и эта его ключевая фраза: «Все состояние проел на леденцах».
Все состояние…
Саша продолжал играть в этом спектакле даже после ухода из театра, играть свою лучшую роль, из которой становилось очевидно, что жизнь прошла, и прошла безвозвратно, и не было жаль ни Раневской и ни имения, а только этого невзрослеющего ребенка, так и не выучившегося играть в серьезные игры серьезных людей. Собственно говоря, он и играл-то себя. Все это понимали, и всем было неловко. Как ни странно, совсем невыношенный текст статьи шел без сучка, без задоринки, и около двух часов ночи я поставила точку — почти счастливая оттого, что мне не нужно будет заниматься этим завтра.
А утром статья о Саше сразу пошла в номер — вслед за редакторской взбучкой на традиционную тему: где гвоздевые материалы?!
Не успела я вычитать в полосе своего Водонеева и назначить встречу Маринович, которую все оттягивала, как на моем мобильнике высветился незнакомый номер, состоящий практически из одних семерок, и обволакивающе-низкий голос мага Бернаро сообщил, что иллюзионист заедет за мной в редакцию.
— Но сегодня никак, у меня встреча.
— Тогда после встречи.
— Не знаю.
— Елизавета, как ваша нога?
— Спасибо, лучше.
— Ну, вот и прекрасно. Я заберу вас после вашей встречи и обязательно верну домой. Артур.
— Артур, давайте созвонимся позже, хорошо?
— Нашего нового поклонника зовут Артур. И кто он? — проявила признаки жизни спящая за компьютером Жанна.
— Да какой там поклонник! Бернаро.
Фрониус отреагировала так, словно это звонил не Бернаро, а Том Круз:
— И ты про какую-то встречу?
Я тут же пожалела, что не сохранила конспирации:
— Ну, если в самом деле встреча. Потом, я не готова и устала, строчила материал полночи.
— Лиз, ты сошла с ума?
— Я не сошла с ума.
— Бернаро — самый интересный мужчина во всем Городе, к тому же не женат.
Я вздохнула и села напротив:
— Вот именно поэтому встречаться с ним не следует.
— Да, в общем, ты права, нам только магов не хватало. Слушай, а он действительно похож на Копперфильда, или так делают специально на афишах?
— Действительно. Но выглядит моложе. Ему чуть-чуть за сорок или меньше.
— Зачем звонит?
— Не знаю. Говорит, что дело.
Кивнув, Жанка застучала по клавиатуре и вскоре зачитала справку из всеведущего Интернета:
— «Бернаро Артур Мстиславович. Родился в городе Владивостоке в 1960 году в семье инженеров-строителей. Окончил эстрадный факультет ГИТИСа. Народный артист России. Лауреат международного конкурса иллюзионистов в Варне… Лауреат Всемирного конкурса иллюзионистов в Монте-Карло. Лауреат того, лауреат сего. Так, это пропустим. Чемпион магии Всемирного форума магов в Токио и так далее, и так далее. Разведен. Имеет дочь Сирену.
— И тучу бывших жен.
— Да, нет, жена одна как будто, — возразила Жанка. — Но все равно: артист, среда, ты это не потянешь. И Сирана эта нам ни к чему. Хм, это надо же — Сирена! Какой вкус-то надо иметь! И что у вас?
— Жан, ну с чего ты взяла? Обычный деловой звонок.
— А с того, что Бернаро — твой тип: высокий, спортивный. Как ни странно, и книжки читает, и ставит правильные ударения в словах. Я сама в него чуть не влюбилась. Когда он снялся в «Колдуне».
— Он что, снимается в кино?
— Ты что, не помнишь? Сто лет назад. Этот «Колдун» шел по всей стране. Какой-то очень странный фильм, где он просто присутствовал в кадре. И хорош же был, однако. А больше не снимался.
